Баргест

Ну так вот, о собаках.

Собака – друг человека.
Её можно запросто съесть на каком-то деле,
и на самом деле съесть [вставить шуточку о корейцах].

Собаки бывают охотничьи,
ездовые, сторожевые,
а ещё пастушьи и комнатные,
и даже ссутулые.

Но всё же в гнилых болотах,
цветущих зелёными огоньками
в глубоких и мрачных чащах,
а так же в полночь на перекрёстках
ходят другие собаки,
древние, словно время,
или, скорей, человеческое понимание
феномена времени.

Скрёб-скрёб.
Шурх-шурх.
Это чёрный пёс за тобой пришёл.
Не смотри.
А иначе тебя заметит.

Именно так размышляет студент,
лежащий с товарищами в палатке.
Столько всего было выпито,
только никак не спится.

Тёмный лес поднимается
сосново-осиновым частоколом.
Где-то скрипит засохшая ветка
настырно и заунывно.

Это всё глупость.
Собак-то он не боится.
У него самого в детстве пёс был -
лопоухий кокер,
ни капельки не ссутулый.
У его бывшей, Леночки,
до сих пор живёт хаски по кличке Найда.
Ну и дура.
Леночка.
Не собака.

Скрёб-скрёб.
Шурх-шурх.
Это когти цепляются за подлесок.
Это дыры карминовых глаз порождают пламя.
Это пёс за тобой пришёл.
Не прячься.
Прятаться слишком поздно.

Проворочавшись с полчаса
студент выбирается из палатки.
У него ладони влажные,
хотя ночь не то что бы слишком тёплая.

А вокруг него – густая тьма,
такая, что можно её есть ложкой.
Даже угли от костра не тлеют.
А вдали что-то стонет,
настырно и заунывно,
завывает.
Наверно, сухая ветка.

Это глупо боятся собаки,
тем паче, несуществующей.
Можно даже сказать, а чего боятся,
ведь в каждом живёт собака.
У кого-то мастиф, у кого-то гончая,
у кого-то...

Скрёб-скрёб.
Кап-кап.
Это влага болот стекает
с чёрной-пречёрной шерсти,
это кровь стекает
с чёрной-пречёрной морды,
это пёс подобрался к тебе вплотную.

Да какие собаки?
Тут водятся зайцы с белками,
а из прочих животных – туристы,
что оставляют мусор.
У лесничего, вроде, была собака.
Студент её видел мельком.
Здоровенный кавказец,
похожий на нечёсанного медведя.
Молчаливый пёс,
серьёзный, спокойный,
как и его хозяин.
И ни одного чёрного пятнышка
на грязно-белой шерсти...

Скрёб-скрёб.
Цок-цок.
Это когти клацают по стволам
поваленного сухостоя.
Это мёртвое нечто надвигается
из болота.

Нет же, нет же, всё это тупо.
Этот мир нормальный, в нём нет никаких чудовищ.
Есть Серёга,
сопящий в палатке,
Мишаня, запутавшийся в спальнике,
да так и уснувший.
Вон машина стоит.

Здесь нет никаких чудовищ.

Скрёб-скрёб.
Кап-кап.
Шурх-шурх.

И студент берёт топор,
оставленный снаружи,
что было неосмотрительно,
достаёт из кармана самсунг,
и подсвечивая экраном,
двигается в лес,
не решаясь будить товарищей.

(Посмеются ещё,
окрестят той самой ссутулой псиной).

Но ему надо убедиться,
что это листья шуршали прошлогодние,
что скрипела сухая ветка,
что капала смола,
а цокало...

что там цокало?

И когда свет касается колючих веток
одинокого куста малины,
неизвестно, как и зачем проросшего,
студент отчаянно хочет крикнуть,
хотя для криков совсем нет повода.
Но из глотки вырывается стон,
вырывается сдавленный хрип,
похожий на тихий рык
собаки.

Скрёб-скрёб.
Кап-кап.
Шурх-шурх.
Это пёс за тобой явился.
Посмотри в глаза его.
Посмотри на оскал его.
Бежать всё равно уже больше некуда.

А потом студент отключается -
так просто, от ужаса.
Но не падает, и топор, конечно, не выпускает,
а оскалившись, низко рыча, идёт к палаткам.
В этом идиотском теле со смешными зубами
без топора псу с добычей никак справится.
*
В каждом псе живёт человек,
потому что собака – друг человека.
Собаки бывают охотничьи, ездовые.
Собаку можно съесть на каком-то деле.
А ещё есть собаки, что могут съесть человека.

А ещё чудовища, конечно же, существуют,
но в данном случае
у чудовища нет отдельного тела
противоестественного и страшного.

Да и вообще, чудовище отлично научно обосновывается
(в этом случае).

Просто диссоциативное расстройство,
впервые себя проявившее.
Просто субличность
чёрная,
клыкастая
и голодная.

В особенности голодная.