Сказки Мергеля 50 ст 2020

1. Миф. Древний Египет. Тут

Задолго до прихода в мир Христа
В Египте почитали птицу ибис.
И, к слову, ибис Ною показал места
При спуске с Арарата вниз.

В Египте птица стала богом Тутом*
И богом мудрости, Луны, библиотек,
Календаря, владыкой времени и суток,
Равно, как Хех**.

Его считали египтяне богом Слова,
"В речах Могущественным" именовали,
От слов он к делу был всегда готовый,
И гады в страхе от него бежали***.

Тут протоколы вёл в суде
             в подземном мире,
И зачастую был сильнее Ра,
Хотя считался лишь его визирем.
Но как Писцу Маата воздана ему хвала.

С короной Севера и Юга
      он возводил на царство фараонов,
Благословляя анхом как крестом,
И благодарные цари на троне
Ему рабов дарили в храмы прямиком.

Для греков Тут был богом красноречия Гермесом,
Учившим также греков торговать.
За лёгкость, скорость (независимо от веса)
И Рим Меркурия**** стал почитать.

Как прорицатель, летописец и знаток,
Он признан у алхимиков создателем,
Его таланты — толк и торг —
Он, как дары, слал почитателям.
 
        ХХХ

Каким бы именем сей бог на назывался,
Сперва владыкой правды почитался.
Вот даже древние по правде жили
И нам заветы эти сохранили.


* есть и другие транслитерации
** ещё один из богов времени Древнего Египта
*** одним из талантов бога Тута (Тота) было избавление населения от змей
**** римляне почитали бога Тута под именем Меркурия

2. Легенда. Древняя Греция. Еврипил

Ветра собрали звуки в струны,
Поют под перебор певцов,
Что знают нотный стан, как руны
Давно ушедших вглубь веков.

Родился принц в Фессалии,
Четы царя он Эвемона с Опой сын;
Мы времена те с вами не застали,
А он реально сорок нефов* в бой водил.

Владел оружием прекрасно,
Герой в Троянской он войне,
Один из "женихов" Елены, страстный;
И, кстати, сиживал в коне.

Парисом ранен, но спасён Патроклом
И, как герой, трофеи получил.
Ларец-сундук, однако, был заворожённый, —
Кассандра нашептала, чтоб герой лишился сил.

Открыв сундук, увидев Диониса,
Герой при виде бога обезумел.
Ведь не открыты людям лица
Богов бессмертных, даже царь подсуден.

Но милость Провиденья
 снизошла
К нему, что маялся с моленьем.
О, до чего душа мала
В сравнении с духом Просветления.

Поехал в Дельфы Еврипил
Спросить оракула судьбу.
И, направление получив,
В Арои (Патры) держит путь.

И что он видит?
Жертвоприношение.
Наказана богиней Артемидой
Комето**, жрица юная её.

Ждёт умерщвления
   с Меланипом вдвоём,
За то, что осквернили храм,
Предавшись там
        любви усладам,
И вот, богиня "балаган"
      подвергла карам.

Принц Еврипил явился в срок,
Нарушив приговор и участь
И пригодился тут сундук,
Ведь Артемиды Дионис покруче.

И принял люд с ним новый культ,
И спасена с любовником Комето,
И честь герою воздают,
И у него болезни нет уж.

       ХХХ

На троне он опять сидит,
И бог к нему благоволит;
А нам с тобой опять урок,
Что Час Судьбы приходит в срок.

* корабль древних греков
** по одним сведениям, жрица Артемиды, по другим, — нимфа.


3. Легенда. Древний Рим. У истоков пунических войн

Среди античных воинов-героев
 знаменит
   отважный благородный сын Анхиса,
О нём Вергилий, гениальнейший пиит,
Поведал в "Энеиде" всё, у нас здесь — лишь абрисы.

Был сыном Афродиты и простого пастуха,
Которого богиня полюбила.
И, не простив избранника и простака,
"Ужасным"* именем сыночка наградила.

Под покровительством богини красоты,
Эней ("Ужасный") вырос благородным,
Пускай и не лишённым простоты;
Но хоть троянец, он был греками прощённым.

Горела Троя, Креуза** погибла,
Отец Анхис был стар и крошкой был сын Юл***,
У эллинов была мощнее сила,
Вот так троянцев дар данайский обманул.

Когда троянцы потерпели пораженье,
То эллины явили милость им.
Покинуть город, было повеленье,
С одним сокровищем своим.

И всё, что можно унести в руках,
Что было ценного и стоило немало,
Несли герои Трои впопыхах,
Не так уж много их в живых осталось.

Но вдруг поверг Эней всех в изумление,
Презрев богатство, злато, прочий скарб,
Отца Анхиса с сыном Юлом — всё согласно разрешенью —
Как дар бесценный, нёс он на своих плечах.

И постыдились эллины, увидев
 Истину и благородство в простаке.
Сказали, чтоб зашёл ещё раз, выйдя,
Теперь уже за ценностями налегке.

И снова поразились духу мужа,
Что бросился святыни выручать.
Богов пенатов, всякий грек им служит,
Но лишь Эней решился в путь их взять.

Раскрыли рты от удивленья греки,
С троянцами тут были наровне,
Никто не знал ещё пути и треки,
Что боги приготовили Энею и родне.

А путь лежал в Италию, в Сицилию
И дальше — в финикийский Карфаген.
В пути застигла мореходов буря сильная,
Но встретила Дидона**** их у строящихся стен.

Тому союзу помогла мать Афродита,
Царица полюбила её сына.
В пещере спрятались, от глаз укрыты,
Такая у любви большая сила.

Но не желал союза их Юпитер-Зевс,
Меркурия отправил он с известием,
Спустился чтоб троянец вдруг с небес,
Оставив в одиночестве невесту.

Покорный, он пустился в путь,
Вошедши на' берег царя латинов,
Так смог возлюбленную обмануть.
Дидона не пережила. — вещает "Энеида".

Меж Карфагеном и потомками Энея
Легли кровавые пунические войны,
И знает лишь морская пена
Все имена бойцов и стойких, и нестойких.

А нам опять с тобой урок.
Молиться, чтобы Бог помог.

* Имя Эней переводится как "ужасный"
** Первая супруга Энея
*** Считается зачинателем всех Юлиев, в т.ч. и Юлия Цезаря, вот почему последний считал себя потомком Венеры/Афродиты.
**** Царица Карфагена


4. Сага древних германцев и скандинавов. Рагнарёк

Известный ритор и историк Тацит
Описывал германские народы,
Коснёмся мы в стихе сем вкратце,
Что знал Корнелий* о соседнем небосводе.

Всего первее — Вотан, или Один,
Германо-скандинавский самый главный бог.
По Тациту, опознан, как Меркурий вроде.
Основано, скорей на том, что психопомп**.

Ведь Одину подвластная — Вальхалла,
Он в мёртвых душах знает толк, как Тут***.
И хоть лишён Меркурия сандалий,
Он также быстр и будущего понимает суть.

Ему сопутствуют два ворона, два волка,
Которых невозможно обмануть.
Два ворона, смотрящих зорко;
Два волка, коих не спугнуть.

Великий воин, страж и вождь Асгарда,
Мудрейший ас и их первоверховный жрец,
Кто ради мудрости лишился глаза,
А ради рун решился девять суток
          Ко древу      пригвождённым повисеть.

Он раздобыл священный мёд поэзии у турсов****,
Летя орлом, принёс его в Асгард.
И скальдов сОздал мёд, что пал из клюва;
Но съевший то, что пало не из клюва, тот — ни скальд, ни бард.

Его супруга — Фригг, она же Фрия.
За ней — любовь, семья, очаг.
Её помощницы — асиньи и богиня Фрейя.
Верховная богиня защищает брак.

Сам Один — не любитель спорить с Фригг,
Хотя имеет на любовь иные взгляды.
В любви он, как и на охоте, дик*****,
Валькириям же не познать любви услады.

Никто не скроется от гнева самодержца,
То молнию метнёт, а то копьё.
Не всем приходится по сердцу
Тяжёлое, коль ты не ас, житьё.

Но знают все, что будет Рагнарёк.
Фенрира****** не напрасно кормит однорукий Тюр.
Две цепи он порвать когда-то смог,
Порвёт и третию.

И сказано, что Вотана проглотит,
Хотя Видар******* ему отмстит.
И чести сына не уронит,
И славу асов сохранит.

      ХХХ

А нам опять с тобой урок,
Держи в узде всё,
               что пустил ты на порог.

* Тацита называли также просто Корнелием или Публием Корнелием
** сопроводитель душ в царство мёртвых
*** египетский бог мудрости, писец в царстве мёртвых, отождествляемый также с Меркурием
**** великаны-соседи асов
***** когда Один мчится со свитой по небу, то источники называют это "дикой охотой"
****** огромный волк-пёс, отождествляемый с Цербером-Кербером
******* бог-ас, сын Одина


5. Легенда Древней Японии. Меч императора

Давным-давно написаны "Кодзики",
В них времена — с неведомою датой,
Прочти, увидишь, кем были владыки
Страны Ямато.

Написано в сих древних
             синтоистских свитках,
Как был рождён бог моря Сусаноо,
Будь осторожен, бог услышит читку,
А непочтительных он унесёт на дно.

Из царства мёртвых бог творенья Идзанаги*
Вернулся в страхе, вспоминая мрак.
Хотел поднять оттуда Идзанами,
Да что-то вдруг пошло не так.

И чтобы продолжать творить,
Он чистою водой омыть
Себя был должен сразу и ожить,
Воскреснуть и детей-богов родить.

И тут при омовеньи глаз
Свидетелем чудес стал враз:
Явилась в мир Аматэрасу**
И Цукиёми вслед с ней сразу.

А далее, когда омыл он нос,
Без расслабления и снов,
Он сына в братья дочерям принёс,
Нарекши имя Сусаноо.

И старшая в награду получила Солнце с Небом,
А младшая — Луну;
Ветра, а также дождь со снегом,
И бури с ураганом  — Сусаноо.

Ему не нравилось такое предложенье,
Стихиями непросто управлять
И, игнорируя отцово повеленье,
Для Аматэрасу он решился мужем стать.

Сначала шло всё хорошо,
Рождались боги из вещей обоих,
Да что-то вновь не так пошло;
Бывает есть ещё мощнее боги. —

И изгнан Сусаноо с небес
За то, что причинил обиды,
И даже Солнца диск исчез***,
Во мраке ничего не видно.

И понял Сусаноо ошибку,
Решился беды искупить,
Пошёл по островам, без крику,
Не зная, как прощенье заслужить.

И так он шёл в сандалии обутый,
Пока не встретил пару стариков. —
Чета Асинадзути с Тэнадзути
Когда-то сильными считалась средь богов.

Но судьбы есть свои и у бессмертных,
Бывает, боги тоже умирают;
И, оказавшись вдруг в когтях у Смерти,
Нежданно, словно Феникс, воскресают.

Узнал от стариков тут Сусаноо,
Что змей-чудовище пожрал их дочерей,
Оставив на закуску лишь одну;
И бог стихий придумал, как её спасти от зверя.

Он повелел им раздобыть сакэ,
Наполнить бочки доверху и у дворца поставить.
Чудовище от этого винца
Уснуло, тут и смог герой его убить да и себя прославить.

В хвосте же змея им был найден меч,
Который примирил сестру и брата.
Аматэрасу призван был сберечь,
А с ней её потомка — Дзимму-императора****.

      ХХХ

Сей миф нам преподнёс урок,
Что в послушанье есть свой толк.
Чужим наградам не завидуй,
Бывает, что заслуги скрыты с виду.

* чета богов-создателей островов
** богиня Солнца
*** легенда гласит, что Аматэрасу скрылась от яростного Сусаноо в пещере
**** первый император Японии

6. Быль. Средневековый Китай. Художник

        I

Святые люди есть во всех религиях,
Ты волен перед Б-гом выбирать,
Пред чьей иконой ставить вазу с лилиями,
Кому воспеть, кому хвалу воздать.

Наш мир един, и Б-г наш Господин,
И ангелы трубят Осанну с Аллилуйя,
Но Вавилон давно распределил
Кому-то — в рай, кому-то — в преисподнюю.

"По вере вашей", — сказано давно.
По вере, — не по знанью или чести.
И в покаянии разбойнику дано
То, что богач хотел купить бы лестью.

Но рай не покупают за гроши.
Туда — по милосердию Отца.
А ты живи, и много не греши,
И не ропщи, что бедам нет конца.

Услады рая — тем, кто путь прошёл;
Кто мир познал от альфы до омеги.
И кто ко Господу с молитвою пришёл,
А прочим — можно ли мечтать о райском бреге?

         II

Многое нам предсказал ещё Моисей,
Он передал народу скрижалей добро;
Но лишь Христос от Его кровавых "Страстей"
Людям простым нёс любовь и тепло.

Войны, болезни и распри несёт Вавилон.
Эта "блудница" порочной любовью живёт.
Плачет Земля, услышь
                её стон,
Нас дух вражды-нелюбви разорвёт.

Неосуждения брата просил Мар Афрем*,
Разные мы, но под небом единым живём.
Воздух, наверное, дан вроде стен,
И о любви все мы песни поём.

       III

Жил в Поднебесной давно император-художник**.
Мир рисовал, по-китайски, животных и птиц, и цветы.
Мир столь прекрасный, мир многоликий и сложный. —
НЕ дали править враги. — Или жезл иль холсты.

Ну, не приучен был Хуэйцзун воевать,
И развалилась от вражьих набегов страна.
Но сохранились холсты, ведь их не отнять,
И Красота, что была Мастером запечатлена.

      XXX

Ты — человек! Природу Земли не губи!
В ней наслажденье, и негу, и радость вдохни!
В ножны вложи свой свирепый и острый кинжал!
И на камзол живописца ты латы смени.


* имя при рождении преподобного Ефрема Сирина
** Хуэйцзун — 8-й Император династии Сун (1082-1135гг.), каллиграф, живописец, поэт, музыкант, основатель первой академии живописи в Китае


7. Легенда. Древняя Персия. Гайомарт

Сияет солнца диск на небосклоне,
Хотя не обжигает, не жара.
Перед Аху'ра-Маздой* Гайомарт** в поклоне
И видит бог сияние его чела.

Недаром впрыснул бог в сыновьи недра
Вселенной свет с живой водой дождя,
И вырос Гайомарт, подобно кедру, —
И даже сам Джамшид*** возлюбленному сыну — не родня.

Был величайшим из царей Джамшид
И научил народ, как строить города;
И каждого в сословие определив,
Для счастья музыку народу дал.

Но грех "Сверкающего"****— в том,
Что возгордился и погиб.
Повержен Зогаком-врагом
Правитель Персии Джамшид.

Ему открыто было всё
В зеркальной чаше*****— семь миров.
Но допустил Джамшид просчёт,
Лишён божественных даров.

А Гайомарт был не таков.
Он дэвов выгнал из страны.
Считался "смертным"****** средь богов,
Но он — в раю, где нету тьмы.

За то, что бога почитал,
За то, что демонов изгнал,
Народу он жилища дал
И шкурой барса утеплял.

Его воспел Омар Хайям,
Почтил его Фирдоуси,
Сам Бируни о нём писал,
Теперь и мы его почтим.

       ХХХ

История даёт урок —
Добро должно венчать итог.
И Справедливость, торжествуя,
Низвергнуть может силу злую.

* верховный бог в иранском пантеоне;
отождествляется с Зевсом
** сын бога Ахура-Мазды, считается отцом иранского народа
*** легендарный правитель страны, основатель её культуры
**** имя Джамшид толкуется двояко: как "правитель" и ещё как "сверкающий"
***** чаша Джамшида иногда трактуется сходной с Граалем
****** имя Гайомарт переводится как
"Жизнь смертная/человеческая"


8. Сказание древних тюрок. Урал-батыр

Тому минуло, может, тысяча веков,
Как появился младший сын у Янбике*.
Охотник Янбирде** бывал суров,
Ведь жизнь — не ноша налегке.

Он львов седлал, собравшись на охоту,
В чём верный сокол помогал.
Но старость отнимала силы что-то
И унывать охотник стал.

Но вот однажды он в силках увидел лебедь,
Не птица то, а девушка была.
Такой красы, что покоряет небо,
При этом ликом дева та была светла.

То не простая дева, дочь великого Самрау**.
Пожаловался старец, одолели беды, —
Пришлась лебёдушка обоим старикам по нраву.

Она поведала, что есть для них лекарство.
Чудесный ключ бессмертия Яншишмы,
Но только он — в далёком царстве.
За ним отправились для стариков сыны.

Шульген, как старший, выбрал путь к Самрау.
Урал — туда, где правил падишах Катил.
Желал Шульген добиться славы,
Урал — прибавить людям сил.

И оседлали оба львов,
И каждый к цели был готов,
И так, покинув отчий кров,
Ища родник страны из снов.

Шульген прибегнул к чёрным силам,
Вражду ко брату поселившим;
И к сослужителям змеиным,
Что злому умыслу учившим.

Урал со злом решил бороться.
Сразился он с быком Катила
Без страха рогом уколоться,
Такая уж в батыре сила.

И бычьи треснули копыта,
Рога погнулись, став кривыми.
И слава с почестью добыта,
Но... вновь поднялись силы злые.

И борется опять брат с братом,
Наслал Шульген большой потоп.
Ведь чувствовал, что виноватый,
Смерть посылая не смириться чтоб.

Спасти от Смерти люд желая,
Урал-батыр ту воду пил,
Змеиным ядом насыщаем,
Он был никем не пощадим.

Нашедший только капли родника бессмертья,
Которые батыр себе оставить мог,
Он всё ж себе оставил смерть,
Излив те капли на природу, слёг.

Красуется теперь цветущий край,
И горы высятся, где пал батыр Урал,
И посещает мир бессмертная Умай****,
Весну для счастия батыр в народ послал.

А нам преподан тут урок:
Ищи добра, лишь в нём есть толк.
С ним обретёшь свой кут***** и благодать,
А мне пора и отдыхать.


* имя первой женщины в тенгриизме (букв."душа")
** первый мужчина, охотник по роду деятельности (букв."давший душу")
*** Верховный бог Самрау/Тенгри
**** Богиня-мать
***** "счастье", "благодать"


9. Былина Великой Степи. Монголия. Бум-Эрдэни

Там, где летом разнотравье
Пышет и пьянит монгола,
Где холмы стоят волнами,
Вздымленными жеребцами горы,
Где пустыни каменисты
И верблюжии колючки,
Рассыпается монистом
Солнце золотое жгу-у-чее;
Где необозрима ширь,
"Бабы" — стражи одиноки;
Как ковыль — живой эфир,
Нисходящий в душу током;

Там, среди загадок древних,
Как шкатулки ювелира,
Черепах гигантских зевы
Дышат тайнами спесиво;
Там дворцы стоят средь храмов,
И, как свечи, субурганы*;
Служат ламы  и шаманы,
А пред храмами - бараны...
Юрты-домики в степи
Перед Буддой многоликим
Распростёрты, как стихи,
Чрез всю ширь Степи Великой.
Там давным-давным-давно
Родился Бум-Эрдэни**,
Бывшем князем и нойоном
Бурган-хана, да и сыном.
Лучший витязь на Алтае,
Знаки святости на ком;
Сам — жемчужина Хангая,
Бодхисаттва дышит в нём;

Повзрослев, пришёл он к старцу
Ак-Сахалу*** и спросил,
Что с ним через годы станется,
И, ответить умолил.
Тот поведал о коне, верном друге, и жене,
Отдавая ему шлем,
Панцирь, плеть — всё в серебре.
Также отдал сагайдак****,
Лук и тридцать белых стрел.
Пусть повержен будет враг!
Ну, и меч не пожалел.


Лезвие — огонь горит,
Сам резьбою он покрыт,
Был дэрбэтским кузнецом отбит,
И врага он поразит.
Дал наказ коня беречь,
Стойким быть перед врагом,
Биться, сокрушать и сечь,
Не щадя его клинком.

Попрощался Эрдэни,
На коня Лыско вскочил,
И поехал он к жене,
О ком старец говорил.

Непростая Солонго,
"Десять тысяч радуг",
Всё вокруг живит, как бог,
Красотою красок.
Но однако ж есть соперник —
Богатырь Хаджир Хара*****, -
Не бывает звёзд без терний,
А соперник, как гора.
Но сначала победить
Им придётся великана;
Страшный девятиголовый лик, -
Таково веленье хана.

У Мангыса пять друзей.
Сколько крови, пота, стрел.
Битва длится девять дней;
Стойки витязи, и змей умел.

Тут заржал Лыско внезапно,
В этот миг раздался гром.
Конь волшебный всю превратность
Осознал при том.
Зашептал он по-ойратски******,
Понял Витязь и Мангыс.
В схватку вовсе не по-братски
Оба бросились вдруг вниз.
Меч сверкал, и Эрдэни
Поразил враз змия.
Солонго пленилась им,
И полюбила.

Змия витязь победил,
И жену себе добыл,
А соперник — теперь брат.
Нынче радуйся, ойрат!

ХХХ

Как обычно, нам урок:
Зло не пустим на порог.
Бейся из последних сил.
Ты ж добра себе просил.

* башенки с захоронениями лам
** букв. "Сто тысяч драгоценностей"
*** букв. "Белая Борода" (ср. тюрк. "аксакал")
**** колчан
***** букв. "Чёрный Гриф"
****** одна из народностей степи


10. Финское сказание. Сампо

         I

Средь всех сказаний, мифов и легенд,
В которых, как и в сказках, мудрость есть,
Всегда к добру ведёт сюжет
И окончанью всех препятствий, зол и бед.

Сегодня перескажем эпос финский,
Что также и карелами почтён.
Рассказ пусть будет не такой уж длинный,
Но опыт предков передан нам в нём.

В краю далёких северных широт,
Где снег пурга метёт в столбы,
Кто свой очаг хранит, не мёрзнет тот
И близких тоже сохранит он от хворьбы.

Давным-давно в местах, где елей пух,
Что связан финками любовно в шапки косами,
Всё тот же пух "вязал" в стихи и плут,
Поэт, даривший нас природы дивной сказами.

А имя менестреля — Вайнемайнен.
Сей бард с богами Севера общался:
Он прославлял их власть над этим краем, —
Народ суровых зим с тем просвещался.

У старика-пиита был дружок-кузнец.
Красавец и силач, знаток огня.
К тому же этот молодец,
Знал, как и бард, понятье "магия".

Рассказывают бабушки, однажды
Попался менестрель в Похелу*.
Здесь не струхнул бы друг его отважный,
Но страшно стало барду Вайнемайнену.

И чтоб Хозяйку мрака поразить
И возвратиться снова в край лесов,
Про друга-кузнеца имел он сообщить,
Что тот всё, что угодно выковать готов.

"Как звать его?" — спросила Дама.
"Да Ильмариненом его зовут!"
"А выковать он сможет Сампо**?"
"Поверьте, может!" — с лёгкостью ответил плут.

И в ту минуту возвратился восвояси.
И в самый раз, ведь озверела вьюга,
И снег, казалось, чёрной краски,
Но дома есть очаг — твоя подруга.

           II

"В такое время всяко лучше дома, —
Так думал одинокий Ильмаринен. —
И страшно быть в пути, без крова, —
Замёрзнешь, совершенно обессилев."

Внезапно он услышал звук шагов
И Деву предстоящую увидел,
И вмиг познал, что есть любовь,
Ведь не было той девушки красивей.

Но в тот же миг исчезла,
Вслед за ней Хозяйка мрака в комнату явилась.
А парень будто провалился в бездну,
И сердце билось, билось, билось.

"Ты всё ли можешь изготовить?
Секрет ли знаешь ты металла?
Для нас с дочуркой Сампо справить?
А там — она твоей женою стала б!"

"Я всё могу. Я знаю силу кузни.
Одно условие могу поставить. —
Весны для жара мне дождаться нужно.
Скую я Сампо, там и свадьбу править."

          III

Вот и весна. И начал таять снег,
Трава уж кое-где позеленела.
Хозяйка выделила десять человек
Для помощи в изготовлении того, что захотела.

Бегут деньки. В Похеле строят кузню,
Что выкует тут Мельницу Фортуны,
Что выполнит живое из иллюзий,
И ни одно желанье не исчезнет втуне.

Вот созданы меха и наковальня,
Очаг не гаснет, молот — как рассвет.
Деньки бегут без сна, ночёвок, спальни,
А Сампо как и не было, так нет.

Но не сдаётся мраку Ильмаринен,
Работников своих освободил.
Позвал ветра на помощь сильные,
В стихиях больше магии и сил.

Вот, наконец, казалось и итог.
И выплыл из огня прекрасный лук.
Из золота он сеет зло вокруг
И лишь для смерти он упруг.

"Ты — злой! — ответствовал кузнец. —
И мне не нужен."
И луку положил конец,
Со злом кузнец не дружен.

И снова в битву, снова в бой,
И травы варит медь.
И неисповедимою тропой
Готовит мастер "снедь".

И выплывает из огня прекрасная ладья.
Сидят на вёслах моряки.
Но цель её — врага разя,
Добра порушить маяки.

Опять не то, опять провал.
Нет сил всё повторить.
И Ильмаринен уж устал,
Но надо жить!

И снова молот он берёт.
И бьёт по наковальне...
И плуг серебряный плывёт,
Само очарованье.

Но цель его — не только жить,
Растить, добро лелеять.
А всё же больше — победить,
И землю навзничь повернуть, а вовсе не засеять.

Провал? — Нет, это новый очерёд.
И ветер пряность трав несёт, весенний гомон птиц.
И выше елей их полёт...
Без сил кузнец пал ниц.

И чудо... выплывает Сампо,
Вся в радуге, жива.
Поднялся Ильмаринен: "Так-то!"
И лишние слова.

"Я выполнил, что обещал," —
Прорёк кузнец.
Хозяйке мрака показал.
"Пусть мелёт, молодец!"

Наполнила мукой дворец,
Амбары все полны.
"Да прекрати ты, наконец,
Муки у нас холмы!"

И Сампо спрятали от глаз.
И мощных стен гранит,
Как замурованный алмаз,
Он Сампо сохранит.

      IV

Уныл однако же кузнец,
И ясен уж обман.
Для счастья с Девой не жилец,
Ведь мрак — не явь, туман.

Не хочет Дева покидать
Похелу, царство льдов.
Но некогда тут горевать,
До дома путь готов.

Несётся по морю ладья,
Всего один седок.
Хоть ты один, но ждут друзья
И родины глоток.

И, ну, давай, его встречать,
И песни петь, и славить.
И добрый малый — их прощать,
Добро в сем мире править.

* Царство мрака  (также транслитерируется как Похайола, и т.п.)
** Мельница Судьбы, исполнительница заветных желаний


11. Легенда индейцев цуни. Койот и чёрные дрозды

Давным-давно, когда ещё индейцы
Совсем не знали ига резерваций,
И мирно поклонялись лунам-солнцам,
Не для туристов исполняя танцы;
И знали языки зверей и птиц,
Деревьев и иных растений леса,
Ещё не видев белых лиц,
К стеклянным бусам не имея интереса;
Стараясь жить в гармонии с природой,
Они её в легендах воспевали,
И поколенья год от года
Так мир, и лес, и горы, и пустыни познавали.

   ХХХ

Настала осень, время улетать.
Вожак, сам Чёрный Дрозд, собрал перед отлётом стаю
Земле родной хвалу воздать,
Устроить праздник, вроде фестиваля.

Ну, что же, пёрышки почистив,
Устроили дрозды концерт.
И хор их громкий, искренний и чистый,
И танцы — всем видать окрест.

Поют-поют и ввысь летят,
КружАт-кружАт и снова вниз;
Купаться в озере хотят,
И снова ввысь.

И видел этот фестиваль койот,
Завистливо глядя голодным волком.
"Как жаль, что я — койот, не дрозд!
Всегда в семье, и сыты, и болтают без умолку!

— Как я хотел бы с вами полетать! —
Намёком попросил он вожака.
— Так что ж, давай тогда решать,
А то ведь скоро улетим мы на юга.

— Да хоть сейчас, вот только крыльев нет.
— Ребята! Сбросимся койоту по перу.
Пускай в истории оставит след.
Койот как Чёрный Дрозд, летящий на ветру.

И скинулись дрозды, да штука в том,
Что выдернули перья каждый сбоку.
Взлетел койот, но всё-таки при сём
Клонился набок, словно птенчик на уроке.

Стал падать и на помощь звать,
Дрозды тотчас уже к нему летели,
Чтоб поддержать
И чтоб на землю мягко сели.

— Проблема, видимо, —
Плохое оперенье.
Поможем вновь ему, дрозды. —
Вновь сбросились ему на удивленье,
Уроки истины просты.

И снова вместе с ним в полёт.
Какой прекрасный небосвод!
"Как я велик!" — решил койот,
Да стая дальше ввысь зовёт.

А он, уставши, только вниз.
Держись, койот, держись, держись!
Но о скалу, как о карниз
Ударился, вдруг опершись.

А птиц не видно — унеслись.
Для них — небесная дорога.
Так высоко вдруг вознеслись,
Что выше гор отрогов.

    ХХХ

Койот с тех пор умнее стал,
Прыжок на землю мягок.
Ведь всё же с птицами летал,
А их полёт не сладок.

прим. авт. —
цуни/зуни - племя в штатах Нью-Мексико, Аризона; язык племени — изолят, не схож ни с одним из языков индейцев



12. Индийская басня. Старая Слониха и Будда

Сия история правдива, я не вру.
И, слушатель, пускай я — не индус,
Я пред Ганешою* склонюсь,
Ведь он-то знает, что слонов люблю.

       ХХХ

Когда на Будду просветленье снизошло,
Наукой поделился он с учениками,
А позже в мир, как нигилист, пошёл,
Врачуя смертных, знатных и простых, людские раны.

И так стал местного раджи визирем,
По-нашему, как нынешний Мишустин;
И управлял людьми и царством с миром,
Не задевая за больные чувства.

Раджа всегда его советы слушал,
Да как и не послушать Мудреца.
И был как кшатрий он разумным мужем,
А Будду почитал как за отца.

      ХХХ

Была любимая слониха у раджи,
Которому безропотно служила,
И отдых свой в итоге заслужив.
И свита в джунгли на покой её препроводила.

Защитницею в царстве всех она была,
Посланницей раджи в иные страны.
Но старость к ней со временем пришла,
Паслась на воле, пережёвывая травы.

    ХХХ

Но вот однажды при строительстве дворца
Раджа хотел поторопить рабочих.
— Позвать Слониху! Не видать конца
Работам, а дворец мне нужен к сроку.

Слониха, услыхав, взмолилась Мудрецу:
"Мой бог! По триста милль на дню
Я совершала, как курьер раджи дорогой;
В сраженьях мне, как главному бойцу,
Идти приказывали в авангарде строго.

Враги бежали, лишь меня заметив,
Боясь, что затопчу ногами.
И есть ли правда в этом свете,
Что старую, без сил, меня в рабы призвали?"

Ей Будда обещал помочь.
Назавтра он явился пред раджой.
— Царь!
— Давай, брат, покороче!
— Сегодня вспомнил о Слонихе той,

Что славою покрыла царство наше,
Которой дух врагам был жутко страшен,
Которая, как вол на пашне, пашет,
И ты забыл её заслуги даже.

Царь посрамлён и говорит, стыдясь:
— Да, нынче — на строительстве дворца.
— Неужто ты месить её заставил грязь?
Ведь ей обязан честью своего венца.

Служители и воины-князья,
Все согласились с доводами Будды.
Наград заслуженных у стариков отнять нельзя,
Дались им потом-кровью трудовые будни.

И согласился царь, Слониху отпустил.
Никто не знает, сколько ей осталось.
И стал он к ветеранам мил,
А Богу Нашему всецело благодарность.

* один из главных богов индуизма, с головой слона


13. Старая узбекская сказка. Бедняк и аист (по мотивам сказки "Три арбузных семечка")

Давным-давно, когда не знаю сам,
Когда земля делилась на полоски,
То лучшие куски забрал недобрый хан
С эмирами, а худшие — крестьяне, как обноски.

Однажды по весне бедняк пахал полоску,
В поту, вздыхая очень тяжело.
Оброки велики, и сроки жёстки,
Да вдруг увидел аиста со сломанным крылом.

И раненную птицу пожалев,
Принёс домой и стал её лечить,
Деля с ней скудный чёрствый хлеб,
Перевязавши рану осторожно, чтоб не бередить.

И птица потихонечку поправилась,
И улетела, вставши на крыло.
Крестьянину тот аист так понравился,
Что в добрый путь благословил его.

Чрез год, опять весной, при пахоте земли,
Увидел в небе друга он, кружившим над полоской.
Три семечка арбузных с высоты
Упали прямо на бороздку.

Бедняк засеял поле и ходил* за ним,
И выросли три чудные арбуза.
"Такие мы с семьёю не съедим." —
Позвал кишлак наесться чтоб от пуза.

Все за столом. Он нож хотел воткнуть,
Но не втыкается, настолько плод упругий.
Второй и третий...Что за чудо тут?
Удар ещё — и лопнул, как с натуги.

И удивленью не было предела.
Внутри — не семечки, монетами набит,
И золото чудесно заблестело.
Раздал гостям, и с тем остался сыт.

Другие два он также поделил
И прочие арбузы так взрастил,
И стал богат, и нищету забыл.
И слёзы горести навечно осушил.

       ХХХ

Да позавидовал тому богач,
Имеющий прекрасную полоску,
Узнал про аиста волшебного ловкач;
Задумал злое дело против птицы жёстко.

И изловив, намеренно сломал крыло,
И стал лечить, надеясь на богатство;
И вылечив, ругая птицу зло,
Всё ж отпустил, монет желая, братцы.

Опять весной тот аист прилетел
И бросил три арбузных семечка.
Богач взрастил, летал и пел,
Уж предвкушая золотое времечко.

Не тут-то было. Лишь позвал гостей
И начал резать он один, другой и третий.
И лопнул тот, и выпустил... шмелей,
Огромней тех не видели на свете.

Итак, посеяв зло, он зло и получил,
Ведь жадность непомерную взрастил.
Кто даром дал, тот даром получил.
Ужален тот, кто зло на ближнего излил.

* зд. устар. в значении "ухаживать"


14. Франкская быль. Принц-монах

В те дни, когда Великий Рим
Упал к ногам и готов, и германцев,
Никто из высших сил ему не пособил,
Ни боги Рима и ни христианство.

Зато пришли к могуществу другие,
Которых мы "погаными"* зовём.
Они пленили, и казнили, и рубили
Врагов Вальхаллы, часто и живьём.

Их короли волос своих не стригли,
Считая себя Одина потомками.
И власть свою провозгласили,
И пировали над империи разломками.

И так у франков воцарились Меровинги**,
Себя считая и великими, и славными.
Хотя по большей части были дики,
Не зная Бога Истины, прельщаясь чарами.

По смерти Хлодвига, что принял христианство,
Сыны его делили королевство.
И Хлодомир воссел на троне Орлеанском,
Но в войнах он почил бесчестно***.

Брат Хлотарь в жёны взял его вдову,
Племянников отправив королеве-матери.
Но видел в них соперников он дому своему,
И потому злой план они совместно с Хильдебертом-братом вмиг состряпали.

Пришли к Клотильде с ножницами и мечом,
Не дав минуты ей на размышленье.
"Племянников вели постричь или убиты будут палачом!" —
В вопросе страшном было повеленье.

Клотильда понимала, что остричь —
Для Меровинга значит "не король".
И выбрала для внуков бич,
И дяди довершили свою роль.

Прикончен дядей Хлотарем десятилетний Теобальд,
А Хильдебертом овладела жалость.
Загублен Хлотарем был Гунтар, Теобальда брат,
А был он семи лет, не пощадили младость.

Лишь третий — Хлодоальд — спасён от смерти,
В монастыре укрыли слуги верные.
Четыре годика, уж хроникам поверьте.
Острижен был, не дай Господь и взрослым эти тернии.

Он вырос, мести не искал,
Священствовал, Христа благовестИл.
И милость Божию снискал,
И титулом "святого" Бог почтил.

И слава про Сен-Клу**** росла средь парижан,
Там Дух Святой монах и бывший принц стяжал.
* старинное прозвание язычников
** первая франкская династия
*** Хлодомиру враги отсекли главу
**** монастырь и пригород Парижа, носящий имя Хлодоальда (святого Клода)


15. Голландская легенда. Летучий Голландец

Во времена прихода на арену капитала,
Когда голландский флот соперничал с английским,
Профессия морского капитана
Была для юношей желанной, несмотря на риски.

Такую же мечту лелеял Дидрих,
Мальчонка-сирота из Амстердама.
И чтобы выйти из сословья бедных
Поклялся послужить на флоте этом самом.

И юнгой исходил он сто морей,
Затем осел в Ост-Индии Голландской;
Не тратил много и разбогател,
Построил несколько домов на Яве в стиле датском.

Но не создал семьи, был одинок,
О родине своей затосковал.
Он понял, странствиям окончен срок
И всю недвижимость свою продал.

С деньгами золотом он сел один на флейт* —
То судно отправлялось восвояси —
Ему не нужно было покупать билет,
Двоих матросов знал по службе на пинасе.**

Позвал его к себе в каюту кэп,
Поговорить про жизнь и всё такое прочее,
А проходила лодка Кейп***,
И дело было к ночи.

А экипаж у флейта был большой,
Среди матросов были злые люди,
Подслушали за тонкою стеной,
На золото пустили слюни.

Кэп говорил осядет на земле,
Заждались дома и жена, и дети
По справедливой купит он цене
Дом для родных, что нет ценней на свете.

А Дидрих говорил усыновит
Сирот, каким и сам был прежде,
И будут в гости к кэпу приходить,
А там подумать можно о невесте.

Преступный замысел созрел,
Лишь встал Ван Страатен**** за штурвал.
С подельниками он сумел
Схватить, связать противников в аврал.

И со словами "мёртвые молчат"
Их так и бросили за борт.
Запасы, золото, печать
В руках, пройти бы первый порт.

Но грянул гром из-под небес,
Чуму на них послал.
Запас воды вдруг сам исчез,
И всякий заалкал.

Покрылись язвами тела
И слабость одолела.
Но суша воду не дала
Их язвы разглядела.

И к берегу пристать никак
Не может этот флейт.
Уже в лохмотьях паруса и флаг,
Измучил этот дрейф.

И только навевает страх
На всех его явленье:
Гнилые мачты в жухлых парусах
И о глотке воды чумных моленье.

* вид парусного судна
** корабль у голландцев
*** Мыс Доброй Надежды
**** капитан пиратов


16. Кельтская легенда. Пещера короля Артура

Поскольку вам герой знаком,
Предупрежу заранее:
Здесь правда с вымыслом и сном,
Благодарю за понимание.

      ХХХ

Артур в сраженьи был убит
    в пятьсот сорок втором.
Но кельтами он не забыт,
Хоть сам забылся сном.

Один валлиец как-то раз
Со всем своим скотом
Приехал в Лондон и, продав,
Гулял там с костылём.

Глазея в окна лавок, он
Рассматривал товар
И находил занятье в том,
Но вновь нашёл базар.

Из окон он услышал крик
Приказчика, что в лавке.
— Откуда ты пришёл, старик?
— Откуда, вот ещё вопрос. Да уж не из канавки.

— Послушай, я не просто так
Задал тебе вопрос.
Мне расскажи, прошу, про трость.
Костыль твой деревом где рос?
Орешниковый посох?

Покажешь? Это место — клад,
Богат ты будешь скоро.
Валлиец был бы очень рад
Без совести укора.

И он поверил незнакомцу,
И взял того в Уэльс.
Ведёт его с весенним солнцем
В орешниковый лес.

И стали там они копать;
И камень в глубине отрыв,
Спускались дальше вниз опять,
Пещеру вдруг открыв.

Вошли. Негаснущий огонь
Светильником в пещере.
— У входа колокол не тронь!
Иначе путь отмерен!

У входа воины сидят
В доспехах и с мечом.
В кольчугах, в шлемах, сидя спят,
Себя накрыв щитом.

А в центре зала — Круглый стол,
Там рыцари кругом.
Все спят и даже сам король,
И спят глубоким сном.

Сомкнула кисть Экскалибур,
Корона — на главе.
Рубин, сапфиры, изумруд,
Доспехи — в серебре.

Хотел валлиец поспрашать,
Да вдруг увидел он,
Успел колдун в мешок набрать
Златых монет в полон.

Их много прямо на полу.
Колдун сказал:
- Бери!
Артуру воздадим хвалу.
Но лишь не разбуди!

Карманы золотом набил
Валлиец безучастно.
Но в колокольчик позвонил,
Навлёк на них несчастье.

Проснулись воины сперва.
— Ужели День настал?
— Да нет, послышалась молва,
Вы спите, кто как спал.

Но разбудили короля.
— Артур! Пришла заря!
— Рассвет Уэльса в горн трубят,
Услышите, друзья.

Тот человек, чужой средь нас,
Он золото нашёл.
А пробужденья ещё час
Артуру не пришёл.

И воины тотчас уснули,
И рыцари не размыкали век.
Доспехи серебром блеснули,
А вздохи — будто волн разбег.

Колдун с валлийцем поспешили
Покинуть их приют,
И камень снова привалили.
Исчез волшебник тут.

Валлиец снова приходил
Сюда по многу раз,
Пещеры той не находил
Однако же ни разу.

Артур придёт когда-то сам
И будет снова править.
И короля и здесь, и там,
Повсюду будут славить.



17. Народная повесть швейцарцев. Вильгельм Телль

В те времена, когда лишь лук да стрелы
Для горцев были средством добыванья дичи,
Когда не применяли огнестрела
И слово "болт"* не мыслилось технически,
Заполонили край швейцарский австрияки
И насадили с силой тиранию,
Что даже храбрые вояки
Пред ними преклонили выю,

В одном кантоне был наместник Геслер,
Желавший унижения швейцарцев;
Народ был горд, открыт и честен,
Без раболепия перед австрийским барством.

Так вот сей А'льберт Геслер велел поставить столб
С своею шляпой на базарной площади;
И возвеличив власть имперскую там чтоб,
Велел ей кланяться, как на икону иль святые мощи.

И люди приказанье выполняли,
Боясь гонений, тюрем, кары, казни,
Хотя в душе не раз опровергали
Величье власти вражьей.

В горах жил молодой охотник Телль
С женой и маленьким сынишкой.
А называли все его Вильгельм.
Ох, и силён он был, братишка.

И равных не было ему стрелков, —
В округе каждый это знал.
И вот в базарный день перед столбом
Не поклонившись Шляпе, он своей не снял.

Наместнику тот час же донесли,
Что Телль не чтит закон имперский.
Стрелка пред очи Судии с сынишкой привели,
Решив, что наказания достоин, дерзкий.

Наместник, захотевши проучить
Охотника Вильгельма Телля,
Задумал вдруг коварно отомстить,
Сердца присутствующих вмиг похолодели.

— Пусть яблоко твоя стрела пронзит,
Что в ста шагах на голове сынишки.
Сие Наместник "честно" говорит,
И отпущу, как птичку с вышки.

От ужаса доносчики смягчились,
Мальчонку к лучнику поставили спиной.
— Лицом ко мне!  — сердца забились,
Когда юнец безвинный стал перед толпой.

Достал охотник две стрелы
И долго-долго целился одной без звука.
И молнией сверкнула средь толпы,
И надвое разрезав плод, скатилась с половинками со стуком.

Молчание и возглас общий "Ах" —
Толпа застыла в ожидании ответа.
— Ты слишком медлил, твой я видел страх.
Да и к чему вторую я стрелу приметил где-то?

— Вторую я достал лишь для того,
Чтоб если я случайно промахнулся,
Послал бы прямо в темечко твоё,
И на тот раз бы я не обманулся.

— Схватить! В тюрьму его! К суду! —
И армия за Теллем поспешила,
Но напоролась на толпу,
Которая собой его прикрыла.

А Телль с сынишкой и своей женой
Ушёл в те горы, где их не сыскать.
И ты, читающий, со мной хвалу ему воспой!
Таким, как он Бог посылает благодать.

Герои вдохновляют нас на подвиг,
Пример даётся в назиданье нам.
Они хоть с виду и такие ж вроде,
Но силою — подобные богам.

* вид стрел



18. Вьетнам. Басня про братьев и мёртвого оленя

Давным-давно случилась та история в деревне.
Там мать растила сыновей одна.
Наверное, бывают семьи и беднее,
Но ведь у каждого сильней своя беда.

Трудилась мать с утра до поздней ночи,
Делянку превращая в поле риса;
И к вечеру, когда не станет мочи,
Её очаг горел с дымком над домом, сизый.

И вся семья, собравшись на вечерю,
Вкушала чашку риса с разнотравьем.
А если вдруг сосед стучался в двери,
Ему давали то же, что и сыновьям, во здравье.

Но братья всё же не были друзьями меж собой,
И разные у них были способности.
Работал старший наравне с крестьянкой той
И был всегда примером кротости.

Рыхлил мотыгой поле каменисто
(Под жарким солнцем — скудная земля)
И дома убирался, чтобы было чисто,
И сухостой носил для розжига огня.

А младший почитал занятье это низким,
Ему хотелось доблестью блистать.
С соседом, другом своим близким,
Учился зверя на охоте убивать.

Он находил себе орех кокоса
И сам живительную влагу выпивал,
И с другом лишь добычею делился просто,
И так среди забав зверей повадки узнавал.

Вот как-то раз случилось в одиночку
Ему охотиться на горного козла.
С добычей, но уже под ночку
Едва дошёл до своего двора.

Наутро обо всём поведал другу,
Но друг лишь посмеялся, не поверив.
Сомнение закралось в эту дружбу,
И младший брат решил её проверить.

Вот снова вышел на охоту с луком
И долго-долго он высматривал оленя,
И вздрогнул от копыта стука,
Послал стрелу, прицел был верен.

Настал момент, и парень снова к другу,
На этот раз сказал ему неправду.
В тумане, мол, ошибся грубо
И вместо зверя человека погубил взаправду.

На этот раз сосед ему поверил,
Хотя не выразил и капли сожаленья.
"Проблему на меня повесил,
Сам принимай своё решение!"

Тогда он вспомнил лишь о старшем брате
И эту же историю поведал.
"Давай скорей лекарства в лес захватим;
О том, как лечат раны, мне ведь ведомо!"

И понял младший брат, кто друг.
Кто в трудную минуту не предал,
Опасности не испугался вдруг.
"Нашёл я друга верного, кого искал.

Я доблестью считал борьбу со зверем
И, победив его, считал себя героем.
Теперь другую доблесть я измерил,
Когда почувствовал себя родным, а не изгоем."

С тех пор те братья были верными друзьями,
Деля и радость, и печаль.
Не благородное сословие крестьяне,
Но в сердце, не в гербе, их доблести печать.


19. Древний Израиль. Соломон и художники

В те времена, когда царь Шломо* строил Первый Храм,
Чтобы собрать евреев на молитву,
—
То был завет Давида, — так сказал Нафан**, —
Он много злата Храму передал, добытого Давидом в битвах.

И захотел он приукрасить Храм,
Созвал к себе художников и зодчих;
Соперников в команды пополам
Он поделил, веля трудиться, что есть мочи.

И первые с собою принесли
Горшки с составом тонко-тёртых красок.
И стены зелень утреннего моря обрели,
Глазам даруя цвет смарагдов ясных.

Синела ночь магическою синью,
Краснел, как мак, чарующий закат.
Желтел песок горящей златом пылью.
И нежность рук прославил розы лак.

Другие ж, из второй команды,
Без красок потрудились в мастерской,
Но шлифовали стену от изъянов,
В лучах белела, будто гладь воды морской.

Работу объявив готовой,
Все ожидали Соломонова решенья.
И, чудо, первая стена вдруг снова
Блестела во второй — как отраженье.

И все увидели, что обе хороши,
И царь одобрил мастеров уменье,
Итог соревнованья приложив
Своей печатью к примиренью.

* Именование царя на иврите
** Пророк до письменных, жил во времена царей Давида и Соломона



20. Казацкий сказ. Медведица Стёпки Разина

Ай-люли, ай-люли, ехали казАки,
Иль по-русски, казакИ.
Да всё-таки устали.

Притомились, хотся пить.
Где тут? — Горы каменны.
У костра батыр сидит,
Огнь пылает пламенно.

Поклонились казаки.
Видят Илью Муромца.
— Пить хотим, хоть из реки,
Есть ли что напиться?

— Да, в пещере есть колодезь
С чистою водой,
Черпай ковшиком там воду,
Жажду успокой.

Стенька внутрь зашёл в пещеру,
Да ковшОк велик,
Выше роста, он измерил,
С руками вверх достиг.

Усмехается Илья.
— А поднять слабо?
— Что же, видно, слабый я,
Приподнял чуть дно.

— А теперь хоть чуть испей! —
Муромец велел.
И Степан сын Тимофеев,
Ковш поднять сумел.

— Ну, давай, ещё глоток! —
Снова пить велит.
Выпил Стёпка лишь чуток,
Ковш в руке висит.

— А теперь попробуй бросить
Ковшик, хоть куда.
НА небо Степан забросил.
Ковшик — о семИ звездАх.

Драгоценными камнями нА небе сияет
И дорогу указУет,
Против барства люд сбирает,
Им судьбу толкует.

— Эта сила, так уж сила. —
Молвил богатырь. —
Тем, Степан, покажешь диво,
Бог кому — златой кумир.



21. Балтийская былина. Герои Янтарного края

В Янтарном крае Балтики, когда
Ещё там не было ливонцев,
Не знали латы* рыцарей креста,
Не ведали про тамплиеров, меченосцев и тевтонцев,
Не слышали там даже про Христа, —
Там поклонялись Солнцу,
Которое нещедро в том краю своим теплом одаривало латов,
Зато тепло передавалось янтарю,
Сосновый дух и Антрипс** были их "пенаты".

    ХХХ

То было героическое время,
Не люди жили там, а великаны.
И горы, как игрушки, это племя
Переставляло для земли защиты неустанно.

Однажды волхв-кудесник Вайделот
Нашёл мальчишку среди сосен.
Вскормлён медведицей был тот,
И имя Лачплесис*** он получил, когда стал взрослым.

Однажды он решил покинуть дом волхва,
Судьбу великую предрёк ему кудесник,
И — в путь, где Даугава вниз текла,
Нехожен бор, дремучий ельник.

И вдруг увидел на холме
Могучего детину, великана. —
То Кокнесис готовился к войне
И сосны клал засекою у стана.

Разговорились, подружились,
Решили вместе дать отпор.
Прогнали великана — эста**** —
Признал он латов с этих пор.

Вражде положен был конец
И латы с эстами сдружились.
Но немцев слышится уж речь,
И рыцари меча явились.

Приплыли на своих ладьях,
Мечи на палубе точили;
Все бородатые, с крестом в плащах,
И громовержца Перконса***** внезапно разбудили.

И опрокинул бог их главную ладью,
Но лодка всё-таки не потонула.
Всю ночь боролись, чтобы не пойти ко дну,
Наутро буря, подуставшая, уснула.

И вышли крестоносцы к людям,
Сказав им: "Мир вам!" Но был тот мир мечом порублен.
Запели, словно кокне****** с лютней, —
Медоточивы речи, как полынь, пожухли.

Построив замки крепкие и башни
И получив благословение из Рима,
Они топтали мирных латов пашни,
Но сила чужаков превосходила.

И Лачплесис сказал: "Построим лодку!
Пусть налетит на чужаков быстрее ветра,
А парус будет из надежды соткан. —
С врагом нельзя быть милосердным.

Друзья нашли сосну на Чёртовой горе,
И пело дерево, пока его строгали.
И в море вышли на ладье,
И на бесовских тропах чудищ разбивали.

А в это время Альберт******* строил планы злые,
Собрав старейшин якобы для пира,
Но не для пира, для пожара пригласил их.
Поджёг, и запылало здание, внутри заголосило.

Услышал Лачплесис и стоны их, и крики,
На лодке к замку подплывая;
И выбил дверь дубовую, и плачущие лики
Его встречали, радостно рыдая.

И гневу не было его предела,
И Альберт бросился к немчинам за подмогой.
Приехал с Чёрным Рыцарем в уделы,
Что биться насмерть был готовым.

"Надрать твои медвежьи ухи
Уж руки силятся тебе", —
Прознал, услышал где-то слухи,
Он ждал богатыря в седле.

Ударом снёс он кунью шапку,
Что вместо шлема у героя.
Щит вражеский герой схватил в охапку,
И преломился щит надвОе.

Но вновь последовал удар,
Мечом отсёк герою ухо.
Но сей герой не унывал,
Рубил врага, не падал духом.

Но меч нежданно преломился,
Стал безоружным молодец.
И Чёрный Рыцарь исхитрился
Отсечь другое ухо безоружному, наглец.

Собрав все силы, что в остатке были,
И кулаками в бой пошёл на Рыцаря,
И снова бились, бились, бились,
И оба рухнули с обрыва в реку быструю.

И застонала Даугава,
И стал тут прибывать песок,
С камнями остров речка насыпала,
Герою славному чертог.

Погибли, землю защищая
Её сыны—богатыри;
И семь веков страну стращали
Вооружённые враги.

Но вышло солнце из-за туч,
И мир пришёл в страну.
Янтарный сок, как мёд тягуч,
Застыл на берегу.

И люди снова мирно жить,
Пахать и сеять стали,
Врагов сумели пережить,
Своих Героев славя.

* предки латышей
** бог солнца у латов
*** букв."Разорвавший медведя", по легенде, спасая человека от зверя
**** предки эстонцев
***** бог-кузнец латов
****** струнный музыкальный инструмент латов
******* епископ и магистр ордена, ударение на первый слог



22. Легенда Псковщины. Судома

Идти до Судомы-реки не с руки,
К тому же, шаги по рублю не легки,
На память оставили мне земляки
Сюжет, что был мной переложен в стихи.

Все знают, что жили в веках великаны.
И силе великой дивился их враг.
Заслоном она была вражеским планам.
Но что-то нежданно пошло вдруг не так.

В семье великанов всего только трое:
Отца называли по имени Лобно.
Судома — то мать, и от вас мы не скроем,
Степулиха, дочка; всё тихо и скромно.

Отец был защитой от вражеской силы,
Судома людей судила-рядила.
Степулиха рыбу, бывало, ловила
И в неурожайные годы кормила.

Когда приближался к стране этой враг,
Топор меж собой великаны метали,
Им справится с вражеской силой пустяк.
Топориком армии все разметали.

Но случай несчастный последовал вдруг,
Устала Степулиха-дочь,
Топорик внезапно выпал из рук,
И стало ей просто невмочь.

И заклинание произнесла,
С отцом превратились вдруг в горы.
А мать со слезами рекой потекла,
Врагу для отпора затором.

И враг не прошёл,
Свободной земля по-прежнему так и осталась.
А путникам всем, кто в горы пришёл,
Вдруг Знание открывалось.

Ещё же мне сказывали старики,
Что цепь там с небес опускалась.
Чья правда и чьи деянья легки,
Рукой того цепь достигалась.

А если в суде очевидная ложь,
То сколько ту цепь ни ищи,
То, будто стремянку, её не найдёшь,
Зови-не зови, кричи-не кричи.

Рассказывал как-то писатель Толстой,
Что был некий хитрый хромой,
Ответчик запрятал в костыль долг весь свой,
Отдав подержать на минутку всего, Сумел дотянуться рукой.

С тех пор говорят, цепь исчезла навеки,
И ждать остаётся лишь Судного Дня,
Когда Сам Христос будет нас, человеков,
Судить как Верховный Судья.



23. Шведская сказка. Гвоздь из отчего дома

Во времена тяжёлых лихолетий
В одном селе жил фермер со своей семьёй,
Жена и дети,
Двое старших — взрослые, подростком был меньшой.

А тут ещё и засуха настала,
И хлеба в доме не было совсем.
Отец собрал сынов и в путь отправил
На заработки, в город, в услуженье кем.

Мать плакала с сыночками прощаясь,
Пусть двое взрослых, маленький — дитя.
— Хоть в пастухи! — Отец ответил, отзываясь.
Все поняли, что брякнул, не шутя.

И начали сыны сбираться в путь.
Матс, старший, взял отцову куртку;
Решил на кухню Петерс заглянуть
И захватил блестящую кастрюльку.

А большего и не было добра,
Ведь деревянных лавок не возьмёшь.
Что делать? Свэнду тож пора
На память что-то взять, да только что ж?

— Я, мама, вытащу свой гвоздь,
Который вешалкою мне служил.
И, выдернув, без всякой злости
С тряпьём в карманчик положил.

БратьЯ над ним смеяться стали,
Мол, что за польза от гвоздя.
Но Свэнд хоть мал, но понимал,
Совсем без ничего — нельзя.

И мать их в путь благословила,
Вздыхая, плача и молясь;
И у ворот, пока не скрылись,
Стояла, за забор держась.

БратьЯ дошли до перекрёстка
И стали Свэнда прогонять,
В обузу им идти с подростком,
Ведь ржавый гвоздь нельзя продать.

Он попрощался, не переча,
И долго шёл, и подустал.
Вдруг шорох слышит недалече.
"Медведь? Завалит, я пропал."

Но, оказалось, местный мельник.
В телеге вёз муку на рынок,
Свалилось колесо с телеги,
И надо в кузню, путь неблизок.

Тут Свэнд достал свой ржавый гвоздь,
Вместо чеки его подладил,
И колесо — как прижилось.
Так мальчик мельника увАжил.

Тот обещал сей гвоздь вернуть
И денег дать подростку.
С телегой в кухню держат путь,
Ведь решена загвоздка.

А в кузнице гудят меха
И музыкальный молот,
Работа в кухне не легка,
И пот рекой течёт.

— Ты не смеши меня, болтун!
Здесь мЕхи, не мехА.
Но если хочешь, можешь дуть,
Сын нездоров пока.

Остался Свэнд с тем кузнецом,
Свой гвоздь отшлифовал.
Доволен мастер, "молодцом"
Назвал и денег дал.

Всего за месяц приобрёл
Мальчонка важный опыт.
В дорогу с опытом пошёл,
С деньгами легче топать.

Вот видит на пригорке дом.
Там человек в очках.
На шее ножницы на нём.
"Портной никак!"

Внезапно с рук того сползла
Почищенная куртка
И прям в траву в росе легла.
Устал он не на шутку.

Тут Свэнд свой чистый гвоздь достал
И вбил в дверной косяк.
Портной смекнул, предмет поднял,
Почистил, ведь пустяк.

Жене мальчонку накормить
Велел и взял в ученье.
— Ты был кузнец? Научим шить.
Тут тоже нужно рвенье.

И так работал мальчик Свэнд,
Но швец болел и умер.
Тогда свой гвоздь наш юный швед
Опять в карман засунул.

И вновь отправился он в путь.
Да вот в пути — гроза.
И сильный ветер начал дуть.
Сорвал шпагат с гвоздя.

Гвоздь старый был, переломился
И клин со стиркой накренился.
Но Свэнд совсем не удивился,
А вновь помочь опять решился.

Наш Свэнд достал заветный гвоздь
И в стену вбил его.
— Не бойтесь, фру, прошу, не бойтесь!
Ведь гвоздь из дома моего.

Старушка в дом мальца ведёт,
А муж её — сапожник.
Теперь наш Свэнд подбивки бьёт,
Шьёт башмаки из кожи.

И денег он поднакопил,
Мамаше он ботинки сшил,
С кастрюлькой куртку он купил,
Видать, у братьев нету сил.

И возвратился в отчий дом,
Там в сборе — вся семья.
Вернул родителям всё то,
Что продали братьЯ.

— Теперь кузнец я и портной,
Ещё к тому ж сапожник.
И вот вам заработок мой
И башмаки из кожи.

И гвоздь красиво снова вбил
На место, так сказать.
Достаток в доме поселил.
От счастья плачет мать.


24. Легенда племени канза. Дикобраз

Давным-давно, когда и южный ветер
Ещё не научился резать скалы,
Когда и солнце над планетой,
Бывало, меркло, потому что уставало,

В те времена народы прерий ещё не знали бледнолицых,
Свободный дух витал средь терний,
Средь смерчей и животных хищных.

Бывало, что и умирали
От непогоды, эпидемий,
Ведь только духи помогали
Спастись от страшных наваждений.

Наслал однажды супротивник чары,
От голода всё племя вымирало.
Охота воинов их не спасала,
И на совет старейшин шли шаманы.

"Найти бизонов!" — вот была задача,
И вождь, сильнейший, призван был решить.
Покинул племя, первый мачо,
И принялся искать, бродить.

И двигался быстрее он оленя,
Орлиных перьев шлем его как будто нёс.
Но не было в лесах ни птиц, ни зверя.
Как выжить племени? — Единственный вопрос.

И, наконец, на солнце, что блестело
Значительнее всех на небе звёзд,
Глазами цепкими, будто у барса, рассмотрел он
Как дикобраз пред ним, как в землю врос.

"Чем опечален, вождь народа канза?"
Опешил вождь, ведь это наяву.
Но всё-таки ответил, хоть не сразу:
"Народ мой гибнет, а вот я живу."

Тут дикобраз, как кот, в клубок свернулся,
Но стрелы обратил свои на север.
"Сюда бизоны, точно, не вернуться,
Они ушли туда, где тучный клевер."

И понял вождь подсказку дикобраза,
Собрал мужчин и бросились в погоню,
И наверстали стадо сразу,
И отвратили племени агонию.

И выстояли в схватке с силой злою,
И долго-долго в процветанье жили,
И Дикобразом — названной горою –
Как сущею святыней дорожили.

И вновь родные прерии кормили
Охотников, их жён и их детей.
И ветра южного со смерчем не страшились,
Как застрахованные от смертей.

И солнце разноцветный лук
Им посылало после непогоды,
Чтоб в сердце был бессмертный стук
В гармонии с музЫкой сфер природы.

* Канза/канзы/кау — индейцы группы дегика/дхегиа языковой семьи сиу



25. Легенда средневековой Молдовы. Госпожа Олтья

Пятисотлетние дубы
Поведают о том,
Как славу СтЕфан-господарь* добыл,
Вернул законный трон.

Отца родного погубил
Коварный Пётр Арон,
А Стефан дяде отомстил,
За то, что стал врагом.

Ещё о том, что помогал
Отстраивать Афон
И позже ктитором там стал,
Зограф хранит его хоругвь среди своих знамён.

Однажды, бают старики,
Он войско отпустил.
Бойцы — крестьянские сынки — из тех, кто хлеб растил.

Внезапно с юга совершил
Набег паша османский
И многих люто перебил
В долинах молдаванских.

И Стефан тотчас бросил клич,
Пусть хлеб и недожат,
Коль турок бросил Бог как бич,
Пусть воины спешат.

Им снова битва предстоит
С врагами, коих тьма,
И должен воин защитить
И землю, и дома.

И приняли неравный бой.
Как будто горсть песка
Боролась с бурною рекой;
Снесла песок река.

И страх возник у молдаван
И стали отступать,
И Стефан, раненный, бежал
В ту крепость, где жена и мать.

Меча стучала рукоять
В ворота и запоры,
Он домницу** велел позвать
И плакал от позора.

Жену остановила мать***,
Родившая его,
И приказала не впускать,
Без духа боевого.

"Мой сын способен победить
Не храбростью, так хитростью;
Иль чашу смертную испить
За краем неизбывности."

И рану он стянул платком,
Поднёс бучум**** к губам,
И чабаны, в ответ, как гром,
Воззвали в рог стадам.

Лавиной покатились с гор,
И турки заметались,
А Стефан в месте уж другом,
Войска опять собрАлись.

И многих-многих янычар
Оплакивал султан.
Но с почестями мать встречала
Героев-молдаван.

И Стефан мать благодарил
За горестный совет,
Ведь он свободу подарил
Земле на много—много лет.

* один из самых значительных правителей в истории Молдовы, защитник православных святынь на горе Афон (имя произносится с ударением на первый слог)
** именование супруги господаря, официальный титул
*** имя матери Олтья или по другим сведениям Мария Олтья (происходит из боярской семьи)
**** пастушья трубка, рог


26. Быль Смутного времени. Калужский сиделец

Наверное, вы слышали, что было
В истории России время Смуты,
Когда безвластие беду чинило,
А голод рвал холопьи путы.

Когда Борису и его семье
В вину вменили убиение младенца*,
И сына, и жену сгубили,
А дочь насильственно лишили девства**,

Тогда явился с Запада Лжедмитрий
И объявил себя законным претендентом.
За ним стояли силы хитрые,
Воспользовались тОтчас же моментом.

Желая отделить Смоленск,
Поляки в помощь дали войско самозванцу,
И шёл к Москве, где ждал и славы блеск,
Но и позор, и гибель оборванца.

Он надругался над святынями Руси,
Казнил и вешал русских, узурпатор.
Хоть были те, кого простил,
Но был оплёван с настоящим русским матом.

И порох с прахом узурпатора смешав,
Его останки по ветру пустили.
Жена Марина, полька, не сбежав,
Недолго плакала и вряд ли голосила.

Пока царь Шуйский разбирал дела
И пробовал на троне утвердиться,
Молва довольно быстро разнесла,
Весть, что Лжедмитрий смог переродиться.

Народ был тёмен, верил господам,
Которые твердили, Дмитрий спасся
И месть готовит словом "Аз воздам",
И круг боярский вместе с троном трясся.

И вот уже в Москве как будто два царя,
У Шуйского реально мало власти,
Марина со Вторым — опять семья,
Но продолжаются напасти.

Вручил Лжедмитрий, Новый, войско
Бастарду, сыну Телятевского, в узды.
И воевода, Болотников Иван, собрал своих и польских,
Которым чужды были Шуйского бразды.

Казак по жизни, переживший рабство,
В Европе за австрийцев воевал,
Поверил вору*** и, лишённый чванства,
За люд крестьянский встал, как долг призвал.

И покорялись крепости ему.
И мёд желал с царем за встречу пить.
Однако медлил тот и самому
Пришлось вести на штурм, подкопы рыть.

Лжедмитрий знал, судьбы не миновать;
И Смерть за ним уже вовсю следила,
И православие дал клятву защищать,
Когда Семибоярщина призвать поляков вдруг решила.

Болотников вошёл в Калугу,
Встречали с хлебом-солью и купцы, и люд.
Валы насыпал перед крепостью в округе
И крепость укрепил повсюду тут.

Он знал все катакомбы под землёю,
Прорыты они были при монголах,
И встала крепость неприступною стеною,
Пять месяцев "сиденья" долгих.

И войско Шуйского дрожало,
Когда налёты казаков
Из-под земли, совсем нежданно,
Как облака, являлись, били, прятались за ров.

И струсил Шуйский-царь пред воеводой,
И отступил, грозя ещё придти.
Пять месяцев держался обороной,
Но всё же в Тулу воевода отступил.

Держался и изматывал противника
За стенами бревенчатой Калуги,
А Тула, каменная, замаячила могильником,
И сдался воевода, не выдержав натуги.

Но слово царское нарушил Шуйский
И казака не пощадил.
Лишённый глаз, погиб тот мученически,
И слуги царские слепого утопили.

Лжедмитрия Второго участь незавидна,
В Калуге спрятался от Шуйского с Мариной,
Но был убит за причинённые обиды
Татарским ханом на охоте вдруг, стихийно.

А там уж поднималось ополченье
ПротИв поляков, шведов и литовцев,
И Шуйскому отмстилось за все беды,
И интервентам самым злостным.

А новая династия**** простила
Калугу за участие в смуте.
Болотникова ж память пощадила,
Народ своих вождей не позабудет.

* Димитрий Угличский
** Царевну Ксению Годунову насильствнно сделали наложницей Лжедмитрия Первого
*** "Вором" Лжедмитрия именуют летописи
**** Династия Романовых


27. Сказка австралийских аборигенов. Бумеранг

История дошла из жизни прошлой,
Когда Земля и Небо были плоски, как равнины,
И разделялись узкою полоской,
А люди низкорослы были.

В одном роду сметливый был охотник.
Однажды Бог Всего послал ему источник.
Тот искупался в нём, как опытный подводник,
И стал расти, стремясь всё ввысь, как лётчик.

В источнике нашёл охотник палку,
Которая росла с ним, словно ёлка.
Катилось время быстро, будто прялка,
А он смотрел на Небо зорко.

И, наконец, упёрся в Небо головой,
Откинул Небо палкой ввысь,
Ведь палка оказалась под рукой,
И Небо замерло, о палку опершись.

И с Небом улетели Солнце, звёзды,
Созвездия и жёлтая Луна,
И нА Землю сошедший дождик
Водой наполнил чаны все в домах.

И люди выросли, и стали танцевать,
Забили в праздничные барабаны,
И тут охотник палку решил взять,
От веса Неба та скривилась бумерангом.

Над родником плясал искристый змей,
И стали люди прославлять героя,
И разлетелся змей на тысячу частей,
Красивых птиц, взлетевших стаей стройной.

И славили ещё и бумеранг,
Что им помог из низкорослых стать высокими,
И радовался чуду всяк,
Ведь стали люди сильными и ловкими.



28. Космогонический вавилонский миф. Когда наверху

Когда наверху* ещё не было неба,
Земля, что внизу, была не видна,
ТиАмат** с АбзУ*** затеяли дело,
Солёное пресным наполнив сполна.

Из вод этих смешанных Ану**** явился,
А вслед ему Эа*****, творец ЭридУ******.
И вечный АбзУ когда в сон погрузился,
То в бездне явился сын Эа — Мардук*******.

ТиАмат, родившая также драконов,
Решила верховную власть отстоять.
Но Ану, великим, там сказано слово,
Мардук будет судьбами всех управлять.

В напутствие дали ему семь ветров,
Оружие: палицу, стрелы и лук,
Ещё дали сеть для ловли врагов.
И вот уже виден праматери дух.

И ветры запущены им прямо в пасть,
И в сердце запущена прямо стрела,
ТиАмат повержена, Мардук его власть,
И сеть и врагов, и драконов полна.

И тело её разрубив пополам,
Он Небо создал из одной её части,
А из второй он Землю создал,
И боги склонились пред высшею властью.

Таблицу СудЕб взял у Ану Мардук,
ТиАмат заплакала, стала горой.
Из глаз Тигр с Евфратом от плача текут,
КингУ******** стал там глиной, послушным слугой.

И триста богов остались на Небе,
А триста отправлены были на Землю.
И люди (из глины) богам на потребу
Прорыли каналы и землю засеяли.

И благодарностью во сто крат
Ануннаки******** воздвигли ему Вавилон
И возвели в его честь зиккурат,
Что возложил на людей бремя он.

И сели, и стали они пировать,
Ведь судьбы людей нелегко им решать.

* буквальный перевод названия вавилонского эпоса Энума элиш
** первоначальная стихия солёного океана, почиталась как праматерь всего живого, ударение на букву А
*** бог-океан, мужская стихия, пресная вода; ударение на букву У
**** один из первых и сильных богов вавилонян, ударение на первый слог
***** один из первых богов, отец верховного бога, ударение на первый слог
****** город в Месопотамии, считается одним из древнейших и даже самым древним на земле
******* верховный бог, победитель ТиАмат (тьмы хаоса)
******** бог-консорт Тиамат, её воевода
********* общее наименование группы младших богов у вавилонян


29. Чудесные истории о героях Сасуна

        -1-

У Гагика, армянского* царя,
Взрослела дочь-невеста Цовинар.
Воспитывал от всех владык тая,
Но от халифа разве спрячешь свой бесценный дар?

Велит халиф в Багдад её прислать.
Откажешь — он пойдёт войной.
Царю приходится отдать
Красавицу в гарем, невольно.

Спустилась с гор, где родники,
Где две струи воды. —
От родников — её сынки,
Как вешние сады.

Красивы чудо-близнецы,
В них — родников напор.
Богатыри и молодцы,
И могут дать отпор.

Халиф не смог их победить,
Их сила велика.
Решили крепость заложить,
И крепость высока.

И мать свою освободив,
Вернули дочь отцу.
А сами, на коня вскочив, —
В путь, ратный крест** к лицу.

Два брата — Санасар и Багдасар —
У каджей** жён нашли,
Вдвоём против шестидесяти пахлеван****,
Сразившись, увезли.

И Санасар в Сасун спешит,
Чтоб крепость охранять,
А Багдасару путь лежит
В Багдад, халифом стать.

          -2-

Наследник славы близнецов,
Взращён прекрасный Мгер,
Но голод вдруг в стране отцов,
И Смерть там держит верх.

Как Старший, Мгер решил понять,
Где горести исток,
И к Кери-Торосу***** узнать
Идёт на толк.

— Все караваны с хлебом шли
Из Шама******, из Алеппо.
Но всех разодранных нашли
Страшилищем свирепым.

Всех раздирает дикий лев,
Нет путников живых.
— Я выйду. — Что ты! Он, как дэв.
Нет раненных, больных.

Во имя Хлеба и Вина,
Да вездесущ Господь!
Пред львом, в чём мати родила,
Предстал мальчишка тот.

Всего ему пятнадцать лет,
Но бросился на льва.
Как лев разут, как лев раздет,
В чём мати родила.

И разорвал напополам
Он пасть звериную,
И людоед пред Мгером пал
Разорванный, разинутый.

Так, в памяти людской молва
И по сей день хранит,
Как победил герой Мгер льва, —
Поёт гусан*******-пиит.

        -3-

И породил сей богатырь
Великого Давида,
Что также подвиг совершил;
И слава им добыта.

Он сорок дэвов победил,
Их разделил казну.
И храм отцов восстановил,
И защитил Сасун.

Он много дней провёл в пути,
И вырос младший Мгер.
Отца и матерь надо чтить,
Но Мгер был не из тех.

И дочь отцу Давиду мстит,
Что без него росла.
И вот отравленной летит
Дочерняя стрела...


        -4-

И младший Мгер свой начал путь
К исходу, к родникам.
Ему ль бояться в чём рискнуть?
Он держит путь к врагам.

В Алеппо убивает он
Колдунью-людоедку.
В Багдаде свой земной поклон
Шлёт Багдасару-предку.

Спасает город он Джазир
От наводненья века.
Скалой огромной богатырь
Реке послал засеку.

И возвращается домой,
Но... скалы душу взяли.
И Кери-Торос головой
Поник, герои рода пали.

Ободрись, старец! Ведь в веках
Бессмертные живут.
О них, не ведающих страх,
Ашуги песнь поют.

* город Великой Армении, ныне в Турции
** так метафорически называют меч
*** мифическая волшебная страна
**** богатыри (армянск.)
*****  родной дядя эпических близнецов
****** старинное название Сирии
******* народный певец (также госан, ашуг)



30. Легенды народов острова Цейлон

В тот день, когда достиг нирваны Будда,
Причалил к острову Виджая*, принц-изгой.
Здесь королём Виджая будет,
Изгнав всех яхша**, кроме лишь одной.

Красавица Куэни*** предала свой род,
Чтоб сердцем завладеть Виджая,
И родила двоих детей, но тот
С разбитым сердцем девушку оставил.

Была убита, хроники рекут,
Но перед смертью принца прокляла.
Трон Раджарата, по проклятью, не займут
Потомки Пандья**** и Виджая-короля.

И островом владела Португалия,
Назвав его по-своему Цейлон*****,
А далее владела им Британия,
А позже он известен как Доминион******.

Здесь водятся два вида крокодилов,
Слоны, медведи, обезьяны и олени.
На Пидуруталагала***** множество рептилий находили;
Здесь также обитают черепахи, дикобразы, лисы, змеи.

Среди народов здесь сингалы и тамилы,
Здесь бюргеры и даже ведды.
И мавры — ларакалла — жили,
И как арабскую легенду не поведать?

Когда-то в джунглях жил араб Джампал.
Прекрасный обликом, аж слёзы вызывал.
И все, кто взглянет, будто пропадал,
Терял рассудок, в забытьё впадал.

Пришлось ему селение покинуть,
Еду себе охотой добывать.
И чтоб от стрел отравленных не сгинуть,
Решился дичь он бумерангом промышлять.

В один из дней на океанском берегу
Вечерял он вне хижины своей
И в небе увидал звезду,
Манившую, как девушка, парней.

Ласкавшая серебряным мерцаньем,
Лучами осветив агаты ночи,
Без слов, одним своим молчаньем
Расплёскивала искры многоточий.

И юноша был той звездой пленён
И вверился ей, будто путеводной.
Раз бумеранг был ветром унесён,
Попал в звезду его на небосводе.

Рассыпалась рубинами, сапфирами, опалами
И красными, и синими, и разными,
Чудесными искристыми. К ногам Джампала
Звёздчатый сапфир упал вдруг камешком прекрасным.

Светясь, сверкая, ясно заблистал.
Рука охотника его сжимала. —
Так путеводную свою звезду достал,
Вдруг поседевший и усталый.

А нынче где, секрет хранит
Тот пляж, где старый йог сидит.

* первый правитель Шри-Ланки
** мифическое племя яхша (жен. также яхшини)
*** принцесса из рода яхша
**** принцесса из рода Пандья (по преданию от потомков Геракла), ставшая законной королевой, супругой Виджая
***** португ. Цейлао
****** с 1948, после получения независимости
******* букв. "циновочная гора" (невысокая вершина на острове Цейлон)



31. Адыгейские предания. Герои нартов

В далёком прошлом скифы и сарматы
Начало положили племени аланов.
Из них произошли и нарты,
Что стали предками адыгов клана.

Предание гласит, царевна Сатеник*,
Которой равной не было красавиц,
Влюбилась в Урузмага вмиг,
Красиво танцевал на пальцах.

Но Урузмаг был мужем Эльды.
И чтоб его заполучить в мужья,
Надела Сатеник её одежды,
И с ним всю ночь была, любя.

А Эльда очень ревновала,
И вскоре с горя померла.
Но главное ещё я не сказала,
Что Сатеник и Урузмаг — родня.

Он был царевне сводным братом.
Не знал, что есть сестра, как видно.
Не мог он быть сестрице сватом,
Кровосмешение постыдно.

Но Сатеник на это возразила,
Что люди посмеются и забудут.
И Урузмага убедила,
Что в браке счастливы, как и на ложе, будут.

И тут увидел Урузмаг,
Как птица поклевала хмель и солод.
И запьяневший сразу птах
Катался по земле весёлый.

Жене поведал он о том,
Намёки поняла.
И пиво крепкое на стол
Гостям преподнесла.

И заключили они брак,
И стали всем пригожи,
И родилсЯ Саусэрыкъ**
Из камня, что служил им ложем.

И был, как богатырь, Сослан;
А тело — сто булатов,
Что рухнул грозный великан,
Кто крал огонь у нартов.

Сама царица Сатеник,
Не виден счёт щедрот,
БедЫ лишь приступает миг,
Народ тотчас спасёт.

И голод нартам ни по чём,
Хозяйка даст зерно,
А также пиво, алутон,
Медовое вино.

А если вдруг наскочет враг,
То он не ускользнёт.
Как муж и сын, как воин-нарт,
В бой первая идёт.

И пусть нет входа на ныхас***
Для женщин у алан,
Для всех адыгов и всех асов****
Она, как мать, одна.

Народ героев своих чтит,
Правителей своих,
Коль ими люд не позабыт,
То люд — всегда за них.

Святой аланский Баракад
Был в свите Сатеник.
Солдат, потом монах и брат,
Что Истину постиг.

Придворным и вельможей был,
И силы не лишён;
Крещён он в Иордане был
И Господом прощён.

При жизни муки претерпел,
Теперь на небесех,
Псалмы Христу пред смертью пел,
Теперь — заступник всех.

Приходит день, приходит час,
Когда бессильна ложь.
Коль Сам Господь сейчас за нас,
То против Бога — кто ж?

* также именуется Сатеней, Шатене и др.(Сатеник в армян. транслитерации)
** также Сосруко, Сослан (армян.) и др.
*** совет мужчин племени
**** одно из соседних племён


32. Исландская сказка. Дурак и чёрт

В Исландии в народе есть обычай
Не оставаться дома в Рождество.
Для них давно уже привычней
В соседней церкви отмечать его.

Считается, что трётли* в этот день,
Коль ты не в церкви могут навестить;
Дурман иль хворь повесят на плетень
И будут целый год гостить.

Среди народа сказок много есть.
Жил в той стране известный иерей. —
То Мудрый Сэмунд о Христе благую весть
С амвона нёс народу много дней.

Однажды стал священник замечать,
Что прихожанин, слывший дураком, вдруг стал умнеть.
Но на чело его легла печать
Печали, скорби, был как будто не в себе.

И вот Дурак к священнику пришёл,
Сказал, что сон видал довольно странный он.
В ту ночь оплакивал Дурак, что он смешон,
И вдруг явился человек сквозь сон.

И обещал тупице просветленье
С условием идти за ним в особый день.
Дурак и согласился ради разуменья,
И вот уж подступает мрака тень.

"Так это чёрт пришёл по твою душу,
И впредь тебе от этого урок,
Чтоб жил своим умом, чужой не слушал,
Тогда и выйдет, парень, толк."

И к службе парня подготовил,
Надевши ризу на него,
Потир держал тот наготове
И предлагал испить вино.

И дал совет парнишке Мудрый Сэмунд,
Чтоб не ушёл с тем, кто не хочет причащаться,
Пусть даже видит иерея, — это омут,
Ловушка и нельзя в неё попасться.

И многие "собратья" подходили,
Но отказались причащаться.
Вот, наконец, и тот, кого во сне он видел,
Потребовал всё бросить, с ним остаться.

Но парень следовал завету иерея
И за противником не шёл.
Но тот и призрак Сэмунда навеял,
А парень с чашею к нему, и тот ушёл.

И стала церковь ходуном ходить.
Дурак-дурак, но чашу не бросает.
И стали в колокол уже звонить,
И привидения растаяли.

Вошёл во храм тут настоящий Сэмунд.
И, причастившись, парню дал отбой.
Теперь тому не страшен омут,
Попасть в который он стремился головой.

И, говорят, с тех пор парнишка стал разумным.
И светлый ум до смерти сохранил.
Благословил его сам Сэмунд Мудрый,
И парень старца возблагодарил.


* тролли
(исланд.)
** реально историческое лицо, священник и писатель, полагают,что он является автором Эдды (Старшей)



33. Древнерусская бывальщина о Луке Колочском

Шесть веков тому назад
Во деревне Колоцкой
Жил Лука*, был небогат,
Но он жил по-божески.

Раз из поля выйдя в лес,
Голову поднял. —
Чудо было из чудес,
Светом лик сиял.

Там икона Божьей Мати,
С Нею два затворца**,
И Микола — слева складня,
Справа — Илия-пророче.

С древа он икону снял
И, облобызав,
Чтоб чужой не видел взгляд,
Спрятал среди трав.

Но нашёл другой мужик
И забрать хотел.
Дал Лука овсяно жито***,
Так и умолил.

И принёс икону в дом,
Там больной лежал.
И устами, и челом
Образ целовал.

И восстал с постели он,
Будто не болел,
И народ стекался в дом
Для исцеленья тел.

И чудес было не счесть,
Славили Луку убогого;
Князь Андрей**** почёл за честь
Сретенье***** у города.

И в Можайске от иконы
Многия знамения,
Прекращались в граде стоны,
Но не столпотворения.

Из Можайска на Москву
Стремление Луки,
А навстречу уж идут
Духовные полки.

Вышел сам митрополит
Со епископы,
Колокол в Кремле звонит,
Молятся попы,

Князь с княгиней и бояре,
Воеводы и вельможи,
И простые там крестьяне,
Христиане тоже.

И везде среди недужных
Много исцелений,
И молебны Мати служат,
Слёзные моленья.

И Луку при этом славят,
Чествуют, дарЯт,
И теперь Лука богат,
Возвратясь назад.

Строит двор, как у князей,
Отроки****** — в прислуге,
И охотою своей
Занят на досуге.

Много ловчих птиц и псов,
И медведи — в клетях;
Выезжая вдруг на лов,
Всё сбирает в сети.

И сокольничих избив,
Стал Лука спесив.
Князь Андрей, что было сил,
Смирялся, терпелив.

Был однако же у князя
Некий злобный ловчий,
Что с медведем на привЯзе
Шёл про между прочим.

И завистливый Лука
Повелел тому
Снять медведя с поводка,
Да и ко двору.

Хитрый ловчий бросил цепь
Тут же по приказу,
Да и бросился медведь
На Луконю сразу.

Тот отпрыгнуть не успел,
Завопил заломан
И едва хватило сил
Доползти до дома.

Так медведь и проучил
Гордого Луку,
Что Лука тут получил
Не желай врагу.

Князь Андрей ему пенять,
Дескать, возгордился.
И судьба монахом стать,
Грех бы отмолился.
 
Князь возводит монастырь,
Позабыт Лукою пир,
Он опять убог и сир,
Но зато в душе есть мир.

* герой древнерусской Повести О Луке Колочском
** створка трёхчастной иконы
*** хлеб
**** Можайский удельный князь Андрей Дмитриевич, сын Дмитрия Донского
***** встреча
****** молодые стражники



34. Казахская сказка. Алдар Косе

В одном ауле жил пастух
По имени Алдан.
Бедняк, свой труд за много оплеух
Он богачам продал.

Когда его жене рожать
Аллах наметил срок,
Алдаром* мальчика назвать
Решил, чтоб не остаться без порток.

В один из дней сынок спросил
Об имени своём.
Алдан–ата и объяснил
Про тяжкое быльё.

"Я баями обманут был
И нищету хлебал,
И им прощал, и добрым слыл,
Защиты не видал.

Однажды нанял меня хан
Пасти своих овец,
А вместо денег вновь обман —
Козу мне дал, подлец.

Сказал, коза обогатит,
Родит тебе козлят.
И выгнал прочь, не заплатив,
С козою будь богат."

Услышав сей рассказ, Алдар
Решил хитрее быть
И всё, что отнято, задаром
В отместку получить.

Хоть был он именем Алдар,
Но прозван был Косе**.
Не потому, что не был стар,
Да не росли в браде власы.

И вот сказал, мол, срок пришёл
Сегодня умирать.
"Я в юрте жил, туда ж ушёл,"
И, ископав, заставил погребать.

А сам продуктов туда взял
И сделал дымоход.
И шесть десятков баев ждал,
Отдать готов должок.

И баи все пришли забрать
Долги, что накопил.
Но жители им говорят,
Мол, помер, не дожил.

Погоревали о долгах, мол,
С мёртвого, что брать.
Один увидел дым, что шёл
С могилы и решил узнать.

Оттуда следом кочерга
Горячая к нему.
И получил печать врага,
Должок Алдар вернул ему.

Признать позор ему нет сил.
"Всё хорошо!" — сказал.
Так каждый бай туда ходил
И каждый получал.

Алдар тем временем связал
Всех баев и раздел,
И всё, что отнято, забрал,
И к хану вмиг успел.

Мол, бунт подняли батраки
(На теле есть печать!).
Хан убедился. Не с руки
С Алдаром воевать.

И баи проданы в рабы.
И, получив свой дар,
Так славу умника добыл
Сын пастуха Алдар.

* имя Алдар объясняется чаще всего как "плут, обманщик"
** прозвище Косе переводится как "безбородый"


35. Новый Свет. Салемские ведьмы

В конце семнадцатого века
В американском штате Массачусетс
Известен в Салеме любому человеку
Закон о колдовстве и прочей чуди.

Каралась "чудь" сурово — смертной казнью.
Но если есть законы, есть и ведьмы.
И случаи нашлись, и повод разный,
Улики, аргументы, факты, темы.

Две девочки-кузины в доме пастора
Затеяли ненужную игру.
То чушь болтали несуразную,
Кривились; будто звери, прятались в нору.

Когда священник проповедь читал,
Они смеялись, затыкали уши.
Купец, который в доме гостевал,
Заметил "странности" и среди их подружек.

Один из жителей резонно утверждал,
Что это выдумки нелепые девчонок
Про призрак, что как будто бы летал,
Колол их, вызывая стоны.

Но пало подозренье на рабыню,
Титуба исповедовала Вуду.
Девчонки указали всей общине
На чернокожую, вмиг ставшею подсудной.

А с нею — полунищие подруги,
Две Сары — Сара Гуд и Сара Осборн.
Заявлено, что Дьявола те слуги, —
Вердикт им вынес судиЯ Джон Готторн
*.

Сначала женщины всецело отрицали
Свою причастность к нечестивой братии,
И двое "околдованных" признались
Во лжи о ведьминых проклятиях.

На тех нажали бывшие подружки,
Сказав, что тоже назовут их ведьмами.
Игрались девочки, но это — не игрушки.
Под приговор попали "ведьмы" с семьями.

Малышке Доркас, дочке Сары Гуд,
Всего-то отроду четыре года.
Она допрошена в суде, где Доркас назовут
Пособницей и ведьминым отродьем.

Был очернён священник Джордж Берроуз,
Который "виноват" был  в том,
Что юной Энн он призраком из грёз
Являлся и пугал кошмарным сном.

Энн заявила, что он был повинен
В том, что индейцы побеждали белых.
Не помогло, что пастор без запинок
Читал молитву "Отче Наш" пред виселицей смело.

Рука не дрогнула у Джонатана Корвина**,
Сочувствовали жители в слезах;
Повесили ещё и Марту Кори,
Чьё тело было в "ведьминых сосках"***.

Казнили ещё многих прочих,
Покуда губернатор Фипс
Своим указом, как бы между прочим,
Не распустил тот суд, и гул ведьмОвства стих.


В правах восстановили пострадавших,
Вернувши добрые их имена
И компенсацию наследникам воздавши.
А память их в мемориале бысть сохранена.

* судья по делу о  салемских ведьмах, предок известного американского писателя Натаниэля Готорна
** второй судья по делу о салемских ведьмах
*** подследственные подвергались детальному осмотру кожи на предмет наличия бородавок, которые считались сосками дьявола



36. Люксембург. Зигфрид и Мелюзина

Сия история — на марке Люксембурга*.
Правдива ли она, читатель, сам решай.
Сюжеты древние сплелись амурно,
Быть может, и Вы видели дежА**.

Однажды на охоте юный Зигфрид***,
Что был родоначальником страны,
Отстал случайно от придворной свиты
И оказался он в лесу Весны****.

Там пела песнь красавица печальная,
Одета в королевские одежды,
Но Зигфрида она не замечала,
Так участь ей казалась безнадЕжной.

Влюблённый граф, узнав о её горе,
О том, как ей назначено невестой быть другого
В то время, как Нептун разбил на море
Корабль, лишь только деву спас живою,

Ей предложил супругой стать своею,
Даря и руку с сердцем, и корону.
И согласилась Мелюзина-фея,
Прося его в субботу дать ей выходной от трона.

И так они венчались с уговором,
Который каждый неизменно соблюдал.
И графа занесла Весна на хОры,
И, окрылённый, он дерзал.

Построил замки, укрепил страну,
Создал библиотеки, церкви, школы;
Но по субботам отпускал жену,
И в графстве шли уж разговоры.

И вот однажды Зигфрид захотел
Супружницу увидеть и в субботу.
Но так как брачный договор довлел,
Войти не мог, мешало что-то.

Тогда решил хотя бы подсмотреть,
Чем занимается жена, в замочное отверстие.
И ужаснулся, не жену, русалку ведь
Увидел и познал, что это бестия.

Тотчас же фурия драконшей обернулась,
Разрушив половину замка,
Земля от воя содрогнулась,
Похоронила Зигфрида останки.

Но хроники рекут, что Зигфрид, "выживший",
Женился и имел детей.
Наверно, позабыл драконшу огнедышащую,
Лишь марка мне напомнила о ней.

* Реальная марка Великого Герцогства Люксембург 1997 года
** уже (франц.)
*** родоначальник  первого Люксембургского дома
**** легендарный Арденнский лес



37. Католическая легенда о Сен-Бернаре

Возможно, ты не знаешь, мой читатель,
Что Сен-Бернар — то вовсе не собака.
Тогда скажи, с какой же стати
Так псов лохматых величают, может, врАки?

На самом деле, жил в одиннадцатом веке
В Савойе парень с именем Бернард.
Прочёл все книги он в библиотеке
В Париже, а вот в замок родовой вернуться был не рад.

Родители нашли Бернарду пару,
Но парень вовсе не хотел жениться.
Для жизни во Христе довольствовался малым,
Ведь, чтоб спастись, достаточно молиться.

Гласит легенда, что святой Бернард
Из замка выпрыгнул с двенадцати- метровой высоты,
И ангельский крылатый авангард
Помог, прознав, что помыслы его чисты.

Ушёл от мира к нищей братии бенедиктинцев,
А после в западные Альпы он ушёл,
Где горный перевал суровый на границе
Приютом стал для всех, кто в Рим на поклонение шёл.

Здесь, как гласит источник,
Чтоб перейти чрез перевал Мон(т) Жу,
Накинул от креста цепочку
На дьявола, что воплощал там жуть.

Чёрт в пропасть скидывал, как перья, богомольцев,
"Даря" ледовый им покров.
Бернард спасал тела и, больше,
Спасал их души, дав надёжный кров.

Приют сперва был назван в честь Николы,
По смерти же Бернарда в честь него назвали.
И здесь возникли зенненхундов школы.
 —
В горах монахи псов спасению пропавших обучали.

И многим жизнь те псы спасли,
Которых горные лавины настигали.
В зубах подчас и бренди им несли,
И этим часто их, замёрзших, согревали.

В приюте нынче церковь августинцев*,
В Европе самая высокогорная,
И чтут монаха Сен-Бернарда альпинисты,
История для описания достойная.

* один из нищенствующих католических орденов (как и францисканцы, бенедиктинцы и пр.)



38. Мексика, Юкатан. Майя и ацтеки

На полуострове индейцев майя и ацтеков,
По мифам, правил Змей Пернатый Кукулькан*.
Он научил письму и календарным вехам,
И был правителем как коктепан**.

Не Алкал он народной крови,
Лишь благородной — плакал царь —
Зато прославился в народе. —
Вельмож бросали на алтарь.

Его союзником на небе был бог Тлалок***,
Что в засуху дождь с громом присылал.
Его кувшин — всегда со снегом талым,
Но на бездельников он хворь ниспосылал.

А трудникам дарил вино агавы,
Текилой или пУльке угощал.
МайяуЭль**** широко улыбалась,
Когда Корона***** запретила пить мескаль.

Старейшины родов как бога Се АкАтля****** чтили,
Что в чёрной маске на глазах, но видел всё;
И воины, знатнейшие, учились
Охоте у него, и подставлять друзьям плечо.

Врагам он отводил роль жертвы
И пленников в цветочных войнах******* кровь он пил,
Чтоб Солнце не сломили ветры,
Чтоб диск Луны сердцами их светил.

Известен средь ацтеков Монтесума********,
Объединивший многих под своею властью.
Империя народы подтянула,
Но в то же время пережив напасти.

То наводнения, то саранча стращали,
То вдруг наслали боги эпизоотию,
Однако всё же силой отвращали
Ацтеки бедствия и чёрные стихии.

Врагов поверженных заставили есть землю
Как знак покорности и верности вассалов,
И боги принимали жертву,
Пока Эрнан Кортес не выдворил
"отсталых".

Испанцев приняли ацтеки за богов,
Кортеса почитая Се АкАтлем,
И было, что сдавались без боёв,
Сражений, битв и баттлов.

Но Монтесума Первый не увидел
Падение Теночтитлана,
Его потомок********* не осилил
Конкисты неуёмных планов.

И триста тысяч полегло,
Омыв своею кровью Чичен-Ицу.
Испанцам больше повезло
Богатством и господством насладиться.

Прошли столетья, Солнце также светит,
Луна не падает без жертв с небес.
И дует только снова южный ветер,
Который в час судьбы исчез.

* букв. "Пернатый Змей", бог ветра и дождей
** правитель майя, титул
*** ацтекский бог дождя и грома, южного ветра (у майя — Чок)
**** богиня плодородия
***** решение испанской короны запретить пить текилу, напротив, способствовало распространению напитка
****** букв. "Белый Змей", бог охоты, восточной стороны и огня
******* велись не ради территории, а ради добычи пленных, которые предназначались в качестве жертв богам, обычно сражение давалось раз в двадцать суток
******** Монтесума Первый, легендарный правитель ацтеков
********* Монтесума Второй, внук Монтесумы Первого



39. Средневековая Япония. Мальчик-с-пальчик

Дюймовочку нам Андерсен создал,
Не зная, что это литОта, троп.
Любой папА её пересказал
Ребёнку нА ночь, сладко спал он чтоб.

Все знают сказку, где герой был  Thumb,
По-русски часто просто Мальчик-с-пальчик,
Где с детства о себе он думал сам,
Не дал Господь в защиту хоть напальчник.

В Японии его назвали ИссумбОси
И дали шанс мальчишке жить без бед.
Так, в средние века в Отоги-дзоси*
Про невеличку сказ вошёл сюжет.

Когда-то в очень давнем прошлом
Богатая семья была бездетна,
И на коленях Сумиёси** просят,
Чтоб, хоть как куклу он послал им детку.

И бог молитву той четы услышал
И даровал дитя, как говорят, с напёрсток,
И был малыш поменьше мыши,
Но радость приносил всем, кто и не просит.

Но сам в себе носил смиренно горесть,
Что он не сможет быть таким, как все.
И, чтоб мальчишку не расстроить,
Решили боги перед ним разрушить стену.

Он сделал меч из маленькой иголки,
В соломинку её вложил,
Тарелку супную он сделал лодкой,
А вместо весел куайдзы служили.

Поскольку был по духу самураем,
То по прибытии нанялся в дом даймё***.
Бороться с демонами в том далёком крае
Он помогал министру и хозяину Сандзё.

За то, что порученья исполнял,
Его любил весь дом и вся семья.
И ХАнако, кем ИссумбОси был пленён,
С собою мальчика брала, совет ценя.

Однажды девушка пошла молиться в храм,
Глотнуть сакральный дух в священном доме.
Внезапно нападению она
Подверглась страшных и рогатых Они****.

И помнит подвиг самурая весь Кётоси*****,
Что не пожаловался тот, как будто нету сил.
Когда над ним смеялись, ИссумбОси
Колол мечом их в пасть, и тем их победил.

Бежали Они, пятки их сверкали,
И позабыли свой волшебный молоток.
Желание, и стал реальным самураем
Тот, кто когда-то был всего лишь с ноготок.

И слух о том чудесном превращении
Достиг дворца и даже императора.
По высшему соизволению
В военачальники пожалован, и ХАнако была ему сосватана.

И в новый дом приехали родители
Когда-то маленького Иссумбоси.
И так, молитва девушки в обители
Дала обоим жизнь о бозе.

И ты дружок, Христу молись,
И никогда сего не устыдись.

* сборник средневековых легенд Японии, был составлен в XIV веке
** бог плодородия в синто
*** крупный вельможа
**** демоны
***** произношение Киото на японском языке



40. Иерусалим. Схождение Благодатного Огня

В конце шестнадцатого века*
Расширились границы Порты**.
И власть ислама прославляла Мекка,
Куда свой вперил взгляд Мурад***, молясь на кортах.

А в это время, в самый праздник Пасхи
И ожиданья Благодатного Огня
(Храм Гроба был в армянской власти****),
Иерусалимский патриарх***** вне стен молился, о грехах скорбя.

И сутки не было Огня, урок армянам,
Хоть православным запрещён пашой турецким вход,
Вдруг озарился столб огнём медЯным
В том месте, где молился главный православный поп.

Софроний к трещине пылающей подносит свечи.
Горят неопалимой купиной.
Все славят Бога и завет превечный, —
Открыли вход во храм духовной нищетой.

А наверху средь офицеров Порты,
Увидевших чудесное явленье,
Омир******, боец и мусульманин гордый,
Себя учеником Христа признал в одно мгновенье.

И спрыгнул вниз с дес(я)ти-метровой высоты
К колонне, что в огне пылала.
И падал он на камни, не в кусты,
Но ни одна из косточек не пострадала.

Зато последовал вдруг залпом сброс камней
И исповедника "свои" добили,
Но в сонме ангелов на одного полней
С ним стало. Слава Божьей Силе!

А нынче что ж? Готовься, честный люд!
Врата закрыты вновь, повинен вирус.
Так ты, молясь, о том не позабудь,
Что пред порталами творилось.

* по одним сведениям, в 1579; по другим, в 1580 году
** зд. символическое именование Османской империи
*** турецкий султан Мурад III (1546-1595)
**** полагают, что армяне подкупили пашу с тем, чтобы на пасхальном богослужении не было представителей других церквей
***** иерусалимский патриарх Софроний IV (1579-1608)
****** также Анвар; прославлен в лике мучеников, память 19 апреля/ 1 мая



41. Турецкая притча. Гранатовый сад

Однажды некий падишах
Свершал объезд владений.
Хоть помогал ему Аллах,
В жару хотелось тени.

На горизонте видят сад
С прекрасными плодами,
И к ним навстречу, очень рад,
Хозяин со словами:

"Прошу вас, путники, ко мне
Под сень моих гранатов.
Чтоб отдохнули вы вполне.
Здесь гость дороже брата."

Вошёл высокий гость к нему,
А вместе с ним и свита.
"О, как прекрасно отдохну!
В кувшинах сок налитый."

Гранатов вкус, как сладкий мёд,
И мягкие ковры;
И воздух музыкой течёт
И навевает сны.

Подумал вдруг сей падишах,
Что сад такой ему
Годится больше, о Аллах!
"Хозяина сошлю!"

Однако тот совсем не прост,
Он мысли всех читал,
И в ссылку он увидел мост,
За всё, что щедро дал.

Несёт он снова господам
С гранатами поднос.
Скривились все, и даже сам
Правитель сжал свой нос.

"Что нам подал ты в этот раз,
С того же фрукты древа?
Ты отравить хотел бы нас,
О Небо!"

"Плоды не виноваты в том,
Покорный раб, Владыка.
Но мысли изменили тон,
И вкус плодов стал дикий."

И понял грозный падишах,
Садовник есть мудрец,
Что скрыто в душах, о Аллах,
Читает в сердце чтец.

И возблагодарил его за труд
И за гостеприимство.
И аср-намаз сейчас прочтут,
В молитвенном единстве.

А ты, дружок, свой сад расти,
Хотя б на подоконнике.
Пускай цветёт к твоей честИ
И в грусти будет зонтиком.



42. Падение Римской империи. На границе миров

Известно всем, что Рим не устоял
И пал от вражеских и варварских набегов.
Одним магистром был Непоциан*,
С него ведём агонию Равенны**.

Ему наследовал сын Юлий***.
Пускай тот был германским данником,
Ветра удачи ему дули,
Лев Первый*** называл племянником.

И получив добро от Византии,
Он утвердился на престоле римском,
Хотя все боевые силы
Сбирались Флавием-магистром****.

Тот выступил против вестготов,
Власть захватил и узурпировал престол
И юному сынишке Отдал,
Ведь римской крови было больше в том.

Направил Непот против них отряды,
Мятежников отправил под арест
И узурпатора казнил, с досадой
Августёнка***** отправил в ссылку, сделав щедрый жест.

И пощадил мальца,
Тот слишком юн был и красив. —
Последний император не остался без дворца,
Где основал он монастырь, не быв спесив.

Владению мечом его учил Аврелий,
Владению собой — монах Амвросий.
И вот пришло когда-то время,
Он в камень меч вонзив, забросил.

И принял имя Пендрагон******,
Вошёл он на британский трон,
Войне поставил он заслон
И распустил свой легион.

А дальше?

Сын А'ртур у него родился,
Амвросий Мерлином явился;
И в землю ножками вонзился
Британский Круглый Стол.

Но это, знаешь ли, легенда.
А истина непостижима.
И был ли внуком Ромула неведомо,
Хотя красиво.
Да и кончается добром.

Но если посетишь Лондиниум*******,
Увидишь камни римских стен,
То в них черпни сюжетных линий
Перепетии европейских перемен.

* Полководец, отец предпоследнего императора Западной Римской империи Юлия Непота
** тогдашняя столица Рима
*** Юлий Непот — букв."племянник", так как был женат на племяннице византийского императора Льва I
*** правил Восточной Римской империей в описываемый период
**** Флавий Орест, магистр, объявил себя правителем Рима, но не сумев достигнуть признания и будучи по происхождению германцем, передал захваченную власть сыну Ромулу, в котором текла римская кровь
***** Ромул Август, также именуемый Августулом ("маленький август") последний император Западной Римской империи
****** "Голова Дракона"
******* развалины римских поселений в Лондоне



43. Вьетнамская сказка. Дух железа

В одной деревне в землях вьетов
Крестьянин бедный жил.
Трудился парень с самого рассвета
До поздней ночи, что есть сил.

А из орудий — только палки
Да грубый камень, ну, ещё и руки.
Но никому его не жалко,
И нету ни жены и ни подруги.

И даже звери от него бежали.
И замолкал пред ним ручей,
И птицы ввысь взмывали,
И не было его грустней.

Однажды от усталости уснул.
И в тонком сне увидел, будто дух спустился.
"К тебе под вечер всадники придут.
Не откажи им, как бы ты ни  удивился."

И, правда, на закате солнца
Явился всадник в золотых доспехах,
Прося местечко у оконца
Всего на ночь, ведь завтра ехать.

Но парень жутко испугался
И отказал, сказав, что нет.
И стало меньше на два шанса,
А всадника простыл и след.

Чуть позже появился белый рыцарь,
На белом жеребце сидел.
Спросил ночлег, воды напиться,
Но парень будто онемел.

И вот уже луна восходит,
И этот всадник ускакал.
Зато конь вороной подходит,
Наездник — в чёрном, ростом мал.

И небо звёзды осветили,
И ветер свежесть трав принёс,
И даже птицы поспешили
Помочь бедняге правильно ответить на вопрос.

И парень вдруг совсем бесстрашно
Ночлег свой скромный предложил.
Уехал утром путник важный,
Кусок железа парню положил.

И понял тот, что первый бы оставил золото,
А белый, несомненно, серебро.
Но не жалея, сделал он лопату с молотом
И плуг. И поле вот и вспахано.

И появились всходы вскоре,
И в чашке — белоснежный рис,
И легче с плугом обработать поле,
И стал изгой приятен для девиц.

И старики кивали одобрительно,
И льнула к парню детвора,
И птицы пели хором упоительным,
И ручеёк журчал с утра.

Вот так железо помогло
Там, где нет помощи от серебра и злата.
С трудом и чудо вдруг произошло,
И новая одёжка без заплаток.



44. Петровская Русь. Воспитатель Петра Первого

Его Сиятельство Светлейший князь Борис —
Из роду всем известного Голицыных.
На родовом гербе с "Погоней"* был девиз
И рыцарский был крест**, чтоб защититься.

Князь был сподвижником царя Петра
И назван "Воспитателем"*** недаром.
В Преображенском он сопровождал царя
И был прислужником  затеям и забавам.

Когда царь вырос,
"Дядька" вновь служил на поприще военном круто,
Стрельцов бунтующих разоружил
И сам вёл следствие по бунту.

Ума великого, но к питию охоч;
Вёл дружбу с иноземными купцами.
Царю однако ж стало вдруг невмочь
Его прельщенье иностранными дарами.

И со двора прогнал его сурово
В имение Дубровицы, к Подольску.
Там князь сидел в опале строгой,
Судьбы оплакивая долю.

И там, раскаявшись в грехах,
Задумал церковь возвести.
И камень, древний, на волах
Из Сьянских рудников везли.

Про покаяние прознал сам царь,
Решил он "дядьку" запросто простить.
Приехал в ссылку государь,
Чтоб первый камень в церковь заложить.

И вырос чудо-великан,
До наших дней дожил.
А ведь когда-то Адриан****
Его не освятил.

Мол, дух латинский веет в нём,
И храм не православный.
Не унывал Борис с царём,
Ведь Бог, не поп, там главный.

Венцов колонных капитель,
Классические формы,
Карниз с подвесом как кронштейн,
Антаблемент, фриз, ордер...

У входа здесь Григорий Богослов
Стоит со Златоустом,
Понятен взор немой без слов
И расслабляет чувства.

Храм Адриана пережил,
Хоть долго был в лесах.
Стефан Яворский освятил
ЗнамЕние в Дубровицах.

Позднее кто-то назовёт
"Голицынским барокко",
А благодать с небес идёт,
Спешит народ к истокам.

Пусть нынче люди по домам
Творят молитву Богу;
И достоянье церкви — храм —
Дрожал, но ведь не дрогнул.

Стоят, подобно часовым,
Святые на фасаде.
И слышу отзвуки мольбы
Из райского из сада...

* На щите образ скачущего рыцаря на белом коне с герба Гедиминовичей; называют "погоней"
** возможно, лапчатый белый крест французского происхождения (тамплиеров - ?)
*** воспитателя царя также именовали "дядькой"
**** Патриарх Адриан отказался освящать этот храм, он был освящён в 1704 году экзархом Стефаном Яворский, сподвижником Петра Великого


45. Тибет, Средневековье. Взгляд целомудрия

Тибетский царь Сонгцэн Гампо
Из рода доблестных Ярлунгов
Был просвещённейшим цэнпо*
И таковы в Совете слуги.

Отца монарха погубила оппозиция,
Когда Гампо исполнилось тринадцать лет.
И понял он необходимость юрисдикции,
И множество реформ познал Тибет.

Провёл реформы армии, структур,
Построил множество буддистских храмов
И много кланов он под власть свою вернул,
И стал Непал в Тибете как один из главных.

Тибет объединил шесть областей,
У каждой губернатор есть — кхонпон.
И есть военачальники частей,
Министры-управляюшие и снабженцы,
гарнизон.

В Совете — канцлеры
(гогэл, лонгчен, нанлог**)
Министр военный и инспектор-надзиратель.
МИД возглавлял чилон
И прочие, все близкие царя, старательные.

У государя было несколько супруг.
Но двух назвать, по крайней мере, надо.
Тхицун одну из них зовут.
Непальская царевна культ буддистский знала.

Вэньчэн, вторая, — дочь самогО Тайдзуна***.
С собою привезла святыню
И помогла построить храмы по фэн-шую,
А статуя хранится и поныне.

С такими жёнами Гампо не унывал,
Умел держать баланс среди жрецов.
Бонистов уменьшался клан,
Буддистов же число росло.

И вот Тибета карту он раскинул
И вдруг увидел, что страна как дьяволица.
Вэньчэн своим умом прикинула,
Где Будда должен особливо чтиться.

И в "сердце" был воздвигнут храм Потала,
И много храмов возле и вдали.
Тибетская страна торжествовала
И умолкали все враги.

А вслед за храмами возникли школы,
Возник тибетский письменный язык
И прославляли жители реформы,
Все те, кто алфавит постиг.

Сейчас тибетское правительство в изгнании,
Придерживается "Срединного Пути".
Премьер****— профессор права — знает,
Что им с Китаем снова в путь идти.

И всё же борется Тибет за автономию,
Хотя бы в рамках государства КаэНэР.
Но главная идея "ненасилия" в идеологии,
Без спешки, без войны, без крайних мер.

* царский титул; (604/617-650гг.), 33-й царь династии Ярлунгов
** гогэл — администратор, лонгчен — главный канцлер, нанлон — государственный канцлер
*** самый могущественный император династии Тан (599-649гг.); кроме крупных феодалов поддерживал социально незащищённые слои населения (крестьян, интеллигенцию, мелких феодалов)
Девиз правления — "Взгляд целомудрия"
**** Лобсанг Сенге, выпускник Делийского университета и Гарварда, где и ныне преподаёт правоведение; сменил на посту Далай-ламу XIV-го


46. Старое белорусское поверье

Баю-баю, баю-бай,
Правил в белом поле Бай*.
Красной зорьки каравай
ВвечерУ покажет рай.

Князь покорный был ПерУну,
Солнце чтил и серпик лунный;
Хорса и Семаргла** чтил
И до старости дожил.

Две собаки с ним всегда,
К ним нейди, а то беда.
В белом поле стар и мал
Знают, это — Ставр и Гавр.

Только в семик***, раз в году,
Их ласкательно зовут:
"Ставры, Гавры, гам,
Приходите к нам!"

Псы придут за угощеньем
И исполнят повеленье. —
Таково поверье дедов
В устных белорусских "ведах".

Вышли князю сроки-даты,
Солнце ж клонится к закату.
Сыновей к себе призвал;
Всё, что нажил, всё отдал.

Только младший — в белом поле,
Кто был назван Белополем.
Не застал в живых отца,
Ведь ходил охотиться.

Опоздал, наследства нет.
От братьЁв узнал совет.
Дескать, так отец сказал,
Чтоб собак ты отпускал.

Пусть бежит направо Ставр,
А налево мчится Гавр;
В этих землях ты селись
И детьми обзаводись.

И куда ему идти?
Истину в пути найти?
Белополь двух птиц поймал,
Отпустил, псам "Взять!" — сказал.

Полетели птицы к дому,
В свою сторону знакому.
Первой — путь лежит на юг,
А другой — на запад, друг.

Псы за птицами рванулись,
Да и в реки обернулись.
Между Днепром и Двиной
Новый князь зажил семьёй.

Стали сеять и пахать,
И детей себе рожать.
Окунай в мёд-пиво ус,
Будешь здрав, как белорус.

* также Бой, Буй
** языческие славянские боги
*** также сёмуха, праздник Троицы



47. Легенда острова Пасхи. Птицечеловек

Его открыл кэп Роггевен на Пасху*,
Исследовавший Южный Океан.
Он не был рыцарем, как кэп да Гама Васко,
И не попом, как фатер Себастьян**.

Он был голландцем, сыном математика-картографа.
И, в сущности, ногой на остров не ступал.
Но первым в воскресенье Пасхи мимо острова
Он курсом шёл; в честь Пасхи и назвал.

Здесь были Лаперуз, Лисянский, Отто Коцебу.
Тур Хейердал моаи*** поднимал.
Их прежде видел мореплаватель Джеймс Кук,
Который позже от гавайцев пострадал.

Гласит легенда рапануйцев****,
Что птицечеловеки жили здесь.
Плыви до островка с названьем Моту-Нуи,
Там яйца чёрной крачки есть.

И если первым к финишу пришёл,
Тебе всё племя на год покорится. —
В МакЕ-маке***** ты мАну****** приобрёл,
Есть право год собой гордиться.

Тому, кто птицечеловеком стал,
Возводят истукан посмертно,
Чтоб после смерти ты не растерял
Свои крыла, ведь стал бессмертным.

* 5/6 апреля 1722 года
** отец Себастьян Энглерт, немецкий миссионер, исследователь культуры аборигенов острова Пасхи
*** каменные статуи-истуканы, высотой, в среднем 3-5 м, массой 15 и выше тонн
**** производное от самоназвания
***** верховное божество в виде птицечеловека с головой птицы в религии аборигенов острова
****** сверхъестественная сила


48. Притча про Купалу и Кострому

Забежал осенник*,
Марь** принёс и дождь.
Я сижу, как пленник,
Не выйдешь-не войдёшь.

По грехам ли нашим
Или по беде, —
Ты о том не спрашивай,
А сиди себе.

Родила богиня ночи,
Дивная Купальница,
Кострому, в Семаргла, дочь;
В мать — Купалу, мальчика.

Прилетела птица Сирин,
Жалобно запела. —
Это навьи злые силы
Завистью горели.

Песню жалкую поёт
Птица смерти Сирин,
И к богам беда идёт,
Как приворожили.

Гуси-лебеди летят,
Кострому взять в плен хотят.
Улетели — не достать,
Деве не в семье взрастать.

На чужой сторонке
За тридевять земель
Выросла девчонка,
А в чёрных душах — зелье.

По весне красавица
Заплела венок.
Ни один не нравится
Девке паренёк.

Ветры налетели,
И венок — в воде.
И цветки слетелись
К парню на ладье.

И любовь возникла,
Да не будешь рад.
Дева сникла,
Сник Купала-брат.

В озеро нырнула с горя,
Обернулась мавкой;
Вслед в огонь шагнул он,
Стал палёной травкой.

Боги пожалели,
Ведь любовь убили.
Снова возродили
И соединили.

Был Купала-с-мавкой,
Стал иван-да-марья.
Первоцветом-травкой
Лечат хвори мари.

* старо-славянское именование юго-западного ветра
** непрозрачный воздух, насыщенный парами, пылью, частицами гари и т.п. взвесями


49. Легенда христиан Куршской косы. Танцующий лес

То было в очень давнем прошлом,
Язычники не ведали Христа
И поклонялись лишь стихиям грозным;
В то время островом лесным была песчаная Коса.

Молились пруссы древние деревьям,
Ища защиту в кронах рощ священных.
Тем походили на друидов древних,
А иноверцам вход был воспрещЕнным*.

В соседней местности жила одна девица,
Чья арфа, как Давида лира,
Что музыкой, стирающей границы,
Открыла дверь в сакральные эфиры.

Хранители пустили на Косу,
И духи рощ шептали деве комплименты.
Она лишь выбрала пушистую сосну,
И птицы смолкли все, одномоментно.

Она перебирала струны так,
Что ручейки звенеть учились,
И каждая травинка с нею в такт
Под звуки арфы Господу молилась.

Однажды Бартий-князь был на охоте
в тех краях.
Его влекли косули, белки, лисы.
Но музыка чудесная в лесах
Вдруг привлекла, как ключ природный, чистый.

Увидев деву редкой красоты,
Князь сразу же в неё влюбился.
А слов любви — достаточно простых,
Он предложил ей сразу пожениться.

Предина, так называли деву,
Склонила голову в знак уваженья к князю.
Сказав: "С Христом благословенье Неба
Невесту с женихом повяжет."

Самбийский** князь был удручён,
Но всё ж нашлись слова ответа:
"С тобою буду обручён,
Коли Христос сильней деревьев этих!"

И засмеялись нимфы ей в лицо,
Уж предвкушая близкую победу.
Злой смех послышался в строю жрецов,
Лишь ученицы девы той глядели смело.

И дева струн коснулась арфы,
Умолкло всё, застыв; и вмиг
Стволы деревьев лёгким шАрфом
Вдруг задрожали, ветер стих.

Деревья кланялись арфистке,
Танцуя, накреняя кроны.
С последним звуком пьесы тихо
Застыли в вечности в поклоне.

Князь своё слово не нарушил,
Браслет невесте преподнёс,
Господь благословил их души,
А зрители потрясены до слёз.

Прошли века, пришли пески,
И дюна этот край накрыла
Но лес танцующий, Предин***,
Гора песчаная не скрыла.

* автором употреблена устаревшая форма с буквой "е" как более возвышенная
** одно из племён союза балтов
*** природное явление "танцующий лес" называют именем Предин в честь княгини-арфистки


50. Русская сказка про Курочку Рябу

Жили-были дед да баба.
Жили попросту богато.
А добра — лишь Кура Ряба.
Вот снесла яйцо когда-то.

А яйцо-то непростое,
А яйцо-то золотое.
Это сколько ж денег стоит,
Состояние какое!

Деда долго бил-бил-бил,
Так яйцо и не разбил.
Баба тоже била-била,
Да и баба не разбила.

Вдруг из щели мышка шмыг,
Хвостиком туда-сюда;
А яйцо на пол и прыг,
И разбилось без труда.

Деда с горя зарыдал,
Бабушка заплакала.
Это ж мировой скандал,
Ваши деньги плакали.

Кура Ряба подошла,
Мудро и учтиво
Назидание прочла
Старикам красиво.

"Ты, мой деда, не рыдай!
Бабушка, не плачь!
То яичко-то — не рай,
Да и к Пасхе есть калач.

А яйцо я вам снесу
Да не золотое,
Что и мыши разнесут;
А самое простое."

Деда плакать перестал,
Перестала баба. —
Вот такой у нас финал.
Хитрюня Кура Ряба.