Декабристы

1

Как душно, как мрачна Россия наша!
Один в ней свежий ветер – наша мысль,
мелькающая по просторам русским, –
свидетельствует, что страна жива,
что будущее для нее прекрасно,
рукой подать… Свобода и Россия
в одно сольются, засияют светом
нетрепетным, великим.

2

Немецкий этот город быть не должен
столицей русской, сделан на забаву
придворной клики, – восстановим Русь
в естественных правах; на новгородском,
славянском вече утвердим свое
самостоянье; будет град Славянск
столицею России, чьим границам
нельзя быть со славянами, – индийский
поход определит ей рубежи
действительные – океанский берег.

Народная война – вершина прав
и чаяний народных. Гей, славяне!

3

Всё поменять: из тех, кто был при власти,
едва ли сотый может быть пригоден
на что-нибудь помимо казнокрадства.
Приходится искать по всем углам
глухим, медвежьим, по пустым пространствам
сподвижников, помощников: бедна
святая Русь на деловых людей!
Изменятся условия – их станет
достаточно.

Да не забыть: Сперанского просить
на должность стать, достойную его.

4. Пестель

Успеет ли родитель-казнокрад
блистательные отмолить грехи
тихонько, так, чтоб слышал только Бог,
другие нет – другие наблюдали
на полземли построенные роты,
прекрасной неудачи образец,
достойное, прямое дело чести?

Что хуже, что опасней, что безбожней
российских изуверства, благородства!

5

На холоде, на площади, одни –
муштра и дисциплина держат их
равнение. Здесь граждане страны
впервые так построены к свободе
во фронт. Как тяжелы, однообразны
ряды пехоты нашей. Как печальна,
сера свобода наша – в цвет шинелей.

6

И кто-то скажет: Пугачу да Стеньке
наследнички нашлись – кровь голубая,
кость белая; а погулять на воле,
пожечь, пограбить да потискать баб
задору нет, всё как-то не по-русски;
но будет, будет скоро русский бунт:
архангелы-воители Пугач
да Стенька выйдут в поле блуд потешить
и душу окаянную. Стой, паря,
в строю, в каре, на площади, терпи
их волю над собою, будет день –
побАлуемся, брат…

7

Картечь бьет наповал, и тихий стон,
как бы дыханье сумрачного зверя-
народа, всю окутывает площадь
предсмертным паром. Боже, страшно как!
Страшна Россия. Ну же, заряжай!
Как тяжело святое наше дело.

Картечь бьет наповал. Здесь русский бог
помазал Вас на царство, Государь,
венчал с народом, красное на белом –
кровь брачная на снежной площадИ.
Как Вы хотели царствовать… Теперь
придется. Весом каторжных цепей,
пенькой веревки связаны с Россией
нерасторжимо. Бедная страна,
несчастный царь…

8

Античные святые образцы –
Брут, Кассий – на морозе русском, мертвом
деревенеют. Кто поймет, опишет,
какой Плутарх
позор и неурядицу всего
происходящего?

Как будет стыдно
нам вспомнить этот день, где наша слава
зазря пропала: легким был бы штурм
дворца, не подготовленного к штурму.

Мы на полях победы были вихрем
смертельным – тут стоим столбом. Что ждем?
Атаковать – вперед – в штыки – пока
не смяли – все пустое: охраняет
архангел петропавловский Россию –
страх в плоть и в кости трепет – мы стоим,
уже мы к смерти приговорены,
мы прокляты, мы преданы, мы биты.

9

Дорога в никуда – теряешь имя,
сословие, родство – ты кто, ко мне
приехавшая? Морок, тень теней…

Не надо в эту глушь, в Сибирь, в кромешный
и стылый ад спускаться. Ты в прекрасном
неведении, в чистоте своей
останься, чтобы мне к кому вернуться
отсюда было, к гордой, к неизменной.
Мне писем не пиши и не ищи,
где имя мое в страшном приговоре,
на сколько нет меня.

Преступник или жертва – сам не знаю
и ты не знаешь. Помолись о мне…

10

Впервые, может быть, России слезной
не жаль казненных, каторжных не жаль –
идут себе Владимирской дорогой,
протяжных наших песен не поют,
за милостыньку слез не льют горючих
и не дерутся, тянут кандалы
обочною, особой колеей,
и нет креста на них.

Им Бог не помочь.

11

Что хорошо парижским голодранцам,
то русским смерть – играться с нашей страшной
в пол-Азии да пол-Европы массой
нельзя так просто: сдвинувшись, Урал
меняет климат круто, жар и холод
смещаются, идут вразнос погоды,
неурожаи вянут на полях,
вода по рекам солона течет.

И сколько ж надо лет, чтоб возродилась,
восстановилась после нас природа.

12

Иудино ли дело, подвиг тайный
Ростовцев совершает… Всем нам есть
в чем повиниться, у самодержавья,
у Бога, у народа испросить
прощения, им предоставить список
в седьмижды семь грехов тоскливых, смертных,
неразличимых, слитных, все в одном.

Насколько же бессмысленно пытаться
с нас, с русских, разный спрос брать, нас судить
не вместе! Учреждайте свальный суд,
чтоб коемуждо по делом – соборне.

И только Тютчев, только Чаадаев
сквозь морок бесовской смогли увидеть
смысл скудный наших дел.