Сила слова в Одессе

- А шо так тихо? Или в Одессе ничего не происходит? -
дворник Федор прислушивался к дыханию города.

Ан нет. Одесса была полна жизни, о чем красноречиво
говорили приближающиеся звуки похоронного марша.

К кладбищу подкатил ухоженный Форд дореволюцион-
ного пошиба.

- Шо'фер, въюноша, это вам не шафер, в плохое место
не доставит! - гордо произнес водитель Форда, помогая
толстому Моне покинуть авто. Моня, приехавший на
панихиду кого-то там из малозначимых барыг, хищным
оком заметил в палисаднике дома напротив, легко
одетую Женечку, которая обрезала розовые кусты.

Девушка была не красива, но дьявольски мила.
Мужчины обычно с такими долго не церемонятся. Такие
барышни моментально становятся распутными бестиями и
дарят свою любовь направо и налево. Они даже
отказывают так неубедительно, словно дают сигнал к
действию.
Не обременяя себя излишним политесом, Моня смело
толкнул калитку и вырос перед смущенной хозяйкой во
всём своём неотразимом объёме и красоте.

- Доброго здравия, Женечка! Что-то вас в последнее
время повсюду не видно.
- Ой, Моня...вы так внезапно. Какими судьбами вас сюда?
Ааа, в последний путь? А кого? Впрочем, не важно...
- У меня к вам, Женечка, образовалось непостижимое дело.

Тем временем, мимо дома с музыкой небыстро проносили.

- Женечка, пока эти жиды нам тоскливо исполняют, давайте
потолкуем за сердечное.

Моня душно шипел девушке в ухо, стараясь всем весом
зафиксировать её у ствола яблони. Он был неотразим. От него
одинаково ядрено разило потом, одеколоном и чесночной
колбасой, что говорило окружающим - Моня в полном порядке.
Ещё бы. Не даром в него была влюблена солистка местного
борделя.

- Когда еще у нас будет такой прекрасный повод уединиться, -
наседал Моня.
- Ах, Моня, оставьте свое кобелиное. Посмотрите, у людей
такое горе.

Женечка по-мышиному попискивала, но сопротивлялась не
очень охотно. В результате, Моня бесцеремонно затащил Женечку в
увитую плющом беседку и грубо овладел ею.

Тем временем процессия продвинулась вперёд и оказалась
напротив конторы новоиспеченного ясновидящего Каца,
который терпел катастрофические убытки от своего нового дела.

Как-то раз Кац сказал беременной соседке, что у неё будет
мальчик. И верно, соседка родила...девочку, чертовски
похожую на мальчика и с таким же мерзким, мальчишечьим
характером.

Тогда Кацу показалось, что он может всё и даже чуточку
больше. Уже на следующий день рядом с дверью его
богадельни красовалась кичливая вывеска:
"Провидецъ Кац и сыновья", и это несмотря на то, что у него
вообще никогда не было детей.

В перечне услуг значилось :
"Предсказание будущего, привороты, отвороты, заговоры на
удачу, ворожба на богатство, лечение мужского бессилия и
женской холодности, лекарственные настои, скупка камней и
драгоценностей...", в общем всё то, за что нельзя поймать с
поличным, но за что можно слупить с ротозея денег и не
получить за это в морду.

Не просыхающий дворник Фёдор, каждый раз проходя мимо
конторы Каца, густо сплёвывал, выкидывал вперёд руку
ладонью вверх и смело выговаривал этой вывеске прямо в лицо:

- Ладно бы цЫган какой, а то Кац...Тфу. - и вяло шоркал в
дворницкую, дабы принять с душевного расстройства пару
лафитников отменного первача.

А жиды исполняли что-то забористое. Кажется, Шопена.
Точно - Шопена. Соната №2, си-бемоль минор. А еще точнее -
похоронный марш. Если бы автор произведения мог слышать
столь панибратское обращение с его творением, то он принял бы
это за дурачество своих собутыльников Гиллера или Листа, потому
что оркестр все время сбивался на Хава нагилу, в крайнем случае
на пошлые Семь сорок. Однако, периодическое высокое завывание
трубы и альта не оставляли слушателям шанса усомниться, что это
действительно таки скорбный марш.

Орущую от горя вдову угомонить было почти невозможно.
Хотя нет. Угомонить ее могла, разве что, еще одна, убитая тем
же долгожданным горем, вдова. Обе вдовы голосили в большую терцию
где-то во второй октаве.
А как же, каждую партию должно было быть слышно чуточку
отдельно, чтоб у публики не было даже тени сомнения, что горе,
как и наследство, коснулось всех осиротевших одинаково и
перед ними не абы кто, а настоящие претендентки на огромное
состояние. И потому эта "Ода к радости" шла на высокой,
вдохновенной ноте и чуть ли не на бис.

В конце процессии шла стройная женская фигурка, облаченная в
траурное платье. Лицо ее скрывала густая черная вуаль. Она
держала под руку высокого, стройного молодого человека, в
облике которого сквозила такая уверенность душеприказчика,
которая не предвещала ни чего хорошего.

Вдовам было невдомек, что покойный перед смертью всё своё
состояние переписал на свою внебрачную дочь и через месяц
весело приказал долго жить.

Но кому придет в голову расстраиваться из-за таких мелочей.

Из двери богадельни Каца с шумом вывалился скорняк Сеня,
метко стрельнул взглядом в весёлую толпу скорбящих, мастерски
поймал паузу в музыке, поднял к небу руку и молитвенно произнес :

- Да, простит меня покойный, но Кац, таки, истинный провидец и
зрит далеко вперед. Он видит кажного из нас наскрозь, хочь ты одет
в исподнее или верхнее по самую шею...

Сеня, сделал паузу, увидел неприкрытый интерес публики и
подумал, что не мало ли он взял за эту услугу с Каца - всего то
четверть самогона.

Судя по реакции, покойный внял его просьбе и простил, от чего даже
вдовы прервали свой заливистый дуэт, прислушиваясь к Сениной
зазывной. Музыка смолкла, процессия остановилась...

- Скажу вам намного больше, господа, его диоптриям завидует даже
мюнхенский планетарий...- продолжал Сеня.

За исключением покойного, ни он, ни вдовы, ни, тем более
участники процессии, не знали, что это такое - диоптрии и
планетарий. А посему, всем пришлось поверить Сене на слово, что
Кац обладает чем-то магическим. Честно говоря, Сеня сам только что
услышал эти два слова "диоптрии и планетарий", когда Кац говорил
об этом по телефону с глазным доктором и мастерски ввернул пару
этих новых словечек в свою хвалебную речь.

Постепенно Сеня распалялся всё больше и больше. Видя столь
пристальное внимание процессии к своей персоне, в нем проснулся               
дух Цицерона. Он стал нагло сочинять различные небылицы и
приписывать их незаурядным способностям хозяина конторы.
Таким образом, процессия задержалась у конторы минут на
тридцать. Сеня был несказанно горд своим дебютом.

С того дня в Одессе стали хоронить намного чаще и охотнее и
дела у Каца пошли в гору, а Сеня стал его глашатаем и партнером.
Каждая похоронная процессия непременно останавливалась у его
конторы и слушала Сенины новости о последних чудесах в исполнении
мага Каца.

Вот, что значит истинная сила слова - в нужное время и самое
главное, в правильном месте.