Симон Киринеянин

…И днесь, когда он стар, когда он царь
Воспоминаний – перед царством смерти,
В душе не отпылал, не отмерцал
Нисана день, печальнейший на свете.
Он возвращался с поля, от работ,
Кусты на винограднике окучив,
Как вдруг узрел: из городских ворот
Валит народ, подобно темной туче,
И Кто-то, весь измучен, крест несет.
С лугов, садов плыл мягкий аромат
Граната, мяты, лилии. Но резкий
Пот от толпы и ртов отверстых смрад
Перешибал его, а в перелеске
Влюбленных горлиц серебро рулад
Пугала медь команд и гама всплески.
Симон узнал страдальца: Иисус!
Тот брел, гонимый стражей, по дороге,
Ломило спину, подгибались ноги,
Шатал, давил невыносимый груз.
Шли стражники, шли книжники, сынки
Купцов, шел фарисей, шел алчный мытарь,
Шел вор и рядом ликтор именитый…
Но, Иисусе, где Твоя защита?
Попрятались Твои ученики.
По почве волочился низ креста,
И от него тянулась борозда,
И слезы женщин в борозду упали,
Как горстка зерен. И Симон в печали
С Ним поравнялся, скорбно сжав уста.
И возложил он на свое плечо
Тот крест громадный, напрягая силы.
А дерево, казалось, горячо, –
Жар плоти Иисусовой вместило.
Привычна тяжесть, мужику, ему.
А за Тебя я, Иисус, приму
И подыму, как перышко, и больше!
Но, Господи, приблизиться к холму,
Где палачи с гвоздями, – тяжко, Боже!
Он крест понес, одолевая муки,
Прирос к нему, с ним слился, и была
Такая общность, что казались руки
Ветвями от высокого ствола.
А кто-то из толпы, не разобрав,
Его уже за Иисуса принял:
Те на Него обрушивали брань,
А те о Нем рыдали, как о Сыне.
Казалось, что с плеча не снять креста, –
Вдавился в кости и оставил мету…
О Господи, и ныне, сквозь лета,
Болит плечо и ношу помнит эту.
Что ни таскал потом, ни поднимал,
Все легче было: камень и металл.
Неся свой крест в терпенье бесконечно,
Он понял: нет тяжеле ничего,
Чем путь Господень, тяжкий крест Его,
И часть той ноши на Симоне вечно.
Пахал ли, сеял, а казалось, он
Несет, несет ту ношу испокон,
Не в силах и не смея с ней расстаться.
На всех пространствах и во временах
Тяжелый крест лежит на раменах
Его судьбы и участи крестьянской.
И чудится ему в который раз,
Что это он, мужик, идет на казнь.
Вот-вот распнут, растопчут, не жалея.
А путь все не кончается, и он
Крест этот тащит, тащит, потрясен,
А крест все тяжелее, тяжелее…