Мне судьбою свиданье назначено...

Я люблю жизнь,
С задором весёлым.
И для счастья я звёзд не прошу.
Но порою скафандром свинцовым
Грусть ложится на душу мою.

Осень хмурится…
Жёсткие плечи
Я ложу ей на холод груди.
Вот опять закричал где-то вечер,
И растаял испугом в дали…
И опять эта галка–торговка
Дико пляшет на серой стене.
Бреет полночь луна-воровка,
Подбираясь к моей голове.

Я иду по широким улицам,
Где не встретишь ни роз, ни травы.
Где-то крикнула квочка–курица.
Листья жгут под луной мертвецы…
Провожает глазами звёзд
Небо, полное всяких мечтаний,
И дорог, и больших дарований.
И луна заняла свой пост.

Вот в такие минуты жизни,
Будто всё это в жизни моей…
Мысли чьи-то, чужие мысли
Я присвоил, как чьих-то друзей.

И, предчувствуя час расплаты,
Я, как будто пред чьей-то женой-
И влюблённый, и виноватый –
Не могу совладать с собой.

Что-то хрупкое, тонкое, нежное.
Сочным запахом мандарин
Мне напомнило годы прежние…
Я иду по дороге один.
Путь мой краток и мне понятен.
Нет, не бред это мой и не сон:
Мне судьбою свиданье назначено
На реке с мертвецом.

Тихо волны холодные плещутся,
Лижут цепи застывших барж.
Звёзды новые в небе мечутся,
К построенью на звёздный марш.
На ночную поверку спешат
Диких уток пытливые стаи.
И ударил лесной набат,
Новый день на земле возвещая.

Вот он!
             Вот он!
На той стороне –
Мертвец с костылём деревянным.
И луна облила ему лоб
Сплавом оловянным.
Вижу я – он стоит без ноги,
Тощий прах обвивают мониста…
Что такое?
Откуда ветры?
Как безумно хохочут листья!
И гремит его голос вдали.
Будто ветер бунтующий хочет
Вырвать воду из русла реки
И пустить по долинам ночи.

-Ты  один,
Ты один мне нравишься.
Чем сумел ты меня привлечь?
От притворства людей отравишься:
Лестью, ложью кишит их речь.
Жадность, зависть их жабой душит,
Злобой пышет их каждый взгляд- 
Дьявол, видно, вселился в души,    
Расточая смертельный яд.    
               
Сам когда-то я был человеком.
Человеком я был – смешно…
Это было в каком-то веке.
А в каком – не помню, давно.
Помню только людей тех лица:
В жёлтых пятнах беззубый рот.
От их смеха болит поясница.
Всё кричали они: Вперёд!
Этим крикам потомки вторили,
Принимая власть, как судьбу…
Чтоб прощали, чтоб благоволили,
А уж мы постоим за страну!

Жил в себе я.
И радость и скуку
Разделять я любил в мечтах.
Не постиг я той жизни науку –
Хотел вынести всё на плечах.
Я всё думал –
И предо мною
Шли картины одна за другой.
Вот я город красивый строю,
Вот я врач или лучший портной.
Вот художником за мольбертом
Представляю на миг себя.
Или лучше с любовным конвертом
Я поэтом сижу у огня.

И усталости не было в этом:
Я чертил, рисовал, писал –
Не задумываясь над ответом,
Для чего это всё создавал.
А жизнь шла между тем. Незаметно
Мои сверстники стали мудрей.
Место в жизни себе заветное
Они выбрали потеплей.
Я не льстился, конечно, на это.
Своё время хотел обогнать.
Не построенные ракеты
На тетрадках остались лежать.
Рифма слушать меня перестала,
Карандаш не выводит штрихи.
Быть талантливым- очень мало,
С жизнью в ногу надо идти!

Понял я –
Хотел топиться…
Только струсил, обратно бежал.
Мне осталось лишь Богу молиться,
Веру в силы свои потерял…

Кто дружен со смертью, но хочет жить,
Я люблю вас. Какие вы милые!
Только я не умел жизнь любить,
И во мне рано сердце остыло.

— Нет, мертвец, до тебя мне дела.
Мне страданья твои нипочём.
Хочешь, я расскажу тебе смело,
Чем сейчас в этом мире живём.
Век космический наш, ракетный –
Человек скоро в космос взлетит.
И увидеть иные планеты –
Каждый этим желаньем горит.
Не в единственном, нет, а в общем
Мы берём сейчас полный размах.
Больше вырастить фруктов, овощей,
Больше света, тепла в домах.
Больше, шире…—

                — Постой, человек!
В вашем веке, я вижу – нет грусти.
Только вспомнилось мне с детских лет
Наше маленькое захолустье.
Впрочем, был, как и ты, я глуп:
О себе никогда не думал.
Мне бы только картофельный суп –
Я б за пояс краюху засунул,
Да ушёл бы по свету бродить.
Но твоя жизнь гораздо круче.
И в космический век испить
Предстоит тебе полную чашу
Влаги горестной жизни, тягучей.

Будешь биться за каждый шаг,
Каждый день твоей прожитой жизни.
Ни в любви, ни в твоих делах
Не будет удачи.
                Но брызжет
Спасительной влаги струя!
Ты видишь? Сумей лишь напиться –
К тебе возвратятся друзья
С искажёнными временем лицами…—
 
— Не за этим ли ты меня звал,
Чтобы петь обо мне панихиду?
Я давно свою жизнь в руки взял,
И судьбу я не дам в обиду.
Ты лжёшь обо мне, мертвец.
Завидуешь мне, я знаю.
Могильных гробов певец –
Навеки тебя проклинаю!
Сгинь! Воплотись в кресты,
Звенящий костьми калека.
Пусть снятся хорошие сны
Людям моего века!-

Но что это?!
Гром? Гроза?
Дубы над рекой сгрудились.
И снова доносят слова
Могильную гниль и сырость.
И снова пророчат судьбу,
Угрюмую жизнь завещая.
Как будто бы мне одному
Положено выпить до края.
Как будто бы я один
Отстал от людей в этом веке.
Нет в жизни мрачнее картин
Погибшей души в человеке.

Несбывшиеся мечты,
Как девушки в белых халатах,
Плывут по теченью реки,
Отторженные, куда-то…
У каждой своя судьба,
У каждой своя дорога.
Но где же моя ладья?
Найди-ка её, попробуй…

Нет. То не мои мечты
Плывут по реке куда-то,
Навеяны с той стороны.
И нет ни ладьей, ни халатов.
Лишь тёмная ночь, и мертвец
Стоит с костылём деревянным,
Рассыпая свои слова
Дробью барабанной…

Я бежал.
И вдогонку слышал
Голос мерзких его стихов.
Ночь качается звёздной крышей
Над обломками спящих домов.
Снова вижу я ту же улицу,
Где не встретишь ни роз, ни травы.
Где-то крикнула квочка–курица…
Листья жгут под луной мертвецы…
Настроенье совсем не весёлое.
И такая в душе пустота,
Будто губы мои перловые
Не шептали иные слова.

И не надо иных.
Я у дома.
Серый камень глядит в упор.
Уж не пахнет калитка дубовая,
И не манит той шумностью двор.
Всё изжито в таком захолустье.
К жизни новой назначен наш век.
Нет, минует жизнь тайны и грусти,
Только их не минёт человек.
Не пройдёт ни тоски, ни тревоги.
Оттого я смотрю сквозь окно
На асфальт опустевшей дороги,
Отчего ни мило, ни тепло.

Все исчезло
Как мрак, как видение сна.
Листья падают, ровно ложась.
И прозрачность стекла
Мертвецами полна…
И скелет бьет  наотмашь стекло 
— Сатана!
…И клеи’тся полуночи вязь.

 -Гарри-   12.1960