Форма слова 14 - 2020
Евгения Джен Баранова
Ян Бруштейн родился в Ленинграде в 1947 году. Более полувека живёт в Иванове. Работал в газетах, на телевидении – был президентом негосударственного медиа-холдинга, преподавал в вузе историю и теорию искусств. Кандидат искусствоведения. В 70-х активно печатался, в том числе в «Юности» и «Знамени», пока его поэма, опубликованная в журнале «Волга», не была разгромлена в газете «Правда» за «формальные изыски». За этим последовала резкая критика первой книги в местной писательской организации. В итоге замолчал на четверть века. Снова начал сочинять стихи и прозу в 2008 году. В результате вышли в свет семь поэтических книг и более восьмидесяти публикаций стихов и прозы в журналах «Дружба народов», «Сибирские огни», «Дети Ра», «День и Ночь», «Крещатик», «Зинзивер», «Зарубежные записки» и во многих других изданиях в России и за рубежом. Член Союза российских писателей и Русского ПЕН-центра. Лауреат конкурсов им. Н.Гумилёва и Н.Некрасова, премии «Поэт года» и годовых премий многих журналов.
Ян Бруштейн // Ленинградская вода
***
Там, где мы играли с пустотой,
Берег был заросший и простой.
По воде бежала водомерка,
Проплывали рыбы в черноте,
Карта неба плавилась и меркла,
Звёзды загорались, но не те.
Это был не наш, но славный мир,
В детстве весь зачитанный до дыр,
Мы о нём мечтали, забывая.
Мальчик, сквозь кусты сбегу к реке,
И, лягушек разогнав у края,
Поплыву, и скроюсь вдалеке.
А на берегу смешная тень
Будет плакать, провожая день,
Зная: отражение остыло.
Небо громыхнёт издалека…
А вода – она давно забыла
Слёзы на глазах у старика.
***
Моя родня лежит во рву
Под городом Лубны.
Бывает, я во сне реву –
Последыш той войны.
Там по ночам горит земля,
Не забывая зла.
Моя еврейская семья
Бурьяном проросла.
Под ними горя три версты,
Над ними свет ничей…
И не приносят им цветы
Потомки палачей.
***
Это осень, господа!
Это ветер с Ленинграда
Гонит облачное стадо
К нам, в слепое никуда.
Говорит мой пёс: «Беда,
Стынут лапы, мокнут ухи!»
По двору летят старухи,
Исчезают навсегда.
Вот такая ерунда –
Бесполезно здесь кусаться…
Настигает ленинградца
Ленинградская вода.
Полустанок
Женщина пела на полустанке,
Голос был хриплым, но вёл он точно.
Мятая, синяя после пьянки –
Было ей сладко, и было тошно.
Люди и нелюди пёрли мимо,
Злые и скользкие, словно мыло.
Бомжик, в тельнике наизнанку,
Дал ей китайской тушёнки банку.
Мы же, солдатики-первогодки,
Время сжигавшие в эшелоне,
Лили холодную злую водку
Прямо в подставленные ладони.
Где же мораль? Вот и нет морали.
Наш эшелон пересчитывал шпалы.
Мы под гитару всю ночь орали:
«Счастье моё, ты опять запоздало…»
Дом и любовь
У нашей собаки есть ошейник со стразами
И поводок-рулетка.
У нашей собаки есть личная миска,
Плащик для дождя и тулупчик для холодов,
И даже нелюбимый,
Но полезный меховой кипишон.
Есть у неё и тёплая постель с ярким пледом,
Которую мы называем корытом.
Но самое главное –
У нашей собаки есть дом и любовь.
Потому что никакой ошейник,
Даже со стразами,
Не заменит собаке дом и любовь,
И возможность залезть под одеяло
К тёплой маме.
– Если бы вы меня не нашли,
Я бы так и умерла несчастной! –
Часто говорит наша собака.
Она уже сильно не молодая,
И ангел, забирающий собак в другой мир,
Порой шаркает крылом по нашим окнам,
Проверяет – не пора ли…
А мы, обнимая, держим нашу собаку
Изо всех сил.
Но когда она всё-таки уйдёт,
Мы, горюя, будем знать,
Что её душа
(И не рассказывайте нам, что у собак нет души)
Останется вовеки счастливой.
Эти стихи (а это стихи!)
Продиктовала мне наша собака,
И слёзы текли из её огромных глаз
По невозможно выразительному лицу.
Свидетельство о публикации №120032306810