В шаге

Опускается ночь.
На аллеи выходят животные,
Тщетно ищут еду, принюхиваются к прохожим.
Помутнения вызваны прихотью пота и плоти,
Власти алчущей, туго обтянутой искусственной кожей.
Окна светятся ультрамариновым.
В стерильных квартирах,
Занавесками цвета гордыни от людей отделившись,
В чёрных креслах сидят престарелые властители мира,
Иногда животным подбрасывая протухшую пищу.
Звери рыщут по паркам и скверам, цервушкам и ратушам,
Огрызаются вяло, неохотно сбиваются в стаи,
Нападают на спящих по пути из аптеки бабушек,
Отбирая у них анальгетики и престариум.
Поводки натянуты. Властители смотрят устало
На дичающих, теряющих совесть зверей -
А по городу катят случайные катафалки,
Собирающие последствия жатвы со всех площадей.
У властителей сыпь. Их одолевают мигрени,
Лица высушены плодами фармакологии.
В чёрных креслах, не смея выйти в фонарные тени,
Ожидают утопии как новой жизни пролога -
Но на улицах звери.
Маски прячут кривые ухмылки.
Серой шерстью мерещатся временем траченые кители.
Звери верят: под полной луной грядёт предводитель,
Чьи клыки растерзают престарелых мира властителей -
Продолжаются сумерки века, вымирание племени.
Одиночные выстрелы звучат как немые протесты.
Звери в мороси, зяби и в шаге от эпидемии,
А властители дремлют в неудобных продавленных креслах.