Он ранен печалью... Памяти Леонида Фролова
Светлой памяти нежного друга,
любящего и любимого, Ленечки Фролова.
Ах, что за лето было сказочное!
Меня неожиданно пригласили выступить на Пушкинском празднике в Берново.
Село это, большое и красивое, раскинулось на заросших берегах загадочной речки Тьмы, то тихой, то бурлящей не сразу заметным водопадом, с красивейшим храмом на берегу, стройным, величественным, радующим глаз солнечным желтым цветом стен и яркими синими куполами. А какая беседка из старинной белой сирени в церковном саду на высоком берегу Тьмы! И каждый шаг напоминает о том, что здесь когда-то любил бродить Пушкин, а на горе в роскошном парке притаилась барская усадьба, "дворянское гнездо" помещиков Вульфов, прекрасный дом с колоннами, старинный парк и пруд у дома... Закроешь глаза и видишь прогуливающегося Александра Сергеевича, обдумывающего свои нетленные строки...
Я не в первый раз ехала в Берново. В храме здесь служил мой старинный друг, иерей Владимир Большаков, бывший спецназовец. Не раз я ездила к нему, гостевала в превосходном доме притча при храме, мне даже была выделена келья, где я ночами писала стихи и слушала музыку звезд над храмом, а может быть, это речка Тьма напевала мне что-то в тишине? Все было мне здесь знакомо. Но теперь я ехала на Пушкинский праздник, это было совсем другое дело.
Пригласил меня один из организаторов поэтического нашего собрания, врач из Твери, поэт и красавец Максим Страхов, и две блистательные дамы, яркая поэтесса из Берново Валентина Громова ( тогда она была главой администрации Берново, а ныне является директором музея ) и сногсшибательная поэтесса из Старицы Надежда Веселова.
Эта удивительная троица еще и поражала воображение своими костюмами Пушкинских времен... Яркие и красивые, они вели нашу встречу. Мне дали слово, я говорила и о России, и о Болгарии, о монастырях и домах престарелых, о стихах о Пушкине моего друга из Канады Аркадия Белкина, эмоции переполняли меня, и я говорила обо всем и сразу. После оваций и улыбок я оказалась рядом с мужчиной, который, не церемонясь, сразу обратился ко мне на "ты", естественно и восторженно.
И я понимала, что ему мои стихи понравились, и радостно улыбалась ему в ответ.
А он заявил, что видел, что я на машине приехала, а он заинтересовался храмом, в котором, по моим словам, бывал Пушкин, и где он пока не был. Вот такая незадача. Пушкин был, а Лёня не был...И я поняла, что эта зародившаяся дружба - на всю жизнь. И вот я уже везу его в храм, а потом веду в дом, где Антонина, келейница отца Владимира, уже наготовила вкусностей к моему приезду, а батюшка трапезу благословил,и уже Лёня что-то уверенно ему доказывал, а я притащила пару батюшкиных кошек и подкармливала их под столом, а Леня дивился, почему мы суп из больших чашек прозрачного коричневого стекла едим, рассказывал, что в храмы редко ходит, а отец Владимир ворчал и требовал наутро не на "сборище" идти, а на службу, тем временем Лёня уже завладел одной из кошек и пошел вместе с батюшкой и кошкой к речке на рыбок любоваться, а мы с Тоней выдохнули радостно, и она спросила, почему Лёня без жены здесь, и почему я их раньше не привозила. И время на миг остановилось. И впрямь, почему я их раньше не привозила??? Уже мне казалось, что я знаю Лёню как минимум сто лет. Уже он собирается с батюшкой и со мной ехать в подопечный дом престарелых.Уже он рассказывает, что работал в детском доме, а мы ему рассказываем про ежегодный Крестный ход в Нилову Пустынь, на Селигер, он уже и туда с нами мечтает поехать. И ни на секунду мы не расставались эти двое сказочных суток в Берново, разве что на сон прощались, я его в берновскую школу отвозила, где вся поэтическая братия ночевала, вернее, играла на гитарах и пела, а сама уезжала в охотничий домик, а утром мы и на службу попали, и в музее выступали, и я рассказывала о цикле стихов, посвященных холокосту, ему очень понравилось моё стихотворение "Наша старенькая Фира Моисеевна" .
Сказал, что тоже любит интересные московские переулки и дома с удивительными квартирами, в которых обитают такие старенькие женщины, добрые и светлые, хранящие своих слоников и салфеточки, у них обязательно припасена баночка вкуснейшего варенья для неожиданных гостей...
Лёню закрутили хлопоты и заботы, он не сумел тогда вырваться на Крестный ход, и встречались мы позднее уже в Москве, вместе выступали, всегда были рады друг другу, каждая встреча была для нас праздником.
Мы оба подготовили свои стихи для публикации в альманахе " Талисман ", Лёня уже очень плохо себя чувствовал, и вскоре его не стало...
Молодой, яркий, красивый...и его нет с нами...
Уже не вернуться мне с Лёнечкой Фроловым в липовые аллеи старинного берновского парка, не услышать его рассказ о Парнасе и Зверинце, о том, что Пушкина в этой усадьбе принимали Иван Иванович Вульф и его супруга Надежда Гавриловна, вновь послушать его восторженные рассказы о Малинниках и об Анне Керн.
Всё это осталось вместе с Леней в моем сердце.
Я была в Тверской области летом 2019 года, когда о его смерти мне сообщила Татьяна Головко, незрячая поэтесса из Белгородской области, которую Леонид трогательно опекал.
Вместе с ней мы плакали навзрыд, прощаясь во время телефонного разговора с тем, кто нам обеим стал родным и близким.
Осенью я держала в руках альманах " Талисман ". Открыв Лёнину страницу, я увидела стихотворение " Мои раритетные бабульки ". И вспомнила его рассказ о московских старушках, проживающих в старинных квартирках в домах, прячущихся в знаменитых московских переулках. На этот раз таким переулком был Сивцев Вражек. Я читала и рыдала навзрыд. Я наконец осознала, что его уже нет с нами...
Он был ранен печалью и он ушел...
Ольга Мальцева-Арзиани
***
Мои раритетные бабульки
Леонид Фролов
http://stihi.ru/2018/03/16/8792
*
Парады древних безделушек
Шагают в выдуманном мире
По воле выцветших старушек,
Живущих в маленькой квартире.
А за окошком Сивцев Вражек.
Он, влившись в уличный поток,
Зажал среди многоэтажек
Забытый всеми флигелёк.
Убранство комнаток - ветшайшее,
Но что ни вещь - то раритет...
Прабабушки мои тишайшие,
Обеим в сумме двести лет.
Зимой и летом носят валенки.
На жизнь глядят через окно.
Для них я неизменно маленький,
Хотя большой уже давно.
Ах, как они гостеприимны,
Какой уют царит у них!
Как трогательно и наивно
Толкуют мне о снах своих.
Герань в горшках на подоконнике;
И словно выбраны по мерке,
Застыли мраморные слоники
На шаткой ветхой этажерке.
Перед печальным Арлекино
Созвучная ему душа:
Фарфоровая балерина
Парит в высоком па де ша.
На вековом комоде - с края,
Подсвечник со свечой стоит.
И колокольчик, дар Валдая,
Вот-вот призывно зазвенит.
Хозяйками давно пригрет
Взмыл ангелочек символический.
А рядом с ним полсотни лет
Кот проживает керамический.
Мужей портреты на стене
Заметно пожелтевшие.
Покой нашли здесь в тишине
Безвременно ушедшие.
Струну печали горько троньте,
Лампадка день и ночь горит:
Один из них погиб на фронте,
Другой на Колыме убит.
Бабулек память плачет эхом,
Нет мерки горестям таким.
И пропадали вместе с веком,
И вместе радовались с ним.
Судьба порой противоречит:
То бьёт, то лицемерно гладит.
Не лечит время, ох, не лечит,
Но надо жить - живущих ради.
Бабульками я привечаем,
Зовут к столу, садимся рядом.
И угощают чёрным чаем
Вприкуску с белым рафинадом.
Домашней выпечки печенье -
О, сладость упоительная!
В хрустальной вазочке варенье -
Такое соблазнительное!
Стол этот добротой богат,
Душевною, чаруемой.
Над угощеньем аромат
Плывёт неописуемый.
Засиживаемся допоздна.
В окошко месяц просится.
Моим бабулькам не до сна,
Наговориться хочется.
Мне интересно. Без обману.
Но всё же нам пора проститься.
Бабульки мне суют в карманы
Свои нехитрые гостинцы.
Растроган, оглушён, притих...
Я слезы тщательно скрываю,
Поочерёдно обнимаю
Моих бабулек дорогих.
Они твердят, что будут ждать.
Пылают у бабулек лица.
Конечно, я приду опять,
Нам есть о чём потолковать...
Здесь сердца моего частица.
*
МОЇ РАРИТЕТНІ БАБУЛЬКИ
(вільний переклад П.Голубкова)
Парад дрібничок днів минувших
Крокує «у прямім ефірі»
З волі бабусь цих «невмирущих»
У їх малесенькій квартирі.
А за віконцем Сівцев Вражек,
Влившийся в вуличний струмок,
Між хмарочосів там поважних
Забутий Богом флігельок.
Кімнат оздоблення - найстарше,
Та що ні річ - то раритет...
Мої бабусі дві тишайші,
Обом у сумі – двісті «ледь».
Весь рік у валянках старенькі,
Світ бачуть тільки крізь вікно.
Для них - незмінно я маленький,
Хоча великий вже давно.
Ах, Боже, як вони гостинні,
Який тут затишок у них!
А якк зворушливо й наївно
Тлумачать рейд по снах своїх.
Герань на підвіконні вдов’їм;
Й, немов за міркою - та черга
Слоників строєм мармуровим
Поверх старої етажерки.
Перед печальним Арлекіно
Співзвучна клоуну душа:
Фарфорова та балерина
В її високім па де ша.
Там на старім комоді - з краю,
Підсвічник з свічкою стоїть.
Поруч дзвіночок, дар Валдая,
Ось-ось на заклик задзвенить.
Пригрітий ними, одинокий,
Злетів десь янгол символічний.
А поруч з ним - півсотні років
Кіт проживає керамічний.
Бійців портрети на стіні
Помітно вже пожовклі.
Спокій знайшли під час війни,
Давно пішли доволі.
Гірка струна печалі, Онде -
Лампадка день і ніч горить:
Один загинув з них на фронті,
На Колимі був інший вбит.
Чутно бабульок плач тендітних,
Де мірка прикрощам таким?
І бідували зі століттям,
Але й раділи разом з ним.
Доля, буває, суперечить:
То б'є, то лицемірно гладить.
Час - не лікує їх, доречі,
А треба жити - нас заради.
Я від бабульок шану маю,
До столу кличуть, поруч сяду.
І пригощають чорним чаєм
Вприкуску з білим рафінадом.
Домашн печиво - шаленна
Його солодкість неповторна!
У вазі з кришталю варення -
Спокусливе так, безумовно!
Стіл добротою цей багатий -
Чарівною, душевною,
Над частуванням аромати
Пливуть невимовні, шалені, і.
Засиджуємось, як зп’янУ.
В віконце місяць проситься.
Моїм бабулькам не до сну,
Наговоритись хочеться.
Мені цікаво. Та я й знаю:
Їм сумно наодинці.
Бабульки у кишені пхають
Нехитрі ті гостинці.
Зворушений, я геть притих...
Та сльози - приховаю,
Бабусь по черзі обіймаю -
Моїх бабульок дорогих.
Вони чекатимуть, - твердять, .
Палають щоки щастям.
Прийду, - спішу пообіцять,
Нам з ними є про що згадать...
Тут серця мого частка.
----------- ----------- -------------
Свидетельство о публикации №120042001247