Ф. Петрарка. Восхождение на Ветреную гору

 

       Письмо Петрарки другу Диониджи да Борго Сан Сеполькро, августинскому
       монаху и теологу.
       Написанное по всей видимости в 1336 году и отредактированное
       позднее. Является частью сборника "О домашних вещах", куда входят 350 пи-
       сем Петрарки, написанных между 1350 и 1366 гг.

 " Сегодня, движимый единственным желанием увидеть место, знаменитое своей
  высотой, я поднялся на самую высокую гору в этих местах, по справедливости
  именуемую Ветреной.
  Много лет я обещал себе эту прогулку; как ты знаешь, по велению судьбы, что
  устраивает по своему усмотрению людские дела, я провёл своё детство в этих
  краях и эта гора, которой легко было любоваться со всех сторон, всё время бы-
  ла перед моими глазами.
    Наконец-то, я решился исполнить то, что каждый день вновь и вновь обещал
  себе; главным образом после того, как читая "Историю Рима" Ливия,
  я натолкнулся на отрывок, где царь Македонии Филипп,- тот, что вёл войну с
  Римом, - поднялся на гору Эмо в Тессалии и оттуда, как уверял, увидел два
  моря, Адриатическое и Чёрное.
   
    Мы вышли из дома в условленный час и к вечеру добрались до Малосены, у подно-
  жия горы, на её северной стороне. Там мы сделали остановку на день и сегодня,
  наконец, каждый со своим слугой, мы начали восхождение, которое даётся с боль-
  шим трудом.
    Весь горный массив, поистине сплошные камни, - довольно обрывист и почти не-
  приступен, но как хорошо сказал поэт "упорный труд побеждает всё."*
    Долгий день, затишье, воодушевление, упорство, физическая ловкость и всё
  прочее помогали нам подниматься; единственным препятствием была сама природа
  этого места. В небольшой горной долине мы встретили пастуха, который всячески
  пытался отговорить нас от восхождения, поведав, что и он пятьдесят лет назад,
  охваченный, также, как и мы, юношеским воодушевлением, добрался до вершины,
  но это не принесло ему ничего, кроме разочарования и усталости, телесных ран
  и одежды, разодранной камнями и колючками. Он никогда не слыхал, что бы кто-ни-
  будь ещё, до и после него пытался снова повторить предприятие.
    Но в то время, как он выкрикивал нам всё это, в нас, - уж так устроены моло-
  дые, упрямые, - из-за запрета желание только возрастало.
    Тогда старик, поняв бесполезность своих усилий, выдвинулся немного вперёд
  между скал, указал пальцем крутую тропу, предупреждая и повторяя предупрежде-
  ния нам вдогонку, когда мы были уже далеко.

    У него мы оставили ту одежду и вещи, которые могли стать нам помехой, уже в
  одиночестве мы приступили к восхождению и пошли быстрым шагом. Но, как часто
  случается, после большого усилия быстро приходит усталость; и вот, мы останав-
  ливаемся передохнуть на скале поблизости. Снова пошли вперёд, но уже медленней;
  я более всех, я карабкался вдоль горы гораздо более натужным шагом, в то время
  как мой брат поднимался всё выше и выше по тропке вдоль гребня горы.
    Устав ещё больше, я спустился вниз, а брату, который окликал меня и показывал
  прямую дорогу, отвечал, что надеюсь найти тропинку полегче с другой стороны
  горы, и что мне больше нравится пройти путь подлинней, но поровней.
  Таким образом я пытался простить себе свою лень, и в то время, как мои товари-
  щи были уже наверху, я был между долинами внизу, нигде не находя удобной
  тропинки; дорога становилась длинней и бесполезная усталость изнуряла меня.

    Это кружение мне вконец надоело и, раскаявшись, я решил идти наверх напрямую
  и тогда, усталый и запыхавшийся, сумел догнать моего брата, который к тому
  времени уже успел порядком отдохнуть.
  Короткое время мы всё ещё шли вместе. Как только мы преодолели возвышенность,
  я, позабыв о своих недавних брождениях, снова устремился вниз, пересёк
  долину в поиске ровной тропинки и снова очутился в трудном положении, из-за
  желания устать меньше других при восхождении, но природа не уступает воле
  человека.
     Так не бывает, чтобы телесное существо достигло высоты, спускаясь вниз.
  В-общем, за короткий промежуток времени я проделал это три раза или даже боль-
  ше, сопровождаемый насмешками брата, всё больше впадая в уныние.
     Самой высокой вершине горные обитатели дали прозвище "Сынок"; почему, не
  могу объяснить; хотя, быть может, потому что оно противоположно истинной
  сути; в действительности, этот горный массив кажется отцом всех окрестных гор.
     На его вершине есть небольшая долина и здесь, утомлённые, мы расположились
  на отдых.

     И вот тут снова посетила меня мысль, которая увела меня из этого места и
  привела к размышлению о времени. " Сегодня, - сказал я себе, - исполняется
  десять лет, когда я оставил мою юношескую учёбу и покинул Болонью:**
  бессмертный Боже, превечная Мудрость, сколько и какие перемены произошли за
  это время в жизни! Столько, что и не рассказать; с другой стороны, я
  ещё не совсем уверен, что нашёл безопасную гавань, чтобы воскрешать пережитые
  бури.
  Быть может, наступит тот день, когда я смогу перечислить их в том же порядке,
  в котором они случились, предвосхищая их словами святого Августина: "Хочу
  вспомнить свои гнусные дела, низость плоти, развращавшей душу, но не потому,
  что я их люблю, но чтобы любить Тебя, мой Господь." ***
    Слишком ещё много я заинтересован в том, что рождает во мне неуверенность
  и затруднение. То, что я привык любить, я больше не люблю; вру: люблю, но
  меньше; вот, снова солгал: люблю, но с большим стыдом, с большей печалью;
  наконец-то, я сказал правду. Именно так: люблю, но мне бы понравилось не лю-
  бить всё это, мне бы хотелось ненавидеть это; тем не менее, люблю против
  воли, с принуждением, со слезами, со страданием. Переживаю в себе тот печальный
  опыт, что был в отрывке знаменитого поэта: "Возненавижу тебя, если смогу;
  если нет, буду любить против воли." "  ****

     Эти и другие подобные мысли носились в моей голове, отец мой, радовался
  своим успехам, оплакивал свои несовершенства, горевал о всеобщем непостоянстве
  людских действий; и уже мне казалось, что я забыл то место, в котором находил-
  ся и забыл, зачем пришёл сюда; в этот момент, оставив эти размышления, что
  были бы уместней в другой обстановке, я обернулся назад, к западу, чтобы рас-
  смотреть и полюбоваться тем, зачем я пришёл сюда;
  с удивлением я обнаружил, что уже нужно было подниматься, что уже заходило
  солнце и тень от горы удлинялась.
    Когда я любовался этим зрелищем во всех его подробностях, тогда же
  думал о земном; поднималась наверх моя телесная оболочка, с ней восхо-
  дила и душа. Подумал я, что будет правильно заглянуть в книгу "Исповедей"
  Августина, - твой сердечный подарок, книгу, которую я всегда ношу с собой,
  в память об авторе и о том, кто мне её подарил: небольшая по размеру, но
  теплоты бесконечной. Вот открываю, чтобы прочитать первое попавшееся на глаза:
  какая страница могла мне выпасть, если не полная благочестия и веры!
    Мой брат, который ждал услышать из моих уст слова Святого Августина,
  был весь внимание. Я призвал его и Господа в свидетели, что там, куда я
  бросил взгляд наугад, я прочёл: "... и приходят люди созерцать горные вершины,
  волнения морских глубин, течения широких рек, громаду океана, движенье звёзд
  и не обращают внимание на самих себя."

   Я был поражён,сознался себе в этом и попросил моего брата, жаждавшего услы
  шать ещё что-нибудь, не мешать мне и закрыл книгу, возмущаясь собственным любо-
  ванием  земными вещами, которое всё ещё живо во мне,
  в то время, как уже у древних языческих философов я должен бы бы усвоить,
  что нет ничего достойного восхищения, кроме души, перед которой в любом
  величии нет ничего великого.
 
 
  * Фраза из поэмы Виргилия "Георгики".

  ** Петрарка оставил Болонью в 1326 году после смерти отца.
 
  *** из " Исповедей" Св. Августина

  **** из Овидия
   
      "Ветреная гора. Прованс". Мари Клэр Дельдаель.