гнездо молока

веется изморозь дней.
горло забыто в трескотне событий,
вочеловечение пускает ростки,
погребая себя навсегда.
из сыпи варится гнездо,
из молока добывается
голод.

в роже тихо варится нечистоплотная
ванная, закупоривающая десны
городов.
спускается наша дешевая болотность,
погрязая в движениях пера.

стелется значение дождя,
приспосабливаясь к искрам
тьмы, к долгожданным уверткам
вопросительных незнакомцев.

вваливается утварь наперстка,
высиживается монетная
квартирка самоанализа.
в сменных отделах кричат
часовые принадлежности,
из скоростей созидается
гнездо поношения.
реет дико сталь губ,
возглас чресл.

в танковых спиртах
скучивается правдоподобие
флага. ручная потеха скользит
по одиночеству, вынашивает
работу камня, трезвонящую
грелками стрел и зубов.

смирно качается урод
манежа, тускло светится
прибыль портвейна.
окурок савана забыт навсегда,
и причинность свалившимися перчатками
обугливает скалистую вешалку
эндорфинов.

просится навзрыд ископаемая
платформа, и гильза растет
причитанием ноги,
отсечением шепота.

свиристель губит кислород
кровосмешения,
губы плачут манекенами
парникового эффекта.

стучит посмертно прощальная
набедренная аудитория,
мерещится скотообразно
главная писанина финалгона.

в руке вздох, в руке смерть,
пошлая попрошайка
междоусобицы.
линяет дача мерина,
пригвоздилась мебель остановки.