два солдата

А им хотелось тоже тишины без грохота бомбёжек, канонады.
Тем бабушкам и дедушкам войны, но они знали с детства слово «надо»!
И как тут усидишь, когда война взяла себе единственного сына.
Но для страны потеря не важна, ведь наступила трудная година.

А для страны «нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим!»
Но для измотанного жизнью деда потеря сына будет просто мировым
Событием в масштабах его сердца, разбитого уже давно, И вот
Пришёл черёд последней в счастье дверцы, которая захлопнется вот-вот.

Семья была большая, был он молод, любимая жена и рядом дети.
Бандиты и война, болезнь и голод – забрали враз всё лучшее на свете.
Оставили единственного сына, чтоб старость скоротать не в одиночку.
Но наступила «Трудная година» и в сердце, как в мишень попала в точку.

Прощаясь со слезами на коленях, дед тихо голосил: «Не отпущу!
Сынок, моя последняя опора! Я лучше сам собаку угощу
Свинцом или штыком как будет нужно. А ты, сынок люби, живи, мечтай!
Семьёй обзаведись, живите дружно, и старика-отца не забывай!»

«Ну, что ты, батя, как же я могу? Своё отвоевал ты, мой черёд!
Ведь я – всего иголочка в стогу, никто не знает, что там наперёд?
Меня не хорони, ещё живой, с победой скоро я к тебе вернусь!
Спокойно, батя, я приду домой, и вот тогда семьёй обзаведусь!»

Скупые слёзы старого отца сдавили горло, как былые раны.
«Я вырастил Мужчину, храбреца! Ну, коли так, я в ряд с тобою встану!
Ты лучшую опору не найдёшь, в бою защита и подмога будет.
Один я не останусь и за грош, ни Бог, ни люди деда не осудят!»

И вот, скрутив последнюю махорку, кисет для оной на двоих один.
Брусок подставив у двери, спустились с горки, плечом к плечу идут отец и сын.


Служили честно, не без страха всё же! Рубили фрицев, били, как могли.
И поровну делили всё, в окопе лёжа, и банку «второй фронт» и сухари.
Суровой ниткой нарезали мыло, двоим достался лишь кусочек с коробок.
А нить, связавшая двоих, была мерилом любви и ненависти здесь в военный срок.


Как мог берёг отец родного сына, в мороз своей шинелью укрывал,
в окопе грязном и холодном в час затишья, как в детстве одеялком подтыкал.
Делил паёк, себе оставив крохи, разыгрывая сытого бойца.
И не смотря на ад, дела были неплохи, казалось, что везению нет конца.
Еще немного и победа наша, и до Берлина вместе и домой.
И будет так, как обещал сын раньше: «вернусь с победой, скоро и живой!»

С утра побрилися трофейною «Золинген», война войной, а жизнь своею чередой,
Одев исподнее, что прожарено Маринкой из вошебойки местной медсестрой.
Морковный чай и кашу с котелка хлебали дружно ложкой с голенища
И словно не было войны, текла река, и краски лета бушевали красотищей.

Отец достал тот памятный кисет, он вышит до войны еще супругой.
А на потёртом ситце васильки, что помнят до сих пор любимой руки.
И насыпая бережно махорку в клочок бумажный из кармана галифе,
Старик вздохнул, припомнив дом на горке с черёмухой, что в городе Уфе.

Но сын заметил грусть, слеза скупая скатилась по морщинам, растворясь,
В небытие ушла, словно растаяв в расщелинах скалы, смывая грязь.
«Не стоит, батя, горевать, ещё прорвёмся! Мы до Берлина хоть по снегу в декабре.
Прикончим фрица, а вернёмся, отстрою дом, женюсь на нашей медсестре.

И будет батя дедом нянчить внуков, столярничать, за домом во дворе.
Узнают внуки золотые руки, что мастерят на радость детворе.»
И вот едва заметная улыбка добавила морщинок на лице.
Отец свернул цигарку-самокрутку, загнув привычно угол на конце.

«Дай прикурить, сынок! Где «вдовушка» твоя, покамест безотказная подруга?»
Дай огоньку на самокрут, а жару мы дадим фашистской сволочи, в бою мы - друг за друга.
Сын подпалил трофейной зажигалкой, он выменял её за сухари,
Но не успели оба затянуться как небо загудело изнутри.

Над головою мессер показался, дал очередь и скрылся за рекой.
Отец присел растерянно, пригнулся, и голову прикрыл своей рукой.
«Ложись, сынок! Твою их в душу мать!», - толкнул на землю и накрыл собою.
«Сейчас не время сопли растирать, когда пули свистят над головою.»

Но мессер улетел и всё затихло, он дал солдатам малый передых.
И чтобы не будить в покое лихо, старик рванул в окоп, с передовых
Сподручней будет им обороняться.  Но не услышав сына за спиной,
Вернулся дед помочь ему подняться. Но неподвижно тело, как живой

Лежал парнишка и глаза открыты, и «вдовушка» зажата в кулаке.
«Сынок, ты ранен, где? Чего лежишь-то? Сейчас вернётся фриц не на легке.
Но сын лежал ничком, всё также неподвижно, не слыша зов отца и не дыша.
А рядом догорала самокрутка и отходила, видимо, его душа.


Растерянно старик в него вцепился и тело навзничь он поворотил.
На ране в сердце взгляд остановился, и дед пал на колени и завыл.
Рыдая диким зверем, он взмолился, ударил оземь оба кулака:
«За что?» и слёз поток катился. «Прости, сынок, меня ты дурака!»

Он вскинул ППС. «Ну, где вы, суки?» и очередью небеса порвал.
Вдруг мессер показался из-за речки, обрушив на солдата новый шквал.
«А ну, давай, иди сюда, сволота! Сынок, мы щас порвём его с тобой!»
Стащив парнишку вниз на дно окопа, устроил по фашисту смертный бой.

А фриц на разворот, всё ниже-ниже, и вот пошёл снаряд один, другой…
Послышалась в дали команда «Воздух!» и заново свист пуль над головой.
Прикрыл парнишку наскоро шинелью. «Сынок, ты полежи, а я сейчас!
Давай, фашист поближе, шнеле, шнеле! Уж я не промахнусь на этот раз.»

Дал очередь с прицелом под кабину. «На огоньку, собака, прямо в зад
За сына, за жену тебя, скотину! Добро пожаловать обратно в ад!»
Ну вот и всё, фашист, огнём пылая, вниз устремился за собой оставив шлейф
Из дыма словно уголь и растаяв, он с грохотом свалился меж дерев.
И радостными криками заполнились окопы, но среди них не слышно старика.
Кого-то понесли к сестрёнке штопать, кто тяжело был ранен, кто слегка.

Отец и сын лежали снова рядом, их души были вместе и тела.
И шли они дорогой мимо сада, дорога их на небо пролегла.
Отец сказал: «прости меня, сынок! Мне видно не дождаться внуков.
Я был с тобою до конца, но не сберёг!»  «Спасибо, бать, что умер я не в муках!

Твой вины в том нет, то всё – война! Война, зараза, будь она не ладна!
Но фриц тот точно наложил говна, которого ты сбил.»  «Да ладно!...»

Никто не слышал этот разговор. А их тела лежали неподвижно.
Пробито сердце первого в упор, а у второго нога пробита чуть кармана ниже.
Плечо и грудь залиты алой кровью, прошёлся пулемёт наискосок.
Дыра зияла слева словно дробью опален, разворочен был висок.

Внизу журчал ручей и тишину невольно нарушали птицы.
Казалось, будто не было войны, но невозможно с этим всем смириться.
Здесь у дроги рос огромный дуб, покрыты мохом, лапы уходили в землю.
И ветви в зелени мохнатых шуб, десятки лет уже в молчанье дремлют.


Тут выкопали братскую могилу, отца и сына положили в ряд.
Но не успели прибросать земелькой, как в наступленье фрицев шёл отряд.
Сперва пехота, дальше были танки, и силы были явно неравны.
А умирать за зря кому охота? Напрасные потери не нужны.
«Отходим», - слышен голос командира. Но фрицы не желали больше ждать,
Когда солдат будет готов к походу, и завязался смертный бой опять.

Но для двоих тот бой уже закончен, и наступила «гробовая» тишина.
Тела погружены в пучину ночи, а душам уже будет не до сна.
«Идём, сынок, уж нам пора в дорогу! Пойдём искать твоих сестёр и мать.
Мне кажется, там не они ли на пороге у дома вышли нас с тобой встречать?»

«Да, батя! Вон они, сестрёнки, мама всё в том же ситцевом с цветочками платке.
Маринка, Таня и Алёнка. А мы с тобою, батя, на легке!
Нарви цветов, отец, вон там поляна с краю. Хотя, я сам» «Стой! Ты куда, сынок?»
«Я щас!», - ступил и провалился в бездну. Вдруг темнота и встать уже не смог.

«Что это, батя, где я? Запах крови, над головой земля. Я что в аду?
Постой-ка, где тут выход, батя? сдавило грудь мне, выход не найду.
Да что такое? Где же мать, сестрёнки? Мне тяжело дышать, я, верно, сплю?
Зажгите свет, эй, кто там есть в сторонке? Я с детства спать без света не люблю.»

Вдруг слышно сверху где-то «Achtung,schnell,komm Russisches Schwein…» очередь и крик.
«Теперь дошло. Лежу в земле я. Один? А батя где? Ты где, старик?»
Собрался с духом и напряг все силы. Рванул солдат и разошлась по швам земля.
Боль в сердце резко подкосила. Стон вырвался наружу криком «Бля!»

Свет резанул по глазу ярким бликом. К тьме приучила чёрная земля.
И снова на немецком близко крики. Вдруг выстрел, боль и свет… «ну вот и я!»
Сын снова шёл с отцом дорогой узкой. «А где цветы? Я потерял тебя на миг…»
В дали стояла мать в зелёной блузке, как прежде, рядом был его старик…


«Золинген» - трофейная немецкая опасная бритва
"Вдовушка" - трофейная немецкая зажигалка, прозванная так советскими бойцами за безотказность и верность.
вошебойка - дизинфекционная камера для прожаривания одежды высокой температурой от вшей во времена Великой Отечественной Войны.
мессер - мессершмит, Messerschmitt Bf.109 одномоторный истребитель-низкоплан, состоявший на вооружении Люфтваффе. Самый массовый самолёт Германии времен Второй мировой войны.
ППС - Пистолет - пулемёт Судаева. Разработан советским конструктором А.Судаевым в 1942г. применялся Советскими войсками во времена ВОВ.









 


.