Это было в сорок седьмом основано на реальных собы

День в школе, как всегда, прошёл незаметно. Сегодня молодую учительницу порадовал примерным поведением её 5 «б» - бойкие и шумные, больше половины класса – мальчишки. Агния немного постояла на школьном крыльце, любуясь робким сентябрьским листопадом, и направилась домой готовить обед для мужа. Степана она ждала всю войну. Демобилизовавшись после победы над фашистской Германией, он сразу поступил в институт, а летом успешно перешёл на второй курс. Она гордилась своим супругом, молодым, красивым сержантом, награждённым медалями «За отвагу» и «За взятие Кенигсберга», и даже немного стеснялась своего счастья, встречая на городских улицах матерей и вдов, потерявших детей и мужей.
Агнию не удивило, что муж не пришёл в обычный час: случалось, лекции затягивались, немало было и комсомольских поручений. Насторожил девушку телефонный звонок. Её однокурсница, преподававшая политэкономию в институте, тихо сообщила: в полдень у входа в корпус остановился незнакомый автомобиль, двое сотрудников милиции вскоре вывели молодого человека, очень похожего на Степана, и уехали. Не дослушав сочувственных и обнадёживающих слов собеседницы, Агния повесила трубку. Под привычное ворчание пожилой соседки (на весь второй этаж только в её квартире стоял телефон) девушка вернулась домой. Она тщательно заперла дверь и прижалась щекой к косяку, не замечая, как слёзы капают на тёмную блузу. Оцепенение прошло, когда она неверными шагами вошла в зал. Девушка то садилась за стол, то подбегала к окну, вглядываясь в темноту двора. Агния  забыла о скромном обеде, который давно остыл. Сердце чувствовало: с мужем случилось что-то недоброе…

Две скамьи, стол и тусклая лампочка – больше в маленькой комнате с зарешеченным окном под самым потолком не было ничего. В углу, завернувшись в пальто и прислонившись к стене, сидел молодой мужчина. Его глаза были закрыты, но он не спал, а просто не хотел больше видеть серые обшарпанные стены. Где-то в коридоре капала вода – единственный звук, который вот уже несколько часов доносился до юноши. В дороге он о чём-то спрашивал милиционеров, но они молчали и смотрели в сторону, словно были одни в этой мрачной машине.
За окном уже стемнело, когда конвойный вывел юношу из комнаты и велел следовать по коридору. Доставив его в кабинет, милиционер вышел. Седой военный с полковничьими звёздами на погонах быстро и строго взглянул на молодого человека. Рубашка в мелкую клетку, вязаный коричневый жилет, мешковатые брюки, стоптанные ботинки, пальто в руках, - обычный советский гражданин. Со стены на Степана внимательно смотрели портреты Ленина, Сталина и Дзержинского.
- Здравия желаю, товарищ полковник! – негромко произнёс юноша.
- Здравствуйте, товарищ Нестеров, - ответил хозяин кабинета, оторвавшись от просмотра его личного дела. – Да вы присаживайтесь, Степан Ильич, побеседуем.
Нестеров сел на жёсткий стул возле стола.
- Всё мне в вашем личном деле нравится, кроме одного момента… Вот здесь, с сентября по декабрь 1942 года… Вы потом говорили всем, что ранение получили, а выжили благодаря партизанам, которые вас нашли, подлечили. А в январе вы, Степан Ильич, уже в свою часть вернулись. Воевали достойно, что скрывать, медали честно заслужили. И имена партизан, которые вы называли очень аккуратно (видимо, чтобы не запутаться), подлинные. Только на тот момент не партизанами они были, а пленными, с которыми вы в одном немецком лагере оказались. Обмануть надеялись, товарищ Нестеров? Думали, что никто не узнает?
- Нет, товарищ полковник, не хотел никого обманывать. Только сами знаете: началось бы следствие, и приговорили бы меня сразу как перебежчика. Вы же сами сказали, воевал я…
- Тогда почему ты в плен сдался? – оборвал его военный.
- Окружили нас немцы. Командир приказал сдаться. Я подчинился.
- Все сдались?
- Нет. Коля… Младший лейтенант Ковалёв застрелился.
- А ты почему не застрелился? – сухо спросил полковник.
- Меня девушка ждала. Она теперь жена моя... Ну, не мог я не вернуться! У неё ведь, как и у меня, нет никого, - сбивчиво принялся объяснять молодой человек, с отчаянной надеждой глядя на офицера.
- Ковалёва тоже родители ждали. Знаешь, чем для тебя дело может кончиться, несмотря на все заслуги?
Сердце Степана забилось громко и обречённо. Он заговорил быстро, с жаром:
- Знаю, товарищ полковник. Вы мне можете не верить. Только знайте, я бы всё равно из лагеря сбежал, рискнул бы хоть в тот же день! Спасибо командиру нашему, лейтенанту Самойлову, уговорил нас подождать. Это он побег организовал. Если бы не командир… Благодаря ему мы в живых остались, вернуться смогли! Вот кто настоящий герой. Жаль, что он до победы не дожил… Он бы вам всё, как было, рассказал.
- Молодец, Степан, что не врёшь, - после затянувшейся паузы неожиданно произнёс полковник. – А беседовал я со многими. Повезло, что дело твоё мне досталось, а не кому-то другому. Я же и тебя, и Агнию знаю. Вы, помню, ещё в интернате сдружились. Был ты парень хороший, совестливый. Приятно, что таким и остался. Земляки мы с тобой, Степан, в одной деревне родились и выросли. Только ты моё имя вряд ли помнишь. Но это даже хорошо, хватит и одного звания. Думаю, стоит сказать, что заняться твоей военной биографией мне пришлось из-за доноса… Знаешь, кто его написал?
Полковник зачитал фамилию, имя и отчество друга-однополчанина, и Степан замер, словно оглушённый его словами.
- За что он так со мной? Не может быть… – верил и не верил бывший сержант.
- Видно, крепко он тебя невзлюбил. Только ты, Степан, не горячись. Забудь, не связывайся. Дальше делу хода не будет. Если и была провинность, ты её своими подвигами, кровью искупил. Можешь считать, что сегодня твой второй день рождения. Пойдём, подвезу до дома, а то жена тебя заждалась…
Степан вернулся поздно, когда за окном уже сгустились сумерки. Тишину дворика нарушило гудение мотора, темноту прорезал свет автомобильных фар. Едва повернулся ключ в замке, Агния кинулась в прихожую. Молодую женщину поразил взгляд мужа - отсутствующий, бессмысленный, словно у манекена в витрине магазина. Вдруг, словно очнувшись, Степан подошёл к встревоженной жене, крепко обнял её и заплакал…
С. АЛЕКСАНДРОВ