Я хочу, чтоб ты помнила впредь...

     Я хочу, чтоб ты помнила впредь,
     что замыслен я чёрною костью,
     что, как все, заскорузлою горстью
     по карманам скребу свою медь,
     на которую в общем вагоне
     и трясусь, осмысляя наш путь,
     пока сон или хмель не нагонят
     и главу не повалят на грудь.

     Ты на руки мои посмотри,
     застарелой тоски корневища;
     ими свищут в ночах пустыри,
     это в них погорелец и нищий
     так сжимают кусок свой и грош,
     что проклятья на имя державы
     оскверняют язык, аки ложь,
     коей оная славу стяжала.

     Разве ими подъемлем чекан,
     строк внушающий нерукотворность?
     Ими множась, стыдом по щекам
     бред пылает и бреду покорность
     по-над белою бездной листа
     присягать призывает и клясться...
     Верно то, что у снятых с креста
     и смуглее и тоньше запястья.

     О, статист, не тебя ль эпизод
     придавил, будто небо Атланта?
     Вечный кашель и невинность зевот
     из партера в лицо мне как плата,
     как сознаньем отмеченный знак
     в ненапрасности века, что прожит...
     И не горько об этом мне знать,
     и провидеть сей промысел божий.