К 21-му июня 2002 года

          К двадцатипятилетию встречи выпускников
          Одесского инженерно-строительного института.

Нам двадцать пять. Нам  четверть века –
Питомцам мариупольского грека.
Под шум разгульных демократий
И славословий, и проклятий
Нам минуло ещё пять лет.
И у меня опять надежды нет
Прийти туда, где был наш факультет,
Пред ним предстать на солнцепёке
И вспомнить о годах и близких, и далёких
И жизнь свою по унциям развесить –
Тоскливо мне: мне снова не попасть в Одессу.
Боюсь я, что таких нас будет много:
Трудна сейчас и близкая дорога
(Добраться из Днестровска в Градиницы –
И то одолевать придётся госграницу.
А многим путь уж потому далёк,
Что пуст карман и тощ их кошелёк).

Нам двадцать пять.
Неважно, кто когда рождён – нам двадцать пять.
Как славно было бы опять
Сойтись всем курсом вместе
В чудесном городе Одессе,
Шипучки выпить и беспечно поболтать,
Увидеть снова рожи, лица, лики,
Узнать, кто стал из нас великим,
А кто, как я, лишь почву удобряет,
Кому распахнуты врата земного рая
И кто уныло прозябает, –
Как славно было бы… Но кто-нибудь,
Хоть кто-нибудь, надеюсь, сможет заглянуть
В урочный день в родной наш институт!
Как жаль, что я так далеко
(Пружу реку тайменей и ленков,
Рисую в мониторе «пэпээры»,
Успев наесться в полной мере
Той каши, что сварили нам мерзавец с дураком).

Нам двадцать пять. Мне – три за пятьдесят.
И вам почти всем три, но только – до.
Мы все достигли тех годов,
Когда пора уметь прощать
Не только тех, кого уж нет в живых –
Мы всех уже простили их –               
Сокурсники мои, с кем я дружил,
И кто меня, быть может, ненавидел,
Простим друг другу прошлые обиды.
Я лично рад уже тому, что я дожил
До сей поры. Я был бы видеть рад других.
Ведь столько лет и добрых, и лихих
Прошло с тех дней для сердца дорогих,
Когда нас, инженеров молодых,
Определило провиденье
(Теперь – как сон тех дней волненье,
И пересуды, и томленье…
Чаплинку выбрал я тогда.
Потом узнал: не навсегда.
Судьба вела, а сам я был неловок.
Я не мастак заумных рокировок
И избежал лишь мест заведомо плохих:
Не стал я жить ни в деревнях глухих
И ни в блистательных столицах).
Ребята, девочки, я помню ваши лица.
Меж нами материк, дурацкие границы,
Но мне и здесь порой под утро снится
Одесса, факультет и дядин Костин добрый рык.
(Хороший был старик,
Но до сих пор во снах моих бранится:
Грозится выгнать за «хвосты».
А был он чрезвычайной доброты).
Спасибо, кстати, всем учителям,
Кто вместе с дядей Костей
Науки вдалбливали нам –
Ведь было им непросто.
Нас было больше, чем Михеич и Куркан,
А что иным до струечки Бернулли,
Когда они до лекций заглянули
В «стекляшку», где струя течёт в стакан.
Или всю ночь писали пулю.
(И я – я тоже был не Миша, не Татьяна,
Гранит науки грыз не очень рьяно).

Но что-то слишком я печален и серьёзен,
Как будто бы готовлюсь к тризне.
Я сам себе так стану невозможен.
Ведь двадцать пять – для всех нас праздник жизни!
Нам двадцать пять, а это всё же – дата.
А праздновать в печали невозможно.
Так станем несерьёзны, как когда-то –
Ведь были мы когда-то несерьёзны!
Нам двадцать пять уж, чёрт возьми,
Не меньше нам ни грамма!
И пусть летят со всей Земли
В Одессу телеграммы!
Нам двадцать пять, нам двадцать пять! –
Заявим миру громко.
И пусть текут, ядрёна мать,
В Одессу электронки!
Нам двадцать пять, нам только двадцать пять,
А будет ещё тридцать –
И нас не смогут удержать
Дурацкие границы!
А если будет лёгок путь
Лишь для того, кто с визой,
То всем устроит кто-нибудь
В Одессу срочный вызов.
А нынче осушу я здесь
Стакан перцовой водки –
За вас за всех,
                за курс наш весь
Свою ошпарю глотку!
И ты бокал свой подними,
Сокурсник мой с Соборки,
И ты, кто коротает дни
В Тюмени иль в Нью-Йорке!
Осушим мы хмельные чаши –
И пусть гремят басы –
За город молодости нашей,
За бывший ОИСИ!

Вы спросите: зачем зарифмовал он эти строки?
Сидит в тайге он на реке далёкой,
И делать, видно, нечего ему.
Вы знаете, и сам я не пойму.
Из тех, кого я прежде знал,
здесь есть ещё Косихин.
Он не похож ни капельки на психа,
Но рифмой пишет тоже.
Таких с десяток здесь. Похоже,
Что в этом что-то есть.
Признаюсь вам, что я сочту за честь,
Коль вы мою галиматью прочтёте –               
Меня потом не осмеёте:
Неловко было б слышать смех.
Итак, я поздравляю всех,
Одних лишь благ вам всем желаю,
С мечтой о встрече
                ваш ...