Непокаяние

Я к тебе на лошади приехал
Раненой, голодной и больной.
Добрела и сдохла. Дальше пехом.
АКС, косяк и Царандой.

Где моя измотанная рота?
Я не помню. Верно у реки.
Мы сюда взялись из вертолёта,
Ваши-наши размотав кишки.

Вы нам разложили угощенье –
Пластик не подавится ступнёй.
Мы алаверды, и по ущелью
Много, что оплавилось огнём.

Мы зашли на день – а непогода –
Третий день вертушкам не в улёт.
Голод – не беда, доводит холод.
Спальник не планирован в поход.

Солнышко дневное неродное
По-весеннему печёт мозги.
Вечереет. Мальчики в ознобе.
Я за одеялом, черт возьми.

Как вы тут живёте в скал оскале,
Мне не интересно. Одеял!
Дали. Только лошадь ускакала.
Пусть с ней позабавится шакал.

Горблюсь в путь под гнётом одеяльным,
Звёзды окунаются в Панджер.
Хер его, куда искать дневальных.
Заночую. Бабы да старпер.

Рухнул в одеяльное повалье.
Мандавошки вспрянули – привык.
Чувствую – рыданья-придыханья.
Снял предохранитель и затих.

Тихо. Засыпаю. А, сучара!!
Нож в руке, и горло под ножом.
А в ответ: "Падар, шахар, пасар", - А?
Баба, сука, шепчет нагишом.

Голая и мокрая слезами
Шепчет: "Муж, отец", –  и, вроде - "сын".
Нож ей нипочём. Под волосами
Воют глазья: смерть - один в один.

Я на горле хватку ослабляю.
Мечется и молит: "Господин..."
Хоть дари-пуштунского не знаю,
Но понятнты мне "саиб", "амир".

Ухватила лезвие рукою,
Тащит мою руку между ног.
"Шурави, бача", – твердит больною.
А меж ног всё голо – выбрит мох.

Мы такого на порнушных картах,
Медленно играя в дурака,
Не видали. А она в азарте...
Я без бабы целые века...

Утром приодетая, в монетках,
Подвела с уздечкою осла.
Ненависть в глазах, но гнётся веткой
И целует ноги у козла.

Я вернул назад предохранитель,
Благо не задели, кипешась,
И ушёл, ослиный повелитель,
К нашим, мандавошками киша.

В фильмах бабы дуются от глюка.
В жизни: годы прочь, чтоб кто-то жил.
Я не знаю ибн, твою, Андрюху.
А случись – клок счастья заслужил.

2020