Ножи летят, торопясь

    « Что бы это ни было –
    я встречу его смеясь!»
    Г. Мелвилл «Моби Дик»

    «Ножи взлетели, свистя…»
    А. Бушков «Провинциальная хроника начала осени»

Родись под жалобный вздох метели,
или когда гомонит листва,
в хлеву ли, в шёлковой ли постели –
и ни звезды тебе, ни волхва.
В семье ли плотника, господина,
или профессора всех наук,
дворовой стаи приблудным сыном,
но все едино, однажды, вдруг,
еще невнятный, но властный голос
ты слышишь и на стене очаг
дырявишь носом и, – дивный фокус!
Ты видишь двери! И всё не так
отныне будет. И сторож вечный
с усталых век прогоняет сон:
твой пыл щенячий уже отмечен
и в списки тайные занесён.
Всего-то и было нужно,
Что выявить твой задор
и прямо из общей клетки –
в узенький коридор.
И прежде чем вверх ногами
иль с ног на голову жизнь
ты перевернёшь, взлетают,
во мраке свистя, ножи!

И этот знакомый свист
зачёркивает пространство,
спокойно так и не зло,
но неотвратимо длясь:
не вышел, увы, Улисс,
ещё одна сказка странствий,
как бабочка о стекло,
наивно оборвалась.

Родись, как девственный лист бумаги
или в размытых следах письмен,
былым владельцем сохи ли, шпаги,
ты с первых дней попадаешь в плен:
вбирая губкой кровавый опыт
и околёсицу всех времён,
ещё неясный, но властный ропот
услышать снова ты обречён.
Чужих иллюзий, чужих прозрений
стерев приметы, и наг и чист,
на леденящем ветру сомнений
ты новый свой открываешь лист.
Отныне больше ничьи чернила
не запятнают твоих бумаг –
от их неловкой, но дерзкой силы
пошевельнётся усталый враг.
Что ж, коли тебе неймётся
прочесть до конца узор,
его развернутся кольца
и, тусклый вперяя взор,
раздует вновь Инквизитор
свой капюшон – дрожи!
Из-под плащей у свиты
взметнутся, свистя, ножи!

И этот знакомый свист
зачёркивает пространство,
и рукописи твоей,
с усмешкою, не таясь,
сжигают последний лист –
завидное постоянство
судьбы, что своих корней
тебе не откроет вязь.

Родись бесправным и безответным,
дрожащей тварью, почти слепой,
клади поклоны любому ветру,
завидуй даже воде с травой!
Но там, за далью непредставимой,
уже поёт одинокий горн:
в его усмешке неуловимой –
призыв услышать ты обречён.
И только детское безрассудство
позволить может такой замах
на свет, сокрытый Его Паскудством,
не дай-то, Боже, в каких гробах!
И вот, покуда горящим сердцем
ещё торопишься ты успеть,
тебя у самой заветной дверцы
с улыбкой мягкой встречает Смерть:
не всякому честь такую
окажет – лицом к лицу,
и, значит, взывал не всуе
ты к Истине и Творцу!
И смерти своей навстречу
бросаешься ты, смеясь,
и чувствуешь междуплечьем –
ножи летят, торопясь.

О, этот знакомый свист,
О, истины святотатство!
Её беспощадный свет
тебе уже не простят.
Сыграет отбой горнист –
геройство или упрямство? –
На главный вопрос в ответ
ножи, взлетая, свистят…
2000г