Был городом я, где чума. Из Рильке

Молюсь Тебе, Ты просветлённый,
сквозь ветер, слышишь Ты один
доселе неупотреблённый
глагол моих глухих глубин.

Враг разбросал мои осколки,
мой прах насмешками дразня,
но несмотря на кривотолки,
глотали пьяницы меня.

Средь битых стёкол пресмыкаясь,
я в хламе собирал себя;
в пол-рта взывал я, заикаясь,
к Тебе, по целому скорбя.
О как вздымал я полу-руки
мои увечные к тебе,
чтоб Ты, в ответ на полу-звуки,
глаза вернул моей мольбе.

Я словно выгоревший дом.
Служил убийцам я ночлегом,
когда они перед набегом
с пустым дремали животом.
Был городом я, где чума
в приморском воздухе селилась,
как труп, в жилые шла дома
и детям на руки валилась.

Чужой себе, схожу с ума,
и всё мерещится мне тьма,
где мать от моего зачатья
несла урон,
где с нею вместе жертвой сжатья
был мой под сердцем эмбрион.

Так восстановлен я теперь
из клочьев нищенской стыдобы
в моём единстве высшей пробы,
и мысль моя не знает злобы
в предупреждении потерь.
В руках Свою Ты держишь славу
(и не мои ли с ней черты).
Я собирал себя, а Ты,
Ты расточишь меня по праву.