Ты мне дорог

Ты мне дорог.
Дождь побил магнолии на веранде.
Лампы мокрые висят в гирлянде.

На плечо ко мне ложись, ты зорок, видишь, как предлог любви навис,
мельче понимания капли, согласись,
ветер подует, все исказится
словно миллион их в гиганте.
Мир огромен мир,
а издалека, как палец, одинок в нирване.
Склонен к тебе в панораме.
Смыслами перекинем,
как меч из руки в руку, но он все равно к тебе, бес,
в тумане тонет.  Дата
свидания, например, размыта безмерно,
но как писал нам незабвенный Хармс –
недоступен всему взгляду мир.

В мелких точках весь.  В грязь и снег втоптан.
Но он мир, чудись, холодами обдан.
Ты синоптик, явь погоды не приходит оптом.
Что та вата, пар из трубы летит
и скрывает острие колдовских мечей.
Там один во тьме зажегся, он зажегся там, где тишина.
И вроде был до поры до времени слаб и не вынешь,
но он существовал из молекул масс, как мы стихами.
И не какой-то богатырский эпос, письмо готической вязи латиниц,
а громыхающая в себе тишина.  Которая все понимает и все видит.
Он смотрит в след реке забвению его учившей
и сопротивлением упорным, но достойным ее в дых тычет.
В высшей степеней элит
он стоит и ей грозит, грозит.
Скоро наступит момент
для небывалых легенд,
и он расскажет зачем столько лет стоял нем,
был пробужден потом кем.
Из тумана беда.
Время ведет по воде свои вилы,
но не оно экстрасенс.
И у него тоже нет пониманий,
наши с тобой здесь земли.
Здесь на веранде
в нашем таланте.
Моя кровь течет по тебе и вскипает,
а он в тишине стоит и сверкает.

Из мутноватого произошел,
так предпочел,
он замечает, как лютни бренчат
ей, стихами раненой.
Я сплю, а он гремит,
петь горазд, если и муза спит,
петь может быть идея фикс,
но не мне горланить нестройно, так просто дымит.
Просто наития плен,
просто в блюзе джазмен?
Но не за тем я век из минут выжимаю без веры смен.
Пусть ветер дует,
оси гнет у осин,
я никуда не уйду,
я к нему ниспаду,
издалека на колени, чтобы видел меня за версту.
Дождь выкипал, пил генерал,
листик в петлицу просунете?
Здесь на веранде.