Это было...

Шел сквозь тайгу по горам на спецзону этап.
Славится Урал своею летней жарой,
Горная дорога усеяна мелким гранитом,
Обожженная солнцем, словно печь, пышет она,
В клубах пыли бредут по дороге люди. 
Одежда у многих превратилась в лохмотья
И обувь уже развалилась давно,
Обмотаны ступни ног каким-то тряпьем
И все они друг на друга похожи,
Но не только пыли покрывшей их в том вина.
У всех у них мозолисты руки
И почернело от работы в поле лицо,
Это идут на Голгофу крестьяне,
Это они во все века государство кормили,
А рядом со взрослыми дети плетутся,
Идут в этой колонне многосемейные.
Вот выбежал из колонны мальчик за бабочкой,
Мчится к нему овчарка, злобно рыча,
Но нет охраннику полусонному до этого дела…
Водили по этому тракту революционеров,
Тех, что боролись за народное счастье,
А теперь вели тех, кто в это счастье поверил.
Вытирает учительница пот со лба:
«Я верю, годы пройдут и вспомнят о нас,
Но, боюсь, это будет очень, очень не скоро…»
Вся вина ее в том, что имела свой сад семья
И вот вам статья 58 пункт 7,
Подрыв хозяйства нарождающихся колхозов.
Тысячи товарных вагонов катили на север,
Колоннами гнали заключенных в глухую тайгу,
Сотни тысяч там находили свою погибель,
Но все равно в стране оставалось еще много людей,
Которые спрашивали у кремлевских стервятников:
«От имени народа вы забираете нас,
Но разве мы не народ?»
А те совещались за бокалом грузинского,
Как уничтожить побольше сограждан своих,
Тех, кто обманут был и тех, кто запуган,
Для всеобщего страха изобрели они голодомор.
Шли года, слагались они в десятилетия,
Строили на месте спецзон пионерские лагеря.
Будил детей по утрам звонкий горн,
Строились и маршировали они под дробь барабанов,
Шли по костям уничтоженных здесь людей,
Но не знали этого юные пионеры-ленинцы,
Вскидывали они руку над головой: «Всегда готов!»
К чему был готов ты, обманутый пионер?