Горюха рассказ людмила артёмова
Перед огромной дверью Варя остановилась. Всё тело покрылось изморозью. Внутренний голос, недовольный изморозью, взорвался: «А что ты тогда выпендривалась? За что боролась, на то и напоролась».
Голос был прав. Когда же она так свихнулась-то? Варька устало прислонилась
к гранитной колонне здания. Ну вот, теперь мифическая свобода налицо. Фарс обернулся жёстким, естественным завершением. Дальше что?!
Ноги свело судорогой. Оказалось, такая боль. Боль вернула Варьку в действительность. Как пошло. Сделка века с самой собой. Если бы не её заходы… Бли-и-ин, да она конкретный пациент психушки! Кем она себя вообразила-то, не опираясь на действительность?!
Ещё вчера до вечера она потенциально имела третий и, как теперь казалось, единственно верный вариант. Если бы она подошла к Вадиму и наконец, пусть запоздало, но прямо сказала:
- Вадь, без тебя на личном фронте ничего не получается. Кроме того, всегда есть вероятность, что я могу элементарно опоздать. Время, события, девушки… Я все эти годы честно пыталась бороться с собой. Бесполезно конечно. А ты молчишь… Что мне делать? Может, сам подскажешь варианты? Только не жалей меня, скажи как есть. Тогда, наверное, я смогу приспособиться, что-то предпринять. Хотя, чёрт его знает, что конкретно… Но всё-таки…
Однако, трусость, как всегда, свалила разум до нулевой отметки. Теперь ни уважения к себе, ни малейшего понятия, как жить дальше. Ноги как ватные. Молитву бы какую-нибудь знать… Как назло - ни одной.
Вчерашний день… Он-то как раз и додолбал до паники и катастрофы. С чего эта истерика-то началась?! Конечно с взглядов Вадима и Юльки друг на друга. Испугалась? Или почувствовала реальную беду? Как за месяц всё изменилось! Ах, мамуля, лучше бы я сидела у тебя в саду под грушей не четыре недели отпуска, а всю оставшуюся жизнь. И ты со своей профессиональной учительской прямотой, как всегда, права: никудышная я и старомодная девица. Потому никто и не понимает.
Ринулась ломать ситуацию. Искать выход из тупика. Доискалась. Вышла. Оказалось - в полный. Всё получилось – хуже некуда. Теперь-то как мне жить, Вадь?! Вчера весь день работа валилась из рук. Голова жевала обиды, переваривала их и суматошно без пользы искала пути выживания.
Гранит был холодный и спину сковало. Но, просеивая в голове, как через сито, события вчерашнего дня, Варя не замечала этого. Так о чём она ещё вчера с утра думала-то?
Шесть лет рабства! Как ярочка на поводке - куда он, туда и она.
Тоскливо звучит - «утрата женской гордости и самолюбия». Но факт, остаётся
фактом. Шесть с лишним, лет на расстоянии вытянутой руки. Шутливо обнимать её за плечи и никогда-никогда не прочувствовать. Не понять, что ощущая его руку на своём плече, от горя остаться навсегда непонятой, она может запросто рухнуть на пол и издохнуть. На счёт один. Не совладав с сердечной болью.
Использовать её здесь, в бюро (да и в институте) как подручное существо
среднего пола, собачку для «подай-найди-принеси». Позорно? Ещё бы. Хотя, Вадим
так или иначе не замечал её в упор.
Вывод на сегодняшний день? Придётся самой предпринять какие-то решительные шаги. Или - или!
Наличие выходов из тупика ещё вчера, казалось, было два. Первый - раз и
навсегда исключить его из своего поля зрения, то есть, попросту свалить из отдела.
Второй - наплевав на все условности, прямо предложить Вадьке себя. Но тогда
предстояло иметь гордость хотя бы для того, чтобы не предъявить ему свою
невинность, чёрт возьми. Он же не дурак. Поймёт, что она одноклеточное ничтожество, таскающееся за ним по пятам столько лет. А так - лёгкий бульварный роман с бывалой женщиной… Эдакий бриз.
Первый выход, к сожалению, отпадал сразу, поскольку был выше её сил. Второй мог не пройти по причине стать отвергнутым самим Вадимом. За отсутствием элементарной надобности. Что у него бульварные романы в дефиците?!
Определённо одно: нужно что-то срочно делать!!!
Варька измучилась в поисках своего спасения в сложившейся ситуации. Как назло ещё и хотелось видеть себя в этой афере хоть никудышненькой, задрипаной, но всё-таки личностью.
Какая личность? Очнись! Поскольку предложение исходило бы от тебя, значит, никаких претензий ни на сердце, ни на уважение, ни на руку. Просто одолжение.
Был и тот изначально отвергнутый ею - третий… Когда она должна была прямо признаться ему, что в течении всех этих шести с половиной лет он являлся смыслом её существования: единственным и незаменимым. Но одна эта мысль вызывала у неё настоящий мандраж. Она даже видела, как наяву, презрительный взгляд Вадима. Тогда уж точно придётся убраться из отдела.
И что…- начинай сначала? А, где взять силы?!
«Горюха» (так ласкательно звали её в институте) давно определила себя в
разряд безнадёжно неполноценных, неспособных продуктивно двигаться по жизни и карьере, людей.
Тем более, быть ИМ любимой. Ей даже казалось уже, что она навсегда смирилась с этим выводом. Но вчера, поняв что между Вадимом и Юлькой что-то происходит, она почувствовала что её жизнь зашла в тупик и узкий тоннель упования на чудо вот-вот захлопнется. Оказалось, что сердце не готово с этим смириться и мозг продолжает настырно терзать нутро в поисках выхода.
Может клин клином?! По крайней мере, исторически сложившаяся классика
взаимоотношений советует. И девчонки говорят…
Однако, для любого «клина» нужна сила воли, свобода разума и, хотя бы, краешка сердца. А вот с этим как раз и проблемы. В сердце ни микронной доли свободного места. Кроме того, складывается впечатление, что времени на осуществление такого плана осталось совсем немного. Юлька не хлопает ушками!
Если учесть, что с желанием изгнания из подкорки мозга ядовитого вируса,
разрушающего все жизненно важные программы (карьера, красота, здоровье и т. д.)
за столько лет так ничего и не получилось, и башкой продолжает настырно выдаваться одна и та же установка – Вадим, то картина складывалась, как обычно, не в её пользу. В общем - безнадёга.
Хотя… «клин» - это серьёзная альтернатива, пусть, может и бесшабашная. Но, пожалуй, единственная. Вдруг у Вадьки ревность проснётся и он поймёт, что она ему небезразлична. Или у неё, вдруг, сердце успокоится.
Вчера уже смеркалось, когда она, после первого дня выхода из отпуска на
работу, тоскливо брела по улице вместо того, чтобы уехать домой на метро.
Отвратительно, до тошноты сосало в желудке. Что-то надо сделать… Поесть?
Не мешало бы. Прямо перед ней замерцала витрина маленького ресторанчика.
- Слушай, Варвара Андревна, а может, просто выпить…? Полегчает. Придут на ум какие-то другие варианты. Возможно даже эффективные.
Она сидела в углу за уютным столиком и пила шампанское. Двести граммов из высокого до неприличия узкого фужера. Как неудобно. Нос систематически мешает рту выцедить из бокала напиток.
- Чёрт его знает, о чём думают дизайнеры?
Перед ней стояли тарелки с суши и овощным салатом. Шампанское пробило
природную выдержанность. Варьке стало жарко и жалко себя. Она хотела заказать следующий фужер, но на глаза навернулись слёзы, и Варя, склонив голову над тарелками, проклинала свою неспособность к любому флирту, приравняв его к предательству собственной души и шести годам жизни в ожидании ответной любви. Слёзы всё катились и катились по её опущенному, почти до стола, носу и она всеми силами старалась скрыть их от любопытных обитателей соседних столиков, сморкаясь в салфетку.
- Здравствуйте, Варя. Отмечаете событие? Не позволите присоединиться?
Практически над ухом проговорил вкрадчивый, немного заикающийся баритон.
Перед ней стоял Лисвинчук Андрей Юрьевич и смотрел ей прямо в глаза. Варька
хотела сказать «нет».
Она с первого курса терпеть не могла препода кафедры «Международное право»,
который системно присаживался к ней, и, незаметно для других, прижимался своей
ногой к её колену. Более того, однажды он открыто предложил ей связь. Сокурсники ухахатывались, талдычили, что тот влюблен в неё до умопомрачения. Но она возненавидела его с первого же «ногоприжимания». Он и сорвал ей диплом с отличием, влепив по своему предмету трояк.
Так вот, она хотела сказать «нет!». Но столик был на двоих. Свободных мест в
ресторане не было. И стул у её стола оказался незанятым видимо только потому, что новые посетители считали, что она ожидает кого-то.
- Место свободно.
- Спасибо, Варюша. Ты всё ещё в обиде на меня?
- Нет, сейчас это несущественно. Так, обыкновенная человеческая подлость.
- Ты не права. Скорее, гадостная безысходность. Ведь тогда я развелся с женой. Понял, что не смогу дальше с ней жить. Слава Богу, детей не приобрёл. И до сих пор мучаюсь вопросом, куда ты подевалась. А тут смотрю, ты сидишь. И скрываешь слёзы. Не ожидал.
Он уже сидел напротив и руки у него дрожали:
- Так что же, Варенька, тебя обидело, или кто? Прости за нескромность, какое событие ты отмечаешь в слёзном одиночестве?
В хмельную голову неожиданно вторглась наглая мысль. «А может начать своё свободное падение прямо сейчас? Флиртануть? Исключительно для самоутверждения!». По её губам скользнула торжествующая, мстительная улыбка. Тем паче что, оказывается, со стороны этой сволочи, всё было по-настоящему. И, в конце концов, она ему сломала жизнь! Как Вадим ей?! Вот тебе и на! Прямо фатальная закономерность. И ведь даже не подавала повода. Варвара, какой флирт?! Да вы с ним просто друзья в купе по несчастью!
- Не имеет значения. Давайте по шампанскому.
- Ну, тогда уж позвольте мне.
Он заказал бутылку вина и фрукты. Названия такого вина она и не слышала никогда. Потом снова шампанское.
Проснулась в чужой квартире. Казалось, что голова живёт вообще отдельно от тела и,обретя жестяные крылья и оглушительно хлопая ими, всё время куда-то летит, летит… В нос бил знакомый запах офисного «нашатыря» - кофе. Рядом с кроватью столик. На нём кружка, чадящая ароматным дымком, сливки, шоколад и фрукты. На полу у кровати - ваза с букетом длинноногих, как фламинго, вычурно-розовых роз. Неизменный стандарт пошлых сериалов. Дожила.
Перед вазой записка: «Варенька, спасибо, ненаглядная. Прости, что так вышло. Если бы ты только смогла понять! Ник-кого в мире нет счастливее меня! …»
Не дочитав записку до конца, ахнула, вскочила:
- Это кому благодарность? Мне?! За что?! О, Господи, только не это! И именно с ним!!!
Маленькая стрелка часов на стене напротив, остановилась на цифре 9, большая - на 12-ти. Опоздала на работу, что ли?!
Из ванной доносилась тихая джазовая мелодия и звуки льющейся воды. Жестяные крылья в мгновение ока улетучились и Варька, быстрее любого отличника военной подготовки, за считанные секунды напялила на себя свою раскиданную по комнате одежду. Интересно, что она вчера натрепала ему своим пьяным языком? Теперь она ненавидела двоих: его и себя. Бесшумно прикрыв за собой дверь, не дожидаясь лифта, бросилась вниз. Через пять минут такси уже несло её к офису.
Наконец, она здесь. В своем отделе. Оторвав, тело от могильного холода колонны и протиснувшись через громоздкую входную дверь, Варвара, как кляча, протащила своё неподъёмное туловище до середины огромного, во всю стену, окна. И, не имея сил доплестись до своего стола, опустилась на подоконник, привалившись к окну спиной. Всю колотило.
Обвела кабинет глазами: «Неужели всё как вчера? Не может быть! Все на месте и никто ничего не замечает? Странно. А-у-у! Сегодня я другая! Не как до сегодняшнего дня. Они ничего не видят. А ВСЁ уже произошло.»
Она только хотела победы, хотя бы над собой… А получилось… Что же получилось-то?!
Солнце, как полагается светилу, медленно перемещалось по своей траектории.
Заглянув в их обитель, оно взорвало оконное стекло красно-рыжими лучами.
Откуда-то взялись зелёные, даже фиолетовые блики. Переливаясь по стеклу за спиной Варьки, весь этот сумасшедший ералаш создавал то ли нерукотворное
северное сияние, то ли какой-то мозаично-космический витраж. В общем, светило являло народу свой художественный вымысел.
И вот в эпицентре этого великолепия из света и красок оказалась, прилипшая к окну спиной, Варька,
Её скорбная, пытающаяся духовиться фигура на фоне ослепительных лучей, представляла собой, как минимум, схождение грешного ангела. Отчаянно–изумленный взгляд, под сверкающим над её головой нимбом,
истерзанными васильками нестерпимо синел на бледном пятне лица. Будто искал
ответа на какой-то фатальный вопрос. Нужно быть просто слепой амёбой, чтобы не
обомлеть от такой синевы. Этот взгляд казался божественным, нереальным. Будто
сошедшим с иконы из бабушкиного иконостаса.
- Ой-ой-ой! Сейчас не хватает Рафаэля схватить момент! - это Оля.
- Дааа… Улыбка Мадонны: поднебесная, вымученная, полуглупая и такая
наивная. Взгляд неискушённо-трагичный и дьявольски насквозь,- она театрально
размахивала руками из своего угла.
В унисон ей, лупая глазами, заорал Костик, - Понятно, поня-я-ятно! Тебя вчера, наконец-то, произвели из девок в бабки? Кто этот хитрец? Кто одолел гору?
Хотелось крикнуть им: «Заткнитесь, бесчувственные чурки, вы ничего не
понимаете! Перед вами моральный уродец, в понимании которого «свобода» -
инструмент, а не состояние души. Ничтожество, не способное сделать шаг, чтобы
определиться по жизни. А вот стереть себя с лица земли как личность, это - всегда
пожалуйста».
Вокруг жизнь кипит. А тут как в смирительной рубашке. Теперь и подавно не
решусь…. Ведь, не сегодня - так завтра, до всех всё равно дойдёт, что и как. В общем,финита ля комедия. Хоть в омут…
Нет-нет, кажется, что-то происходит. Сиюминутным углом зрения она чего-то
не охватывает. Чего же? Всё, вижу! Эти немигающие глаза из-за монитора. Ты
удивлён? ТЫ МЕНЯ УВИДЕЛ?!
- Стой так, Горюха! - Ромка схватив телефон защёлкал фотокамерой.
- Потрясно! - кричал он, - Горюнь, ты вообще кто по умолчанию? Та комета,
которая свалилась на сонный, скучный город?
Все молчали, восхищённо тараща на неё глаза. Наконец очнувшись, Валентина и Ирка, обгоняя друг друга, кинулись к окну, оттеснив подругу.
Но солнце уже сместилось. Уплыло, утащив за собой свой ослепительный
фейерверк. Ничего не получилось.
Ребята не переставали щёлкать девчонок фотокамерами из разных позиций.
Юля тоже шагнула к окну, но чуда не произошло. Солнце не вернулось.
Вадим, вдруг, будто заново узнал её, Варюху-горюху. УЗРЕЛ через шесть лет
слепоты. Шок от перенесённого восторга сделал его глаза потерянными.
Пусто натыкаясь на напряжённую от страха встречи взглядом с ним фигуру у
окна, он почувствовал, что ТАМ тепло и светло. Там где ОНА - большой, реальный
мир. Он никак не мог придти в себя.
Горюха, неодушевлённым предметом прошедшая рядом с ним все пять лет
института и потом… Вообще, как она сюда попала в это бюро через два дня после него? Ё-моё, да она же - воздух! Если она сейчас исчезнет, вся жизнь - без воздуха…?
Эта дурацкая, вечно маячащая перед глазами, угадывающая каждое движение
его мысли, тень, и есть ось мироздания? Монумент ожиданию… кого, чего? Его,
Вадима? Чушь, чушь. Не может быть! Именно сейчас? Зачем?!
Где она была вчера? Почему не стояла у окна? Сразу стало бы понятно, она–
главная! Стоп! Да ведь подобное уже, кажется, когда-то было. Когда? Когда же? Точно! Шесть с лишним лет назад.
Семнадцатилетняя нимфа стояла у стенда со списком принятых в институт
абитуриентов. Синие глаза её были такими счастливыми, отчаянно вдохновенными.
В его груди что-то ёкнуло тогда и, вздохнувши, он никак не мог выдохнуть.
Мешал забивший глотку, откуда-то взявшийся, колючий ком. Её волосы ниже плеч. Они метались от ветра по лицу то скрывая его от глаз стоящих рядом, обуреваемых желанием познакомиться будущих студентов, то выдавая его им для обозрения отдельными частями по очерёдности.
И тонкая талия, отмеченная чёрным пояском и вожделенными взглядами всё тех же потенциальных ухажёров. Вдруг их взгляды пересеклись. Ему показалось, что всё вокруг закружилось. Стенд, абитуриенты, их родители, стены вуза, деревья – всё. Неподвижной оставалась только синеглазая тонкая девчонка по имени Варька.
Потом они виделись каждый день.
Она сидела через два стола впереди от него. И, куда бы он не направлял свой взгляд, тот, наперекор желанию хозяина, настойчиво упирался в её затылок. Но
сокурсница, ему даже показалось что специально, никогда не поднимала глаз в его сторону. Зато в его сторону смотрели почти все остальные студентки их группы, и не только их. Через некоторое время его перестал притягивать к себе светлый затылок в двух скамьях впереди. Или ему это тогда казалось? Или чему-то назло? Непонятно.
Лёгкий, притягивающий к себе как магнит, образ потускнел. Глаза кумира уже не светились головокружительными чёртиками, озаряющими всё вокруг искрами, как электричеством. Сгорбившаяся, сутулая спина и всегда опережающая ноги, вытянутая вперед голова. Что за метаморфоза? Что-то же заставило её так измениться? Но тогда не было времени думать. А теперь… Оно пришло?!
Варя очнулась. Вышла из торможения, вернувшись в мир своих коллег и
мониторов почти знаменитой. Всё тело болело. И, наверное, не столько от того, что произошло с ней, (ну, то есть, физически) сколько оттого что что–то очень долго являющееся неотъемлемой её частью, неожиданно умерло. И она с этим «что-то» очень трудно простилась. Давило ощущение потери двигавшего по жизни стержня. Она, словно без надежды на излечение слепая, вдруг больно прозрела. И ей страшно от такого прозрения.
Как после детства, сразу старость. Думала, сделай шаг, протяни руку и… вот оно, вожделенное яблоко свободы и исполнения желаний, на твоей ладони.
Но, только вселенский потоп осознания произошедшего безжалостно захлестнул её. И некуда идти, и ничего невозможно вернуть, изменить. Ни с собой, ни с Вадимом. Темнота и нет воздуха. Конец света.
Ещё вчера у неё, как у Икара, были крылья. И у них даже было имя - Надежда. Но сегодняшняя ночь и пылающий солнечный диск (нежданно вернувший ей ТОТ первый взгляд шестилетней давности), сожгли те крылья, обратив всю её оставшуюся жизнь в золу.
Вадим, карьера, самоуважение… - пузырь! Пузырь лопнул. Что дальше? Лишь осознание невозвратности ко вчерашнему дню лупит по душе.
Что же с ней случилось вчера? Видать, эта зануда - сердечная боль, дожала до полного кретинизма? С какого края подойти к вопросу предложения себя своему вампиру в качестве заводной личной куклы сегодня? Теперь всё даже хуже, чем было.
Набравшись сил, она подошла к рабочему месту и, сев за него, потянулась к процессору. Громкий голос Юли за спиной произнес: - Внимание!
Варя окаменела. Сердце от дурного предчувствия сжалось до размера горошины.
Что же ещё худшее, чем вчера, может случиться сегодня?!
Юлька подошла к Вадиму, склонилась над его головой и ласково потрепала его
кудрявые вихры: - Сегодня мы с Вадькой хотим пригласить вас всех на нашу свадьбу.
Навалилась темнота. Перед глазами Варьки эта темнота завертелась в бешеном темпе. Цепляясь остатками разума за что-то еле ощутимое, она старалась остановить своё падение в никуда. Сохранить хотя бы микронную долю контроля над своим лицом… Наверное оно было страшным в эти мгновения. Но этого опять никто не заметил, Слава Богу.
Потом, через острую боль каждой клетки её, вмиг, помертвевшего тела, - возвращение в бесполезный мир. Темнота постепенно уплыла, зачем-то вытолкнув Варьку в реальность. Живой.
«Как мёртвую луну из чёрного заклятья, напрасно возвращать в мир цвета и стиха» - зателепались в мозгу чьи-то стихи.
Эти сутки и впрямь были роковыми. Что ж, так даже лучше. Красная нить вечного ожидания разорвана. Её растрёпанные концы хлещут по физиономии. Теперь свобода, через призму физической боли, стала ещё и осязаемой. Ледяные ноги, как гири, тянут к полу. Хорошо что успела сесть.
« В итоге – прах и тлен»- это уж наверняка!
Сквозь заиндевевшие ресницы поймала взгляд Вадима. Исподлобья, больной и
тяжёлый, он крикнул ей:
- Поздно! «Слово» сказано. Что теперь с нами будет, Варюшка-горюшка?!
Юля просчитала момент сердцем. У неё с математикой всегда был полный порядок.Не то, что у некоторых. Поднялась суматоха. Все прыгали, целовали их и друг друга. Кричали «жених и невеста, тили-тили тесто».
Только занемевшая от горя Варькина грудь превратилась в огромную глыбу льда - беспощадный айсберг, грозивший уничтожить её как живность. Немедленно. Вместе с сегодняшней мифической свободой.
Но, идиотская, разодранная в лохмотья душа так и не хотела смириться с потерей смысла существования, хоть ты тресни.
- Поздравляю, ребята! - неожиданно для самой себя, неестественно громко сказала Варя. За всеобщим ором никто, кроме Вадима, её не услышал. Мозг упрямо, клочками и ударами, медленно возвращался из небытия. Только вот ноги - никак, из ледникового периода. Между голов коллег, тискавших молодожёнов - его глаза. Они снова и снова обращались к ней, испорченной самой собой. Бесславно искалеченной, как после грязной войны без правил.
- Ведь ещё вчера всё могло бы измениться, Горюня, Теперь никогда? Сделай хоть что-нибудь!
Время умерло. И все часы мира остановились навсегда. Плечи, еле справлявшиеся
с тяжестью свалившегося на них свинцового неба, которое, казалось, теперь уже точно размажет её по земле до пят, вконец онемели.
Варька бессильно опустила голову на руки, упёртые в стол локтями. Виски гудели скорбными, гулкими колоколами, своими ударами стремясь разорвать кожу под ладонями. Чёрное, мерцающее пятно перед глазами медленно превращалось в поверхность стола.
Наконец, вернулась возможность воспринимать предметы. Мышь, ручка, степлер... А это? По столу что-то двигалось. Варвара напрягла взгляд. Перед ней обречённо, с усилием преодолевая шероховатость поверхности стола, ползла букашка. Тёмненькая, с выгнутой горбиком спиной, она тащилась как юродивая, придавленная тяжестью собственного горба.
Варя пригляделась. Что-то до одури знакомое было и в самой букашке, и в её
покорном движении по заданной ею же для себя траектории. Паразитство, да это же
она сама! С такой же уродливо выгнутой спиной, упорно, по-рабски покорно ползёт
по установленной собой же стезе, столько лет не сдвигаясь с неё ни на йоту.
Варька, обескураженная своим открытием, вдруг, перестала чувствовать удары в
висках, слышать за спиной продолжающееся клокотание и ликование коллег. Теперь она не просто ненавидела, теперь она презирала себя - букашку.
Изогнув ладонь козырьком, Варя медленно повела ею, как щитом, над
маленьким существом. Ей захотелось раздавить ненавистное повторение самой себя. Но в планы букашки быть раздавленной явно не входило. Почувствовав
смертельную опасность, та встрепенулась, расправила малюсенькие крылышки и
выскользнула из-под Варькиной руки.
Покачавшись перед её носом, как бумажный змей, будто приходя в себя, храброе создание рванулось ввысь и исчезло из обозримого пространства.
Варя очухалась окончательно и, вытаращив глаза, остолбенела. Вот так? Р-раз, и всё?
- И больше не зовите меня «Горюхой»,- через минуту вдруг перекричала она
всеобщий гвалт.
Из, вмиг, образовавшегося за её спиной колодца тишины - глухой голос Вадима,
наконец-то прервавшего своё молчание:
- Почему, Горюнь?
- Потому что заканчивается на «у», понятно? Нет Горюхи. Есть Варя. Варвара,
если кто забыл.
Сама не понимая своих действий, она из последних сил напряглась и распрямила плечи. Божежки, какая боль. Будто все кости размолочены. Они, конечно, ещё очень долго будут восстанавливаться и болеть. И на годы понадобятся неуклюжие костыли. Но когда-нибудь, МОЖЕТ БЫТЬ, разломы, наконец, срастутся, обволокутся защитными хрящами. Болеть станут не всегда, а только на непогоду. Тогда боль, наверное, примет характер обыкновенной нудной хроники. А так люди же живут. И уж конечно тогда придёт, наконец, осторожность. Страх, перед повторением, и осторожность. И никакой аритмии и экспериментов с сердечной мышцей. Видно, свобода и бывает такой – только когда прямые плечи.
- Попробуйте только… Она не договорила. И не оглядываясь на Вадима вскочила из-за стола и кинулась к двери.
Чтобы вернуться завтра, или через 5 минут. Или не вернуться вообще.
Ведь есть же маленький сельский дворик и дерево груши, у которой всегда, всегда
именно её любят и ждут. Даже покалеченной.
Лишь бы сейчас найти силы вытолкнуть себя за дверь этой обители её любви, и пережить этот день, день после «свободы».
Свидетельство о публикации №120040309145