3. Брю и Макконнелл

-Он что, жизнерадостный? - мрачновато интересовалась мама по поводу очередного Лесиного знакомого. Пили ночью на кухне чай - девятиклассница Леся после очередного учебного дня в Лицее, мама после рабочего дня в своей риэлторской фирме. Леся сидела у старого, выцветшего обеденного стола чуть боком, в вечных своих джинсах и синей шерстяной кофте, светлая чёлка спадала на глаза. "Жизнерадостный" в маминых устах обозначало "дебил".

Засыпали поздно, просыпались рано. Поздно домой приходили и перед полуночью засыпали: надо же было раньше сна обсудить за чаем прошедший день. Зима была, и, просыпаясь в шесть утра, видели в окне чёрную темноту, лоскуты снега на асфальте, позёмку. Там дальше была дорога, за дорогой гаражи - жили в окраинном строящемся московском районе Марьино. Мама, с истончившимся от нервов и бессонницы лицом, стояла в махровом своём длинном бордовом халате и медитативно смотрела в кухонное окно по утрам, ночь в окне плыла. Простояв так минут десять-пятнадцать, мама начинала помечать что-то по поводу работы в своём ежедневнике. Часов с семи-восьми утра маме начинали звонить клиенты. Плыла хмаревая, с позёмкою, заоконная ночная темнота, и Лесина мама плыла вместе с ней, где-то не здесь находилась. Этот бесконечный, бессонный мамин бизнес походил на следование Дао.

  Когда находилось время по вечерам, смотрели политические каналы. По этим каналам бесновались шахтёры. Сидели на брусчатке Красной Площади и били по этой брусчатке касками.

-Эти шахты не рентабельны, - начинала излагать мама в ответ на не высказанный Лесин вопрос. - Сбыт не покрывает стоимость добычи.

-Им, этим шахтёрам, выдали денег на переезд, переобучение, - продолжала мама. - Они эти деньги взяли, пропили, и теперь бьют касками.

 ...Касками били. После маминого объяснения по телевизору снова били касками. Крупным планом давали шахтёра, колотившего по брусчатке сотовым телефоном. (Сотовые тогда были редки, и являлись атрибутом новых русских.)

Леся на досуге, выучив уже наизусть все стихи из своего любимого томика Марины Цветаевой, принялась за цветаевскую автобиографическую прозу. Там у Цветаевой был знакомый - кажется, Володя его звали. Молодой человек бывал у Цветаевой в гостях. Они говорили о судьбах страны, о белом движении. О том, что настоящий Поэт не обязательно пишет стихи, но обязательно живёт поэтически, соответственно своим убеждениям.

Однажды Володя пришёл снова; и сказал Цветаевой, что дальше просто так ходить и разговаривать невозможно. Что он тайно от семьи собрался бежать из Москвы на Дон, или куда-то в общем такое к белым. Цветаева благословила и отпустила.

Потом семья Володю искала, приходили к Цветаевой и предъявляли ей, что это она виновата, сманила и сбила с толку.

...Володя навсегда затерялся в снежных вихрях революционной Росси, никто его больше не видел...

...Тогда мама ещё не работала в риэлторском бизнесе, сидела дома с новорожденным Лесиным братом. Танки шли по Москве, кто-то в кого-то стрелял, Леся плохо понимала, кто и в кого. Телепередачи прерывались, шла по экрану пёстрая рябь. Мама резала на кухне морковку и мрачно, монотонно твердила, что, если бы не семья, не дети, она была бы сейчас там. Где танки.

Но с танками обошлось...

...Как начать действовать, а не только стихи в дневнике писать, было непонятно. Леся отложила Цветаеву и взялась за учебник рыночной экономики авторства Брю и Макконнелла, который нашла на папином стеллаже. Надеялась, просветившись экономически, быть в будущем полезной своей стране. Прочла несклько первых глав. Дальше дело не пошло. 

                06-04-2020