Геледа

Огонь танцевал.

Приседал и вертелся волчком, точнее, волчонком, прыгал, резво и беззаботно, ластился к руке и показывал молодые и острые зубы; покусывал кончики пальцев, несильно и даже несколько шаловливо, повизгивал, отскакивал от веток и убегал за углями. Он казался ручным и домашним, но она знала, насколько это впечатление обманчиво и как в течении доли секунд из волчонка рождается исполинских размеров свирепый вовкулака, беспощадный и постоянно голодный, поглощающий все на своем пути.

Геледа сидела лицом к костру, контролируя каждое его движение, каждую его мышцу и каждое потягивание. Огонь отражался в ее зрачках, а сам смотрел, не отрываясь, на округлое лицо, красивое своей зрелостью, ночными дежурствами, словами утешения, которые она мысленно говорила каждому, кто попадал в ее руки. Смотрел на серые, как сумерки на полярном круге, глаза, которые вспыхивали огнями, когда она смеялась или сердилась. Только сейчас они казались сухими и сдутыми. Геледа на мгновение прикрывала глаза и оказывалась в знакомой районной больнице, на своем первом дежурстве, в ту ночь, когда она впервые засомневалась, что выбрала правильную для себя профессию.

…их привезли всех сразу, всех пятерых. Рванул газовый баллон, а семья, наверное, ужинала или играла в домино за кухонным столом. От взрыва домик сложился, как карточный, а огонь постарался собрать максимум жуткого урожая. Пока соседи вызвали скорую и пожарных, пока довезли в райцентр, было почти поздно. И хорошо еще, что Иван Евдокимович, её учитель, один из талантливейших хирургов страны  и лучший рассказчик пошляцких шуток, еще не ушел домой, задержался, хотя последние две недели сразу убегал с работы нянчить только что родившуюся внучку.

В больнице всё двигалось и суетилось. Геледу волновал только один вопрос, кого завезут в операционную первым. Операционная одна, и хирургов только два с половиной, Евдокимович, Олег и она. «Соберись, нашла время мечтать!» – толчок в плечо вернул её в реальность.

Все пятеро были живы, когда их привезли. Мама троих ребятишек вдохнула в последний раз, когда машина скорой влетела во двор больницы, а первые выскочившие доктора уже открывали дверцы машины. Вдохнула и больше не смогла выдохнуть. Девчушку, вернее, то, что от нее осталось, успели донести до коридора больницы, а мальчишек тут же повезли к Олегу на перевязки и капельницы. Отцу семейства оторвало ступню и кисть, ожогов на нем почти не было, и Евдокимович уже читал свою традиционную молитву перед делом. «Готова?» – спросил глазами? Геледа не знала, но не было времени выяснять.

«Я тебе всегда говорил и буду говорить, что у тебя чуйка, дочка. Тело человека для тебя, как инструмент, а наладчик ты прекрасный! Вытянули мы его благодаря тебе!» Геледу трясло и слова старого хирурга, хоть и остались в ее ушах навсегда, тогда ни чуточки её не успокоили. Она всегда видела шире и глубже, чем все врачи, которые ей встречались. И во время той первой операции она тоже видела больше всех, даже больше Ивана Евдокимовича. И от этого было еще больнее. Потому что, независимо ни от чего, спасти больше жизней, чем положено, не получалось.

«Зря вы меня вытащили. Вы дали мне пустую жизнь.» Так сказал ей отец сгоревшего семейства. Никто не выжил, у одного сына было слабое сердце и оно не выдержало, а второй умер от болевого шока. А сам мужчина покончил  с собой, как только смог выйти из больницы. Геледа знала это с той минуты, когда он сказал ей эти слова. Как знала и то, что переубедить его ей не под силу.