Красота. Метель. Короткий переулок, часть 2

   
                Посвящаю прототипу

   Двадцатью годами ранее... Мне было тогда лет десять, может, чуть больше. Было лето, отец меня привел в Конюшенный переулок, на окраине маленького районного городка, куда его направили служить.  Конюшенный переулок вёл к конюшне. Он был длинный, извилистый, и мы шли по нему пешком, откуда угодно мог выскочить кот или ребёнок, или курица, отец оставил машину у поворота.
   
    Лошади были в загоне, их было шесть с половиной, шесть взрослых и ребёнок. Я их вблизи никогда не видела и вообще не понимала, зачем меня сюда привезли. Потом поняла. Когда увидела её. Она стояла с группой ребятишек и знакомила их с лошадьми. Окликала кого-нибудь, лошадь подходила к забору и качала головой. Да, мол, согласна я, согласна… Это было для меня ненормально. Мой жест был прямо противоположный. Нет, нет и нет… Пятьсот триллионов тысяч раз. Со мной было непросто.
   
    Я смотрела на, качающую головой, лошадь и автоматически стала за ней повторять, потом громко засмеялась, она меня заметила и махнула рукой: «Иди к нам!» Я подошла и спросила:
-Ну и как его зовут?
-Это – она. Акация… А это её жеребёнок, Матильда. А тебя как зовут?
-Татьяна.
-Пойдём, Таня, с нами. Я покажу, куда лошади уходят ночью.
-Татьяна. Меня зовут Татьяна.
-Таня – нежнее… Прости.
-Ладно, проехали. Зовите, как хотите. Но Матильду я буду звать Тильда.
-Договорились. Пойдём.
   
    Я думаю, иппотерапию придумала она. Мы приходили на конюшню каждый день. Мы не ездили верхом, мы просто там находились, мыли стойла, чистили лошадей, готовили сено, изучали седло и упряжь, слушали всякие лошадиные истории. Она никого не держала. Никто и не собирался. Деваться всё равно было некуда.
    
    А потом я увидела его... Он стоял отдельно от всех и смотрел по над жердями загона в поле. Грива шевелилась от воздуха и сверкала от солнца. Хвост был очень длинный, почти до земли и вился то вправо, то влево. И это было похоже на снег. У меня заболели глаза.
-Красиво, да?- спросил меня её голос.
-Кто это?
-Метель.
-Это она?!
-Нет, это конь.
-Метель – женский род.
-Знаю. Так бывает. Он – Метель.
Он действительно был метелью. В жаркий летний день, чёрт знает где, на самой окраине этого чёрт знает где, я встретила такую красоту, от которой перехватило дыхание. Я не разлюбила других лошадей. Я полюбила их всех скопом, табуном, и чем там они ещё группируются. Она улыбалась. Она знала, чем меня пронять и у неё это получилось. Я ходила за ней, как привязанная. Мир потихоньку переворачивался с головы на ноги. Всякий смысл терялся в отрицании, когда громадины с небом в глазах, соглашались с этим миром целиком и полностью.
   
    Как-то, забыв куртку, я вернулась на конюшню минут через двадцать после ухода. До конца переулка, потом обратно и есть двадцать минут. Солнце висело над лесом. Всё вокруг синело с головокружительной скоростью. То, что я увидела, заставило меня спрятаться за угол и никогда об этом её не спрашивать. Но я запомнила это на всю жизнь.
    Они стояли лоб в лоб. Она и Метель. Её руки обнимали его за шею. Она ему что-то говорила. Он кивал в ответ. Конь был розовый от заходящего солнца. Да, может быть, может быть, всё было проще, чем мне показалось! Но это было сильно, сильнее меня, сильнее всего, что со мной происходило за последние десять лет, за первые десять лет жизни. Это было то, что окончательно доконало меня и сделало человеком, если и не разумным пока, то ступившим на путь к разуму. Я тогда впервые услышала своё сердце. До этого момента я о нём не думала...
   
    На следующий день я пришла раньше всего на свете. Лошади ещё были в стойлах, только Метель стоял на своём посту и смотрел, не отрываясь, в поле. А потом было вот что. Он повернул голову в мою сторону и двинулся мне навстречу. Я шла, не отводя от него глаз. Конь подошёл, покачал головой и наклонился к руке, глядя мне в глаза. В его глазах плыли облака. А у меня – ну, ни крошки…
-Возьми хлеб. Дай ему. Он пришёл познакомиться с тобой.
Это была она. Я, не оглядываясь, взяла хлеб и протянула коню. Он его ел, а я плакала.  Плакала от прошлого одиночества, от рано ушедшей матери, от нелюдимого военного отца, которого почти не видела, плакала от того, что эта неземная красота кивала мне: «Соглашайся, мол, соглашайся…»  Оглянулась, за спиной никого не было. И об этом мы никогда не говорили с ней.
   
    В тот день мне хотелось вернуться вечером в конюшню, хотелось, но я не вернулась. Я обошла конюшню и загон, и увидела коня со стороны поля, куда он смотрел.
… Красота стояла на своём месте и спасала и мой мир тоже…