Славянские веды

               «ВЕЛЕСОВА КНИГА»

                Вступление переводчика

                СКРИЖАЛИ СЛАВЯНСКИХ ЯЗЫЧНИКОВ               

       Шел грозный 1919 год. На просторах России бушевала гражданская война. Одни в темноте и озлоблении крушили всё, связанное с ненавистными барами. Другие (в обоих лагерях) старались спасти для потомства бесценное наследие предков. Одним из таких защитников был полковник Добровольческой  армии Федор Артурович Изенбек – внук кокандского бека и сын российского офицера, художник и археолог, человек русской культуры.  Однажды полковник вошел в разрушенную крестьянами старинную усадьбу. И вдруг заметил разбросанные на полу березовые дощечки – ветхие, потемневшие от сырости, зачастую растоптанные ногами, обожженные. Под слоем лака, местами сошедшим, их покрывали загадочные письмена. Буквы, похожие на славянские (кириллические), были, как в индийском письме, словно подвешены к горизонтальным линиям. Изенбек тут же приказал своему вестовому Игнатию Кошелеву собрать в морской мешок все дощечки и даже их обломки. Когда в сентябре 1920 года полковник покидал Крым, именно Кошелев в последний момент перебросил ему с берега на корабль этот мешок. 

Впоследствии Изенбек не мог в точности вспомнить ни местонахождение усадьбы (где-то на Орловском или Курском направлении), ни имени владельцев (Донские или Задонские), но о своей находке не забывал нигде. Ни в Средней Азии, где вернувшийся в ислам Али Изенбек воевал за эмира Бухарского и Джунаид-хана хивинского.  Ни в эмигрантских странствиях, приведших полковника в Брюссель, где он зарабатывал на жизнь, расписывая ткани. Во всех опасностях и мытарствах его сопровождал мешок с загадочными дощечками. Мало кому доверял Федор-Али их тайну, словно предчувствуя: темные силы могут уничтожить деревянную книгу или использовать её в грязных политических целях.  Изенбек подружился с таким же белоэмигрантом Юрием Петровичем Миролюбовым. Тот писал поэму о князе Святославе и тщетно пытался найти образцы древнерусской речи языческих времён. После трёх лет знакомства полковник решился, наконец, показать ему дощечки. И Миролюбов буквально заболел ими. Долгие годы разбирал он и переписывал текст, всё более убеждаясь: перед ним творение языческого волхва 1Х века, страстно звавшего соплеменников защищать Русь от варягов и греков, воспевавшего великое прошлое славян-русов.               

Этот подвижнический труд прервала лишь женитьба Миролюбова (1936 г). К тому времени он скопировал около 75% текста. А вскоре Бельгию оккупировали гитлеровцы. 13 августа 1941 года Изенбек умер, завещав своё имущество Миролюбову. Но дощечки исчезли: их изъяло гестапо. Рукописные  копии да несколько фотографий – вот и всё, что осталось от них. Опасаясь прослыть фальсификатором, Миролюбов лишь в 1948 году решился сообщить о дощечках Русскому музею (Музею русской культуры) в Сан-Франциско. Ещё через пять лет ими заинтересовался секретарь этого музея Александр Куренков (псевдоним – А.Кур) – белый генерал, историк-любитель и издатель журнала «Жар-птица».            … Так, по крайней мере, изложил эту историю сам Ю.П.Миролюбов в письме в редакцию «Жар-птицы» от 26 сентября 1953 года. Позднейшие исследователи дополнили её существенными деталями. Так, таинственную усадьбу удалось отождествить с усадьбой Донец-Захаржевских (позже Задонских) в Великом Бурлуке на Харьковщине. Оказалось также, что Изенбек в 1923 году показывал дощечки русским историкам-эмигрантам в Белграде. Значит, по крайней мере, сами дощечки не выдуманы Миролюбовым. А  изъяла их, судя по всему, эсэсовская команда «Аненэрбе» («Наследники предков»), рыскавшая по Европе и Азии в поисках древних тайн, дабы пользоваться для нацистской пропаганды и черной магии. В 1945 г её архивы попали в руки Красной армии и были вывезены в Москву. Там, в Архиве историко-документальных коллекций в Химках, быть может, и доныне хранятся если не сами дощечки, то хотя бы копии с них.                Обо всём этом Миролюбов (переехавший в 1954 г в Калифорнию) и Куренков не знали. С 1957 г они начали публиковать в «Жар-птице» текст дощечек. Но в 1959 г журнал (и так выходивший мизерным тиражом в 100 экз.) прекратил существование. Почти половина текста осталась неопубликованной. Однако дощечками заинтересовался и стал их популяризировать в своих работах историк-любитель С.Я.Парамонов (псевдоним – С. Лесной).               

Лесной-Парамонов – биолог, в 1941 году руководил Зоологическим музеем АН УССР. Он сумел спасти от разграбления коллекции музея, вывезенные оккупантами в Германию, но оказался в концлагере и был освобождён войсками союзников. По политическим мотивам учёный остался на Западе (в Австралии). Но при всех расхождениях с Советами он сохранил искреннюю любовь к России. Лесного тревожило и возмущало перерастание на Западе антисоветизма в откровенную русофобию. В 1959 г он послал советским ученым фотокопию одной из дощечек. Ответ (за подписью филолога и палеографа Л.П.Жуковской), опубликованный в «Вопросах языкознания» (1960, № 2), был корректен, но суров. Фото сделано не с самой дощечки, но с прорисовки. Язык изобилует ошибками, невозможными в 1Х веке. Дощечки, скорее всего, изделие А.И. Сулакадзева (1771-1830), коллекционера, известного своими подделками древнерусских рукописей.

Действительно, в «книгореке» (каталоге) его коллекции фигурируют три книги, вырезанные на досках в частности: «Патриарси» (Сулакадзев давал своим подделкам (выполненным или задуманным) названия славянских «отречённых» (запрещённых церковью) книг. Последние, однако, представляли собой не дохристианские славянские памятники, а переводные византийские апокрифы и гадательные книги. К этому кругу принадлежат, в частности, «Заветы 12 патриархов» («Патриарси») и «Сказание о Соломоне и Китоврасе»). Вся вырезана на буковых досках числом 45 и довольно мелко: Яшпа Гана смерда в Ладоге 1Х века, переселенцах варяжских и жрецах и письменах, в Моравию увезены». «О Китоврасе, басни и кощуны. На буковых досках вырезано и связано кольцами железными, числом 143 доски, 5 века на славянском». (Заметим также, что авторство Сулакадзева предполагал и историк А.В.Соловьев, которому Изенбек показывал дощечки в 1923 г).        Таков приговор, однако, не обескуражил Лесного. В 1963 г он докладывал о дощечках VМеждународному съезду славистов, а в 1966 г выпустил в Канаде небольшую монографию (где поместил тексты нескольких ещё не опубликованных дощечек). Именно с его легкой руки находка Изенбека получила название «Влесовой (Велесовой) книги». Повод к этому дала фраза из дощечки 16-а: «Влес кнiгу сiу птщемо бгу ншему…» (Влес-книгу эту посвящаем богу нашему), где «Влес-книга» можно понимать как название самого сочинения, посвященного Велесу (Волосу) – богу мудрости, магии и поэзии, а также земледелия, скотоводства, торговли.               

В 1967 г С. Лесной умер. Но эстафету изучения книги вскоре переняла украинская диаспора. Горячим сторонником подлинности памятника стал Владимир Шаян – санскритолог, славист и основатель украинского неоязычества. В 1970 г в альманахе «Календар канадiйского фермера» был опубликован  украинский перевод А. Кирпича. Наконец издатель Николай Федорович Скрипник из Гааги взялся за полную публикацию текста. Миролюбов, старый и больной артритом, решил теперь перебраться в Европу. Смерть настигла его 6 октября 1970 года на борту корабля посреди Атлантики. Вдова писателя Жанна Миролюбова, «маленькая Галичка», поселившись в Аахене (ФРГ), остаток дней посвятила сохранению его архива и публикации произведений. В этом архиве она вместе со Скрипником обнаружила тексты (машинописные и рукописные) многих ещё не опубликованных дощечек. Тексты, переданные Миролюбовым Музею русской культуры, как оказалось, туда не поступили. Ж. Миролюбова поехала в Калифорнию и там вместе с дочерью Куренкова Любой обнаружила в архиве генерала машинописные тексты, с которых осуществлялась публикация в «Жар-птице». Рукописные же копии, снятые непосредственно с дощечек, не найдены и поныне. (С ними работал, помимо самого Миролюбова и Куренкова, священник и историк С. Ляшевский. Снятая им копия сохранилась (весьма неполный). При сличении с архивных материалов
 с журнальной публикацией, однако, выяснились вещи, мягко говоря, странные и необъяснимые обычной редакционной правкой. Не только одни слова заменялись совсем иными, но и целые фразы и отрывки выбрасывались и заменялись указаниями: «текст испорчен (разрушен, сколот)», «начало линии съедено червем» и т.д. От вполне исправного текста части дощечки 5 после таких операций «уцелели» лишь четыре «осколка». Кто же дурачил читателей: Куренков, Миролюбов или оба вместе? Если это генерал уродовал текст, дабы сделать его более «древним» и «загадочным», то почему Миролюбов годами терпел такое и никому о том не обмолвился?

    Ещё большие странности обнаружились в книге Миролюбова «Ригведа и язычество», написанной в 1952 году и опубликованной лишь посмертно. Здесь он почти дословно цитирует «Велесову книгу», но… о ней самой не говорит ни слова. А вместо дощечек ссылается на неких деревенских стариков, с которыми говорил в детстве и юности на юге Украины. Даже о древнем письме, в котором буквы подвешивались к строкам, он якобы слышал от «старого деда» на хуторе севернее Екатеринослава.

    И всё же Скрипник в 1972 г честно опубликовал все найденные им тексты (включая изданные ранее Куренковым и Лесным). Таким сложным оказался путь к читателю загадочной древней книги. А в фальсификации её теперь обвиняли уже не Сулакадзева, а самого Миролюбова.

     В 60-80-х гг. на Западе «Велесову книгу» изучали только историки-эмигранты, преимущественно любители: Куренков, Лесной, С. Ляшевский, В. Шаян, Б.А. Ребиндер (Франция), В. Качур (США), П. Соколов (Австралия), В. Штепа (Швеция) и некоторые другие. Особенным энтузиазмом и бескорыстием отличался Борис Александрович Ребиндер. Именно он установил место нахождения дощечек – усадьбу своих родственников Задонских. Он же за свой счёт издавал и присылал советским историкам материалы по «Велесовой книге».

     В СССР «Велесова книга» получила широкую известность после появления в 1976 г в «Неделе» (№ 18) статьи историка В. Скурлатова и юриста Н. Николаева. Долгое время отрывки из книги и выступления в её защиту появлялись лишь на страницах популярных журналов и газет («Техника – молодёжи», «В мире книг», «Литературная Россия» и др.) Принадлежали эти выступления зачастую неспециалистам (поэт Игорь Кобзев и др.) Крупные же историки (В.И. Буганов) археологи (Б.А. Рыбаков, А.Л. Монгайт), филологи (Ф.А. Филин, О.В. Творогов) единодушно считали книгу подделкой Миролюбова (возможно, также Сулакадзева).

    Причина не только и не столько в политических факторах, сколько в обычной неприязни ученых-профессионалов к дилетантам типа Миролюбова и Лесного. Неприязни зачастую справедливой: любители, не имея достаточных знаний и навыков для исторических исследований, изредка совершают важные открытия (как Шлиман), гораздо же чаще лишь сеют невежественные и ошибочные представления о прошлом. В итоге полный текст «Велесовой книги» оставался недоступным широкому читателю: её зарубежные публикации имелись лишь в крупных столичных библиотеках. Создавалось впечатление, будто учёные «злонамеренно» скрывают ценный памятник.

     Перелом наступил в 1990 г. В академических «Трудах Отдела древнерусской литературы» (т. 43) профессор ИРЛИ РАН О.В.Творогов издал «Велесову книгу» по всем правилам научных публикаций (с указанием разночтений и т.д.) Это издание и поныне является наиболее полным и совершенным (в него не вошла лишь фотография обратной стороны д.16, опубликованная только в 1983 г В. Штепой). Саму книгу, однако, ученый оценил резко отрицательно - как безграмотную и бездарную подделку Ю.Миролюбова, задуманную и изготовленную после 1952 г. (хотя в 1923 г дщечки уже видели специалисты, а в 1948 г. Миролюбов сообщил о находке). И это было не тенденциозные нападки на "белоэмигрантскую фальшивку", а снаучно обоснованное заключение, содержащее все серьёзные аргументы против подлинности памятника.

   В том же году журнал "Киiв" издал  украинский перевод книги (весьма неполный) с предисловием филога О.И.Белодеда и историка В.Каркевича. Так книга вышла, наконец, к массовому читателю.

    В 90-е годы в защиту «Велесовой книги» стали выступать и солидные ученые-профессионалы: доктор филологических наук, академик Ю.К. Бегунов (Москва), профессор-филолог Б.И. Яценко (Киев) , профессор Миланского и Белградского университетов, сотрудник Института раннеславянских исследований в Лондоне Радивой Пешич, профессор, доктор филологических наук Радомил Мироевич. За подлинность её высказался ученый совет Международного Славянского института им. Г.Р. Державина. Международный симпозиум «Разрушение и ренессанс славянской цивилизации» (Лондон, 1992 г) признал «Велесову книгу» важным звеном системы общеславянских ценностей.  На кафедре славянской филологии Латвийского государственного университета с 1996 г защищаются работы по ней.

     Издаются переводы «Велесовой книги», сделанные филологами-профессионалами. Таковы переводы её на русский язык Н.В. Слатина (Омск, 2000), на украинский – Б.И. Яценко (Киев, 1994), на сербскохорватский – Р. Пешича (Белград, 1997). Менее профессиональны русские переводы А.И. Асова (Москва, 1992-2001) и Г. Карпухина («Сибирские огни», 1995, № 1-5). Английский перевод В. Качура вышел ещё в 1975 году в Коламбусе (США).

     Популярные очерки о «Велесовой книге» принадлежат, в частности киевлянам – историку М.Ф. Слабошпицкому и писателю В.Шевчуку. Небольшую, но ценную и насыщенную материалом работу «Быль Велесовой книги» выпустил в Харькове в 1998 году филолог В.В. Цыбулькин.

     Надо, впрочем, заметить, что ученые – тоже люди и руководствуются не только разумом, но и эмоциями. Занимаясь «сенсационными» темами, профессионалы порой становятся удивительно непрофессиональными: резко и нелогично отвергают все подряд или, наоборот, наивно защищают полюбившееся «чудо». Влияют на позицию ученых и их национальные симпатии. Так, Б.И. Яценко ухитрился дважды найти в «Велесовой книге» укров – славянское племя, которое ныне модно отождествлять с украинцами (хотя обитало оно в низовьях Одера).

     Неоднозначную роль в судьбе «Велесовой книги» играют публикации историка-любителя Александра Игоревича Асова (языческий псевдоним – Бус Кресень).Его художественные реконструкции славянских языческих мифов («Русские веды» и «Звездная книга Коляды») спорны в научном отношении, но ярки и талантливы в литературном. Его книги и статьи по истории и мифологии славян пользуются большой популярностью. За девять лет вышло 9 его переводов «Велесовой книги» (не считая одного «пиратского» издания). Неслучайно именно ему доверила Ж.Миролюбова копии многих материалов, связанных с этим памятником.

     К сожалению, Асов плохо контролирует своё богатое воображение, что сказывается и на его переводах. Оригинал он воспроизводит не кириллицей (как в дошедших до нас текстах Миролюбова), а «влесовицей», хотя единственные её образцы – две фотокопии д.16. Текст расчленяет и перетасовывает в хронологическом порядке (путая номера дощечек), что облегчает восприятие, но невольно искажает представление о памятнике. Свои переводы то и дело перерабатывает, сопровождая новый перевод указанием, что предыдущие никуда не годятся. При этом в книгу «вчитываются» все новые персонажи: Арджуна, Аттила, папа Лев 1 и т.д. В результате, по словам неоязычника Велимира (Н.Н. Сперанского), «Велесова книга», введенная Миролюбовым, и современная «Велесова книга», созданная Бусом Кресенем – различные произведения, написанные на одну тему». Ко всему еще Асов горячо стремится реабилитировать не только «Велесову книгу», но и явные подделки: «Боянов гимн» и другие «творения» Сулакадзева, «приллвицких идолов» (сфабрикованных в 18 в.).

     Александр Игоревич, безусловно, очень много делает для популяризации «Велесовой книги» и славянского язычества в целом. Однако представление о том и другом у массового читателя создается далеко не адекватное.

     Множество работ о «Велесовой книге», вышедшие в 90-е годы, принадлежат неспециалистам, преимущественно русским и украинским неоязычникам и националистам. Работы эти зачастую тенденциозны, ненаучны и способны лишь дискредитировать важную тему. Г.С. Гриневич, например, читает по-славянски древние письмена от Хараппы до Фестского диска. «Санскритовед» В.Ф. Гусев «переводит» книгу на какую-то дикую смесь индийского со славянским.     В. Мочалов и И.Данилова всячески сближают «Велесову книгу» с современным кришнаизмом. Некий неоязычник видит в Триглаве Антихриста – «бога нашего, русского» и т.д. Впрочем, и дилетантские работы  порой помогают взглянуть на проблему в неожиданном ракурсе, найти новые аналогии.

     Пока ученые спорят о «Велесовой книге», она живёт своей жизнью. Её переводят не только филологи, но и поэты, русские и украинские (Игорь Кобзев, Микола Карпенко). Она отразилась в романах Ю.Сергеева («Становой хребет», «Княжий остров» и С.Алексеева («Слово»). Стихах Ю.Миролюбова, Л.Мурович, Г.Гаевого, А.Игнатьева, И.Кобзева, картинах И.Глазунова и А.Клименко, в кинофильмах художественных («Русь изначальная») и документальных («Из мрака тысячелетий»). Её изучают в школах и вузах. По ней правят службу русские и украинские неоязычники. А некий краевед из Воронежа даже подделал фотокопию одной из дощечек и пытался подсунуть её исследователям.

     Всё это говорит об одном: «Велесова книга», кто бы и когда бы её не создал, стала органичной частью славянской культуры. Да, подлинность её не доказана. Есть весомые основания считать её автором не волхва 1Х века, а Юрия Миролюбова (и, вероятно, А.И.Сукаладзева). Да, обманывать людей недостойно, непорядочно (даже во имя высокой идеи). Но позволяет ли это относиться к данной книге как к какой-нибудь фальшивой накладной, интересной только следственным органам?

     Античные авторы часто приписывали свои произведения кому-либо из великих, обрекая собственные имена на забвение. Но для современных ученых, скажем, Псевдо-Гиппократ не менее интересен, чем Гиппократ подлинный. Многие книги Библии написаны вовсе не теми людьми, что числятся их авторами. Однако даже церковь признает их если не каноническими, то всё же душевнополезными. Одним из величайших богословов считается тот, кто писал в V веке под именем Дионисия Ареопагита, современника апостолов. Европейский романтизм начался с “Песен Оссиана», будто бы записанных в горах Шотландии Джеймсом Макферсоном. До того шотландских горцев считали грубыми дикарями – и вдруг вся Европа (включая Россию) увлеклась кельтской стариной. А патриотическому движению в Чехии Х1Х в способствовали Краледворская и Зеленогорская рукописи, искусно подделанные Вацлавом Ганкой, видным чешским славистом и общественным деятелем.

     Всё это, разумеется, не оправдывает обманов и подделок. Но вряд ли можно приравнивать Макферсона или Ганку к Г.Шпонгольцу, ради славы и наживы отлившему две сотни «приллвицких идолов» - грубых и уродливых с безграмотными «славянскими» надписями.

     Миролюбов же, по крайней мере, не имел и не искал от «Велесовой книги» материальной выгоды. Не была эта книга и политическим памфлетом, вроде «Завещания Петра Великого».  Своих убеждений белоэмигрант Миролюбов не менял и не скрывал. Однако в «Велесовой книге» нет ни антигуманных, ни антидемократических, ни антикоммунистических выпадов, ни антикоммунистических, ни шовинистических идей. Автор её, кто бы он ни был, стремился научить своих соотечественников любить и защищать Русь. Счесть такой мотив низменным может лишь циник, для которого нет Родины, а есть лишь место проживания.

     Противников «Велесовой книги» нередко обвиняют в антипатриотизме, а сторонников – в русском шовинизме. Некий Л.Шульман в 1991 г даже объявил её «…фальшивкой департамента Берии» (слышали бы это белые офицеры Изенбек и Миролюбов!). Видимо, надо всё же различать анализ исторического памятника и оценку политических взглядов тех, кто пишет о нем.

     Не случайно появление «Велесовой книги» именно в среде эмигрантов из нашей страны. Одни из них на чужбине ассимилировались или опустились. Другие, возненавидев бывшую Родину, вредили ей, чем могли. Многие, однако, не поступились с убеждениями, по-прежнему любили Отечество. Для них занятия историей были средством послужить Родине или хотя бы напомнить ей о своём существовании. Некоторых это увлекло на скользкий путь фальсификации.

     Так, эмигрант Ю.Арбатский «открыл» «тайное» житие князя Владимира, из коего следовало, что креститель Руси в конце жизни вернулся к язычеству и удалился на Балканы. Эмигранты-татары «открыли» тюрско-болгарского писателя Шамси-Башту, творившего в Киеве в 1Х в., где якобы правили тогда болгары-мусульмане. А Шота Руставели будто бы всего лишь подражал ему. Эмигранты-осетины подделали эпическую песню о бое Мстислава с Редедей и т.д.

     Почему же из всех подобных памятников именно «Велесова книга» вызвала наибольший общественный резонанс? Секрет здесь - в искренности  чувства и мысли ей автора, в единстве яркой художественной формы и глубокого идейного содержания. Любить Отечество без страха и корысти, отдавать за него жизнь, беречь его единство, помнить историю, обычаи, верования своего народа – вот чему учит эта книга. И это делает ей близкой не только русскому или вообще славянину, но и всякому человеку, сохранившему чувство патриотизма.

     «С утра до вечера видим, как иное зло делается на Руси, и ждём, когда будет к добру. А того не будет иначе, если не сплотим свои силы и не возьмём одну цель в мысли наши. Это говорит нам голос праотцев… Идем в степи наши и будем бороться за жизнь нашу как герои, а не скоты бессловесные, что не ведают ничего» (д.8/2). «Ибо лучше мертвым быть, чем живым рабски трудиться на чужих. Ведь никогда не живёт раб лучше господина, который захватил его» (д.8/3)  «А старые времена – то наше благо. Добудем от них твёрдость и крепость, дабы врагам отвечать, как надлежит!» (д.6-д)

     Такие слова и мысли не устаревают, независимо от того, кто и когда их высказал.

     Но автор не только поучает. Немногословно, но ярко описывает он жизнь древних руссов: труды, битвы, моления, обряды. Древним ужасом веет от картин заваленных трупами полей с пирующими на них воронами. Светлой печалью – от воспоминаний о полегших без тризны воинах, над которыми лишь ветры-стрибоги пляшут и плачут, да курлычит степной журавль. Но приходит в небесный рай – ирий павший в бою русич, и радостно встречают его родичи – боги и предки, и ждёт его там такой же труд, как и на земле, но свободный от рабства, голода, войн. И летят на помощь руссам небесные воины, а чудная птица Матерь-Слава, сияя многоцветными огненными перьями, поёт о прежних победах и зовёт к новым боям!

     «Мы на земле, будто искры. Исчезнем во тьме, словно и не было нас никогда. Только слава наша придет к Матери-Славе и пребудет в ней до конца концов земных и иных жизней. Так нам ли бояться смерти, если мы – потомки славных?» (д.7-э).

     Эпический пафос сменяется нещадной иронией, когда речь идет о тех, кто «греками просвещён, что нет никаких руссов, а есть варвары»; или, боясь насмешек жены, не смеет ни броней облачиться, ни мечом разить врагов; или же идёт в бой потихоньку, так что «вороны на него каркают и куры кудахчут».

      При этом «Велесова книга», в отличии от иных патриотических писаний, не «приватизирует» историю других народов (непременно древних и славных), не разжигает ненависти к инородцам и иноверцам. Нелюбви же, например, к варягам или грекам, в ней не больше, чем в «Повести временных лет». И осуждается не высокая культура эллинов, а их алчность и «культуртрегерское» высокомерие (свойственное, увы, не только античности).

     Чуждо этой книге и презренье «благородных рыцарей» к «тупым» и «трусливым» труженикам. Труд пахаря и пастуха так же почтенен и священен, как и ратный труд. Она прославляет не самовластие, а вечевую демократию, противопоставляя князей, избранных вечем, наследственным князьям и захватчикам престола, изменившим в конце концов вере предков.

     Столь же созвучна нашему времени и тревога автора книги за единство Руси и других славянских народов, раскалывающихся себе на погибель. «Борусь единая что-то может, а не десять!»- возражает он некоему боярину Огленде, богатому, чванливому и уверенному, что «можно делиться до бесконечности» (д.8).

     Удивительно пророчество Сварога руссам: «И, народ великий, победите вы весь свет и потопчите роды иные, которые, извлекая силы из камня, чудеса творят, без коней повозки. И всякие будете делать чудеса без кудесников, ибо всякий будет приходить, как кудесник, и пропитание творить, заклятиями действуя на землю, и земля подчинится. И будут слова многие и многие, и теми словами обманетесь вы, и сделаетесь рабами золотых монет, и за те монеты продадитесь вы врагам, хотящим того» (д.25). Речь явно идёт и о взлётах и падении России-СССР в ХХ веке. О том, что народ, который не удалось одолеть танками, можно победить средствами экономической и информационной войны, и не помешает этому всемогущая вроде бы наука. Что это – сверхъестественное озарение языческого волхва? Или мудрое предвидение русского политэмигранта?

     «Велесова книга» - не рабское подражание Ригведе или Эддам, а явление глубоко русское, славянское. В ней органически отразились лучшие черты русской и славянской натуры: трудолюбивой и мирной, но бесстрашной и самоотверженной в бою за Родину, поэтичной и мужественной, преданной общине-миру. Даже боги здесь – не деспотичные владыки, а добрые и могучие родичи. Нет в этой книге культа силы, агрессии, жестокости. Она славит не завоевателей, а защитников Отечества. Нет в ней и свойственного националистам самовосхваления пополам с нытьём по поводу вечных обид от инородцев и иноземцев. Вместо этого – здоровая гордость за свой народ и истинно русская самокритичность. Набатному «трижды Русь погибшая вставала» откликается суровое: «И так за двадцать тысяч лет не могла создать Русь, а потом пришли варяги и взяли её».

      Жанр «Велесовой книги» определить трудно. Не историческая хроника, не мифологический или философский трактат, не языческий молитвенник, не речь оратора – но всё это вместе взятое. Мысль автора перелетает, словно волшебная птица, с земли на небо, от близких времён к далёким векам, от богов к людям (отчасти напоминая этим «Слово о полку Игореве» или Коран). Памятник казался бы хаотичным, если бы не единство пронизывающей его темы (историческая судьба славян-русов) и идеи (самоотверженная защита Отечества).

     Оригинальный текст «Велесовой книги» труден для понимания и перевода. Язык её сложен и уникален (хотя во многом понятен читателю, владеющему одним-двумя славянскими языками), а сам текст изначально не был разбит на слова и фразы. Наиболее точно он был опубликован О.В.Твороговым. Но в этом издании отсутствовал перевод (кроме отрывков из перевода Б.А.Ребиндера и не была использована важная копия С.Ляшевского, отражающая работу Миролюбова над текстом (склейку фрагментов и др.). Из имеющихся переводов наиболее качественные принадлежат филологам – Н.В.Слатину и Б.И.Яценко. Перевод Миролюбова, к сожалению, до сих пор не опубликован (по крайней мере в СНГ).

     Академическое издание «Велесовой книги» с переводом Ю.Миролюбова  остаётся делом будущего и работой для специалистов-филологов, наша же задача – дать широкому читателю, интересующемуся историей и культурой славян, возможность ознакомиться в доступной форме с этим интересным и ярким памятником славянской культуры.

                Д.М.Дудко