Игорю Кулику

Эх, батя, нам ли быть в печали,
Звенеть цепями под оркестр,
Смотреть в неведанные дали
И соблазнять чужих невест?!
И о  похлебке христарадить
Земных царей и гордых слуг,
Мы - нищие на том параде,
Но вдалеке от сытых сук.
Изранено всё в круговерти
И тихий быт, и млечный путь,
Но нам ли помышлять о смерти,
Свечу весною не задуть?!
Мы - диссиденты, этот табор,
Ещё не вымочен в вине,
Все, что не наше - только за борт,
Стихами выжжем всё, что вне..
Ты, как и я, язычник многим,
Но свой собакам дворовым,
И соловью, что пел для Бога,
Сверчкам и русским домовым
Там, где зарюют и гутарят,
Не гонят с базу вольный день,
Ты - всем стихам моим товарищ,
И в душу вхож, как в мой курень.
Я, как и ты, научен болью,
Изнежен древнею тоской,
Но души связаны с раздольем.
И тихой вольною рекой.
И сердце верует свободе,
Как в небо и прощальный стук,
Не знаю, что там на исходе,
Но счастлив тем, что ты мой друг!
И в срез ты любишь эту землю,
Где тихий быт, и млечный путь,
Ах, стихотворный мой подельник,
Свечу весною не задуть.
Эх, батя, нам ли быть в печали?
Тряхнём последний раз гульбой,
Пока далёко до причала,
Есть время сдюжить в миг неволь.
И в нежной ветреной усладе
Утихомирить грозный пыл.
Не нам с тобою христорадить,
Христос давно за всё простил.