Итальянские мотивы

1. Экспозиция

Зажжён, как факел в высоте, —
горящий, или обречённый?
Поэт, до боли вовлечённый,
отверг скитанья в темноте.

2. Прелюдия

Как образ вечности, — пиит,
искатель, одолевший Хронос!
И шепчет незнакомый голос:
«Poeta nascitur non fit».

И этот долг растит поэт,
как города иных столетий,
средь увядающих соцветий
и расцветающих им вслед.

И вид дворцов — одна отрада!
Как знать, из выбранного ряда,
он чудом сможет посетить

прародину поэтов. Или…
Её преемницу в посыле
найти связующую нить.

3. Рим

Воззрел скиталец-пилигрим
Рим Августа и Рим Сеяна.
И попран был пятой тирана.
«Рим настоящий был другим!» —

Сказал он, с верой в идеал.
«Не принципат душа народа,
его безликая свобода —
как кровь, дразнящая металл…»

Мудрец-авгур грозит сердито,
и трепет конского копыта
не пощадит былых основ.

Богиня данности беспечна.
Я пилигрим, я должен вечно
искать осколки дней и снов.

4. Милан

Мой путь теперь лежит в Милан.
На тканях выцветает пурпур.
Гробница племени инсурбов
похожа на цветной курган.

Но связь эпох чарует глаз,
в потоке времени хранимы
агоны, ларвы, нефилимы;
лишь Гений римский напоказ

вершит раздор и сеет смуту,
и скорбь, как встарь, царит повсюду,
благословление вины…

И все вокруг больны истомой,
гордится внеземною дрёмой
железный жрец, герольд войны.

5. Верона

Глядит уверенно Зенон
на детище пластичной музы,
и гибеллинские союзы
стремятся укрепить закон.

И всё ж, Вероной правит страсть,
толпа со звуками рыданий
погрязла в омуте желаний,
и воля — небольшая часть.

Но, верю, что от меры гнусной
народ мелодией искусной
избавит праведный учёт.

Мотив продолжит литургия,
и новоявленный мессия
на Кастельвeккьо снизойдёт.

6. Генуя

Из ряда истинных коммун
главенство Генуи бесспорно,
и, в подтверждение, потворно
лежит окаменевший пун.

И славит миг безмолвный жрец
у колыбели Сан-Лоренцо,
превознесённого младенца
признали тысячи сердец.

И безупречное сиянье
двух колоколен есть слиянье
в таинственный самообман…

Здесь нет ведь места пилигриму?
Вослед Второму серафиму
искрится бронзовый фонтан.

7. Хорал

— Дрожит тревожная рука,
весь мир поя багряной кровью…
— Живёт Италия с любовью,
и, жаль, история горька

её, среди ужасных битв
бывали беды, пораженья,
победы, чества и сомненья…
— Но, вместе с тем, и сласть молитв…

— Царят в сердцах воспоминанья.
— И, как неясные признанья,
они сильны и глубоки.

— На миг представить мир спасённым,
весь мир — священным, обновлённым,
предвечной доле вопреки…

8. Неаполь

И каждый в битве сбросил лук…
Везувий спит, и голос Марса
влечёт бойцов, органум арса —
подводит, замыкает круг.

Уж хватит боли и оков!
Мелькают тени легиона,
ершалаимская корона —
позор для римских городов!

И нужно свергнуть без сомненья
губителя, Царя забвенья,
пока не пробил страшный час.

Когорта выглядит сурово,
и призрачный Кастель-дель-Ово
вновь осаждён. В который раз…

9. Болонья

Поток амбиций — в благодать.
Валерий Флакк возглавил лигу,
и очевидную интригу
не смог Фламиний разгадать.

И ложь росла, обман крепчал.
Гулял по улице унылой
один тиран со страшной силой,
как неприкаянный Тантал.

Всё блещет статуя Нептуна,
и только мрачная трибуна
влечёт немолкнущих цикад.

И жрец у башни Азинелли
мечтает об ином разделе,
среди великих колоннад…

10. Равенна

Воспрял Равеннский экзархат.
«Канон превыше царской власти!» —
И это правило, отчасти,
здесь обезличило Сенат.

В надежде отыскать исход,
не дорожа небес эфиром,
экзарх намерен править миром
(но он поддержки не найдёт).

И, сквозь года, поэт-изгнанник,
как выгорающий посланник,
сам покорит весь мир пером.

О, Данте, всемогущий рок
сломить тебя, твой дух — не смог!
— Немного выгоды в земном?..

11. Интерлюдия

Душа поэта, сумрак твой
хранится в тёмных украшеньях,
и в беспрестанных искушеньях
он разгорается звездой.

Минута жизни — дар огня,
и пламя вечно просит дани,
как волны в бурном океане, —
желая слиться с ликом дня.

Одно мгновение к восторгу.
Частично, эту отговорку,
без слов, — поэзия — хранит…

И раскрывается нежданно,
как кровоточащая рана,
одолевая свой лимит.

12. Венеция

На голос ветра я иду, —
край горизонта. Кампанила
блестит, как вечное светило,
но остаётся на виду.

Вскипел безбрежный океан!
Есть жизнь во власти раздвоенья,
когда томят ещё виденья,
как разъярённый ураган.

По указанию предвестниц
из океана вышел месяц,
оставив прежнюю тюрьму.

Всего лишь краткая ремарка.
И кто-то вслух читает Марка:
занятье, чтоб развеять тьму…

13. Флоренция

Стиха нетленный уголёк
пробудит дремлющие чувства
в столице нового искусства.
Знай, муза, этой силой строк

я пригвождён, лоза — к виску,
наследье странного азарта.
Андреа, Джотто, Леонардо —
творцы, познавшие тоску

(чья власть над миром безупречна),
творцы, сумевшие навечно
преобразить столетий дух.

Ценитель мод в густом плюмаже
сам суть эстетики покажет
и разъяснит, прилюдно, вслух.

14. Кальяри

На берегу уже Менас,
жив отлетевший о страданьи,
в лазурно-красном одеяньи.
И устрашающий анфас

обязан видеть Секст Помпей,
все ухищрения напрасны,
быстры, в сомнении прекрасны
бойцы зари — в кругу теней.

Но спят слепые хризалиды,
им снятся узники и плиты,
а Кар Ваалис — в полумгле.

Один из пленников не смеет
предать своих, он честно верит:
судьба — у Парок на игле.

15. Сиракузы

Довольно странствий! Этот путь
окончен будет в Сиракузах,
ни слова более о музах,
поскольку тяжелеет грудь,

и Парки прекращают прясть.
Веретено кладёт Децина,
и Нона в муках, — середина
не оборвётся ныне всласть,

как было в древности, однажды.
Кудель тонка, а Морта жаждет…
— Увидеть сон твой, пилигрим. —

И эта вкрадчивость волнует,
но дума прежняя — чарует:
настанет час, вернуться в Рим…

16. Постлюдия

И что мне стылый Аквилон?
Я не могу принять серьёзно.
Ведь только Рима облик звёздный
вновь пресыщает мой эон,

вновь умаляет быстроту,
с которой мчится сонм бездольный,
и меди возглас колокольный
преображается в мечту.

Перо всё легче, и движенье
уже приносит наслажденье,
как отступающая мгла.

Италия в ночи безбрежной,
как дева, кажется мне нежной,
как искра юности — мила.

17. Эпилог I (триолет)

Моя Италия — строфа
из вековечного куплета,
без порицанья и навета.
Моя Италия — строфа,
где очертанья силуэта —
граница образа и света.
Моя Италия — строфа
из вековечного куплета.

18. Эпилог II (триптих)

И если долг поэта — стих,
ему Италия — в награду,
и лучше не найти других.

Одним сравненьем не воспеть,
ведь слог тогда уйдёт в кантату,
с глубинной робостью — на треть.

Двенадцать — замысел таков.
Но, муза, не сули расплату, —
всего двенадцать городов.

Гончаров А.С.
2020