Романовы Дни окаянные

            ***

Сашенька,  дай руку и молчи.
Ничего не говори пока.
Это дальней скрипкою в ночи
грезят кучевые облака.
Это зарыдал июльский дождь.
Это поздний вздох:  Пора..,  ну что ж...
Это тщетных сумерек урок
и повторный вздох:  Ну как он мог?...
Поутру рябина вся в слезах.
Но чиста,  что агнец на крови.
Этот дом надеждами пропах
тех июльских полночей.  Зови...
-  Не зови...  Не нужно,  дорогой.
Мы с тобой давно уже... трава.
То,  что ты зовёшь моей рукой  -
это тень ночная и... слова...


           ***

Это взлетит и задержится в поднебесье.
Этому нет прощения и преград.
Где-то на самом краешке этих лестниц
ноты рапсодий сумеречных лежат.
Звуки стремятся ввысь,  натыкаясь глупо
на острия штыков,  добивавших в грудь.
И камердинера /милостью Божьей/ Труппа,
не обинуясь,  мучеником зовут.
Кто здесь оставил след багряницы царской?
Нынче в порфире  -  завтра в могиле,  знать...
Бэби* прикрой собою и,  может статься,
это лишь сон и утро придёт опять.
Нежно разлепит склеенные ресницы,
мрак растворив в непрошенном этом сне.
В Божьей деснице считаны все седмицы.
Эта особо.  Кровью на той стене...
Баюшки-баю...  Спите верхушки сосен.
Не поминайте дУши за упокой.
Что там случилось?  -  ветер июльский спросит,
с тайны пытаясь силой сорвать покров.
Так.  Пустяки.  Лишь зверство.  Что Бэби,  доктор?
Как же...  Простужен.  Страшного ничего...
-  Что же,  в живых остался из них хоть кто-то?
-  Мальчик Седнёв**.  Приказ был  -  убрать его.
Медленно-медленно тащатся Божьи дроги.
Кровью невинных залит по горло путь.
Господи кроткий,  перекрести дороги,
убереги от паденья хоть как-нибудь.
Сотканный саван лежит аккуратной стопкой.
...Нынче читали с Таней.  Плела кружева.
Лика** сбежал почему-то.  Во благо бы только.
Долго ли это продлится,  узнаем едва ль.
Прав был Григорий...  Теперь ничего не попишешь.
Господи Святый,  оборони и спаси.
С адовой вестью спускается голубь на крышу.
Дни окаянные новой распятой Руси.



* Бэби - цесаревич Алексей;   
**Леонид Седнёв - поварёнок


                ***

Как больно... -  Прошептал он,  или нет?
А может показалось это только.
За окнами берёзовой настойкой
сочится по стенам июль.  Июль.
Семнадцатое.  Фото.  Их портрет
вполне уместен в данном антураже.
Никто и никогда из них не скажет,
что было там  -  на кончике их пуль.
Кошмары,  сказки,  были.  Просто сон.
А в их глазах испуг лишь за мгновение.
"Болящий дух врачует песнопение..."
Возвышенность...  Заупокойный чин.
И у "Скорбящей" вырвавшийся стон...
... Безумие и грязи по колено.
За Коптяками шахты.  Непременно
полпуда бриллиантов нужно в схрон.
Княжон и цесаревича добить.
Отставить мародёрство!  Можеть быть
в Верх-Исети удастся всё доделать.
Костёр в ночи и языки,  что тать.
И никому на свете не узнать,
что даже царское  -  всего лишь тело...