Ангел вечернего ветра

«Черный вечер,белый снег.Ветер,ветер – на всём Божьем свете!»  А. Блок.

18 декабря 1939
Меня зовут Антонина Лорина. Это мой личный дневник. Сегодня великое событие моей жизни.Я написала мальчику любовную записку.
Я любила Женю всегда. Как родилась – сразу. Маленькая  этого не сознавала. Школьницей – поняла. Он живет в квартире напротив, наши мамы дружат. Малышами мы часто играли,нас отдали в один школьный класс, вместе готовили уроки, бегали по улицам. Домашние всегда доверяли меня Женьке – знали, что с ним я защищена от любой беды. В нем что–то значительное, уверенное.Потому пионерский и комсомольский вожак. Всегда первый в спорте, первый в учебе, это как то естественно,просто, без натуги и надменности, и красавец конечно.Одноклассницы сохнут, его этим дразнят,он отшучивается, что сначала надо приобрести профессию. Как то сказал, что нет ничего более мерзкого, чем обижать девушку…. Вообще его смущают эти темы, смешно смотреть, как он краснеет. Серебрится в Женьке  какая то рыцарская, несовременная чистота,она всегда поражала меня.
Когда я стала девушкой, неизменно пыталась спровоцировать Женьку на сближение. В любой форме – мне было наплевать, что будет дальше, я знала -- мне нужен только он, без него жизни нет. А он не замечает, просто приветлив. Я это относила к его стеснительности. Но сегодня не выдержала, написала ему записку….
 Мое имя и фамилия всегда были предметом для шуток. Татьяна Ларина – ах, смех.  Но ничего общего. Она – кисейная барышня, я – сорвиголова с проблемами по поведению. Пушкинская героиня написала пространное послание в стихах. Точнее поэт за нее написал. Я то не поэт. Написала просто:« Я люблю тебя, Женя. Очень». И тайно сунула записку ему в портфель. Теперь весь вечер сама не своя – это Пушкин точно подметил….  Даже личный дневник завела. Что то завтра будет!

19 декабря 1939 года
Женька явился в школу обычный, простой, веселый, открытый, и со мной болтал, как ни в чем не бывало, я даже испугалась, что записка потерялась. Но в конце уроков он попросил подождать, мол, пойдем домой вместе, и у меня всё внутри затряслось….
Он бегал в школе по комсомольским делам, а я ждала во дворе и думала: имя  Евгений – это просто гримаса судьбы. Он тоже ничего не имеет общего с Онегиным – противным, потасканным барчуком. И уж точно не начнет тупые занудные поученья….
Женька выскочил на холод без куртки, помнил, что жду его.
 - Не освобождаюсь, - сказал он с досадой – Беги домой. Вдруг заглянул в  глаза и добавил:
 - Ты мой самый лучший друг, Тонька. Лучше тебя друга нет.  – И пожал руку. Крепко так. Будто мужчине. Он убежал, а я брела в недоумении. Что это такое? Что значит лучший друг? Это и есть ответ?
    Он просто стесняется. Не случайно мальчишки дразнят его барышней. Шкафину эдакого. Дурачок. Ладно, через 10 дней  новогодний праздник. Нечего больше жеманиться, уже выпускной класс. Никуда  Женя от меня не денется. Будет подробно продумано несколько вариантов развития ситуации и учтено всё,  вплоть до мельчайших деталей одежды.

28 декабря 1939 года
Мне кричали : -«Тонька, ты куда ? Куда ты, с ума сошла?» А я бежала, бежала, куда попало …. Всё погибло, всё.  Он обнимал её, обнимал. Моя жизнь кончена! Пишу сумбурно, но кому мне сказать, кроме как дневнику, его никто никогда не прочитает. Женька! Умерло всё, навеки. Я знаю Женьку -- обняв  девушку, он никогда  больше не дотронется до другой. Значит всё решил навсегда.…  А я обречена на бездетность, на старое девство, ну как же так?? Что мне делать, дневник?!
-«Тонька, ты куда ?» - кричали ребята. Все сегодня идут в клуб, готовить зал к празднику, у меня сегодня там репетиция музыкального номера… Убежала, ничего не хочу! Какое мне теперь до всего дело, когда в секунду рухнула жизнь?
    Настроение было чудесное, близко  Новый Год, школьный табель у меня – почти один пятерки. Женька подарил мне смешную куклу, сам сделал, я  подумала что это знак внимания, чуть не прыгала. Всем классом  вышли из школы, и тут он обнял за талию Олю….. Олька сидит за соседней партой. Мы с ней особенно не дружили, но и ссор никогда не было, скорее симпатична мне. Девчонка как девчонка, не каприза, не задавака, спокойная такая,  улыбчивая, хорошая рукодельница, помогала мне на уроках труда  …. Я никогда не замечала, чтобы Женька  ухаживал за ней. Да он вообще никого не выделял из девочек, или я не видела? А сегодня всё рухнуло… Женя вдруг выбрал…  Не меня.
Я успела заметить Олькины счастливые глаза и кинулась бежать … Но ведь я красивее, объективно. Фигура у меня стройнее, волосы пышнее, у нее почти нет талии, за что он там ее обнял? На лице конопушки…. Учится она средне…. Губошлеп!Женька идиот, без глаз !
  Но как мне теперь жить? Как ходить в школу, смотреть на них? И сделать ничего нельзя. Я Женю знаю…. Олька – змея! Стерва!  Ненавижу ее! И его ненавижу! Пусть умрет! Пусть оба умрут ! Все!Все! И писать больше сюда не буду. Не о чем больше.
 
28 декабря 1941 года.
 Вечер сегодня мутный, вьюжный, снег как тяжелые разваренные макароны,  и сумка моя, как спортивная штанга – будто кирпичи таскаю.. Я вязла в сугробах, один раз упала, и вставать  не хотелось, пусть заметет меня. Но все таки встала, поползла через мерзлые ухабы, никто не чистит тропинки, мужики воюют, бабы на производстве, не до тропинок теперь…  Вот и я - студентка, днем учусь в институте, вечером летаю по улицам нашего тылового городка с сумкой. Была я раньше обыкновенной хорошенькой школьницей, а теперь стала Ангелом Вечернего Ветра. И весь город  стоит у окон и высматривает меня, Ангела  Жизни,  Ангела  Смерти...  Дразнили  меня раньше Татьяной Лариной, хотя я Тоня Лорина. Теперь об этом все забыли. Я просто Тонька – Почтальонка.  И глядят на меня  не как на человека, а как на посланца неведомых миров, влекомого темным ветром . Несу людям жизнь. Несу людям смерть.
 У Ольки я была дома один раз, лет 10 назад, на ее лялешном  детском дне рожденья. Она собрала весь наш класс, было ужасно тесно, но весело, я запомнила дом, потому что сидела, прижавшись к Женьке. Мы ели Олькины ватрушки и пели песни. И теперь я двигала туда, размешивая снежное крошево .
  Перед входом остановилась, точнее опять застряла в сугробе, метель засыпала глаза и вытекала жгучей водой. Слепая Тоня Лорина вспоминала, как четыре месяца назад видела Ольку, одноклассницу – разлучницу свою…. День был душный, пыльный, на перроне стоял крик , толкотня, но я не могла не пойти туда, не могла. Увидела не Ольку, а ее огромный живот, будто там не один ребенок, а  несколько. Я старалась на живот не смотреть, и вообще пряталась за людей, не хотела чтобы меня видели, но Женька со своим походным вещмешком  увидел, подбежал.. В глазах его были слезы.
--Тонечка! Тонечка, милая!Как хорошо, что пришла!Всё время думал про тебя и думать буду!Я напишу! Честное слово напишу!  У тебя будет всё прекрасно, вот увидишь.  – И опять пожал руку, как парню.
 Олька вдруг закричала, подстреленной птицей, Женя кинулся к ней. Стал просить, чтоб уходила, не ждала поезда, тесно тут, суетно , ее могут толкнуть, и плакать ей вредно….  И настоял, я смотрела, как он ее целует, а потом какие то тетки потащили ее, Олька вроде не могла идти сама. А Женя стал прощаться с матерью, подошли теплушки, я ушла, не могла видеть как он с другими бойцами уедет…  Бродила потом весь вечер не знамо где, помню только колючий ветер. Ветер Кровавых Полей.
  И сейчас, в беспамятстве, висел перед Олькиным домом слепой Ангел Вечернего Ветра, не в силах выбраться из снежного плена,не в силах двигаться,  не понимая, что и как дальше будет… А дальше- провал в памяти, понимаешь мой дневник?
  Я вдруг сразу стою в коридоре, Олька меня встречает. Жарко натоплено, снег с шапки течет в глаза, в нос. Утираюсь, сморкаюсь, всхлипываю. Олька стоит как столб и огромными глазами глядит на мокрого  Ангела,принесенного пургой. А у меня идиотские мысли, вспоминаю, как она в 7м классе боялась тройки за четверть, я потихоньку дала ей списать контрольную. Олька, благодарная, помогла мне сшить  первое девушкино платье. А потом сломала мне хребет. А сегодня мне сломали хребет второй раз – но уже Гитлер,фашисты.
-- Тоня, - говорит Олька, и большие детские губы у нее начинают дрожать – Тоня.
  Я в завороженном сыром тумане достаю похоронку, Олька берет и  начинает раскачиваться. Стоит с неподвижным лицом и качается, как маятник на часах.  Никогда не ведала, чтоб люди так качались. А в соседней комнате начинает плакать осиротевший  младенец, странно поняв , что никогда не увидит отца, который никогда не увидит сына..
Олька валится на меня, я держу, держу ее в объятьях. И почему то вспоминаю, как наш класс водили на стрелковые сборы. Я выбила 10 из 10, а Женька только 7. Я дразнила его, что буду лучшим бойцом, а он смеялся... Младень кричал, а Олька зарывалась, зарываясь в меня, как ребенок в мать, и казалось что это она  плачет младенческим голосом. Я ее укачивала, мы вместе раскакачались будто в ритуальном танце, а ветер за рамой свистел в такт. Думалось,вот Олька была моей невольной судьбой. А теперь я стала ее невольной судьбой, хотя мое девчачье горе -- ничто, перед ее горем женским….
      
28 января 1942
До свиданья, дневник. Ухожу на фронт. Я буду мстить за Женю и защищать Ольку. И их ребенка.