Би-жутерия свободы 135

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 135
 
На репетицию похорон бывшей порнозвезды под звуки погребального марша, а теперь выдающейся бандарши Долорес Пропукис-Балалайкис (в девичестве Размежевайтесь), мечтавшей умереть в третьем акте с улыбкой, вымоченной в уксусе, на раздвижных дверцах Малых губ при исполнении..., были приглашены опрошенные гости, участники переписи «Всех не перечесть».
Долорес не забыла и себе присылать жеманное гостевое предложение на собственные похороны. Ритуал бесед ломаного языка не стоил, представляя навязывание чужой воли в снопы с разбрасыванием их по полю под погребальный фокстрот. В затее участвовала годами сложившаяся клиентура Долорес, отличавшаяся определёнными навыками, в которых не лжёт только сулугуни:
1. Донжуанистый малыш Спид(и) Вонзалес за неимением внимания к себе терялся в догадках и бюстгальтерах не по размеру, и поэтому его обуревали асимметричные мысли. Он не без основания считал, что в основе супружества безмятежно лежит инстинкт самозахоронения, а шлейфованные манеры тайно встречаются у пажей не выше него ростом. На наглое заявление Долорес, что она однажды была замужем за графом, Вон-за-лесом поделился своим планом, когда гашиша не хватило и неприятием дворянства: «Видели мы этих графинь из-под воды».
2. Вездесучий Даник Шницель, готовый вооружиться до зубов, чтобы защитить экономическое поднятие родины с вывернутыми наизнанку карманами и понимавший, что внутри Мурочки Спички пылает огонь, с которым его огнетушитель при всём желании справиться не может. Он считал, что правила соблюдают те, кто их создаёт, и опираясь на своё открытие в полуоблачном состоянии прострации удачно обменял дорогую утрусскому сердцу горчицу на китайскую из чисто бартерных соображений. Тогда-то он, Даник Шницель, и познал горечь измены на распродаже самого себя, не подозревая, что с годами будет ходить под себя конём.
3. Амброзий Садюга, закончивший ФУДИ (Факультет Утилизации Дозревающих Идей) с первого захода потерял навык обращения с биппером, и попросил толстобрюхих отыскать в бурунах  первопричину – богатого родственника в Гомерике, который, по слухам, в минуту перепада эмоций получил три года условно веслом куда попало. По исполнении Жоковотерапийной молдавской пляски малоизвестными типами (мазурики танцевали мазурку), Садюгу душили стихоспазмы. Этому он не сопротивлялся, опубликовав сборник «Словесные пируэты», потрясший талдычащей дерьмовщинкой золотарей и ассенизаторов.
4. Следом шёл участковый невропатолог Гризли, пританцовывающий под бразильскую Босу Ногу в люстриновом пиджаке покроя 1925 года моднющей расцветки «Кирпичного по голове». Он освоил хобби прикидываться молчуном. Прыгать с трамплина и подстёгивать атрофированные чувства его научила гувернантка-жизнь, когда он впервые свалился со скалы в Гурзуфе как снег кому-то на голову, после чего начался поголовный обвал на бирже и айсбергов в Ледовитом океане. Кто-то выжил не в пример растаявшему снегу. В память о себе, как о несостоявшейся  жертве, Гризли стал гордо передвигаться – откинутой головой назад.
5. Преданный пациент невропатолога композитор Радик  Сдуру, вечно жалующийся, что сердце шалит с кем не попадя, сочинил к ожидаемой репетиции в раздевалке консерватории реквием для ломкого голоса совести с квинтетом изгоев в отвоёванной у кого-то выигрышной позиции сверху к поминальной оратории «Преамбула к ампуле», к какой именно, не уточнялось из-за моральных устоев.
6. Неприхотливый зеленщик Захотидзе, жарящий всех напропалую в угоду своему... в условиях поступающих предложений и посылающий предупредительные сигналы на... Зураб навсегда запомнил впечатляющие слова Карла Маркса «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма» и скоро понял, что охотиться за призраками по морщинистым следам бесполезно. Интересно отметить, что когда он смотрел на женщин, его глаза останавливались на 25 минутах пятого. Алименты он не платил, но приходилось отчислять деньги лаборатории на содержание Билли Рубина в крови.
7. Со всеми успевающая ученица, способная на всё и чудеса в постели Глафира Парнусе (на ней было платье с пуговицами на уровне ширинки мужчины среднего роста, отороченное золотистой опушкой осеннего леса). Еле отличающая секс-марафон от марафета, она прославилась в высших судебных инстанциях вполне миролюбивой летучей фразой: «Хотите поближе познакомиться с внутренним содержанием любимого? Нож вам в руки!»
8. Стешка Сфинктер иногдашняя напарница и виновница пребывания не в духе Пропукис-Балалайкис, на которую было приятно смотреть со стороны и в упор не видеть, расстроилась, как рояль Стенвей в непогоду. Но было время, когда сметливая Стешка торчала от Долорес в разные стороны. Стеша – сверхчувственная натура, напичканная предрассудками времён пионерских галстуков и прищепок на бельевых верёвках, выступала с Долли по шабасам дуэтом, втайне надеясь, что среди заказчиков ей, Стешке, наконец попадётся низкопробный золотой человек, а не как всегда – что-то неопределённое из дутого золота, сотрясающее её податливое тело. Её негативный опыт основывался на «Казусе некалиброванного огнестрельного оружия», когда один из претендентов окинул её удобрительным взглядом, и Стешу долго не могли отмыть.
Раз в квартал Долорес, каждое слово которой сопровождалось астматическим придыханием, трагедийно умирала, положив два пальца в драгоценных кольцах на левое запястье, как бы сверяя часы с пульсом и отдавая близким душевное тепло в предбаннике во мгле. Конечная цель – перезахоронение в собственной памяти, расшифровала Долорес в одном из газетных гороскопов. Когда-то её оторвали от коллектива, в котором она была правой рукой. И чего они там без неё накашеварили и добились? Коллектив оступился, превратясь в калеку, он долго не мог себя обуздать.
Соответственно заведённому устаревшему ритуалу, торжественному шествию за катафалком предшествовало озёрное катание на лодках с равномерным погребением вёсел (пластмассовых венков в воду не бросали, уважая экологию). И как не говорил Владимир Ильич: «Дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина непременный (как следует атрибут) Советской власти».
Обычно гости делали вид, что скорбели, за исключением дней, когда выпадал снег или в доме отключали воду за неуплату кем-нибудь где-нибудь в Самостийной Украине, тогда в прихожей ощущалось шевеление недовольного домового. В таких случаях, издавая протяжные стоны гавайской гетер, она, как мотор-отказник, отлучала, от своей особы на неопределённый срок типов, не выражавших должным образом чувств и эмоций в процессе репетиции «Без гроша в Кармене».
По этой непростительной причине Опа-наса Непонашему, которому в пьесе «Волосяной матрас» предложили роль Никелированной Кровати, угораздило не получить приглашения от Пропукис-Балалайкис. А проктолог Тыберий Гуревичукус, привыкший в театре устраиваться в заднем проходе на откидных местах, был на месяц отстранён от выноса тела за несвоевременный взнос покрытия тренировочных расходов, когда за Долорес следовала по пятам странная репутация по Бульварному кольцу.
Удивление вызывало не сходящее с её губ презрение. Казалось, многообещающий рот её веснущатого превосходства над остальными был переполнен рахат-Лукойлом, который притащил с собой Тыберий – так он завоевал её расположение и ещё один немаловажный плацдарм, когда познал её. Злые языки мололи, что она выкуривала статных ухажеров, оставляя валятся племенные бычки «Мальборо» в пепельнице. Иногда Долорес стряхивала за окно  пепел с окурков, если они смели намекать ей о складском помещении высохшей шеи, призывающей к завышенным показателям декольте после подтяжки грудей на турнике или о воспалительном процессе мочевого пузыря в суде.
Неустанная грузинская царица Тамара выглядела по сравнению с Пропукис-Балалайкис (в девичестве Размежевайтесь) безусой гимназисткой, вышвыривавшей из бойницы неприступного высокогорного замка в Терек, отработавший своё за ночь, джигитский хлам вроде Анисима Хлеборезку. В довершение замечу – ни одно значительное событие на Драйтоне не проходило без неизбежного участия особого человека – тёти Мани из глухомани, по-своему задававшей темп Истории легендарного Драйтона.

Сообщает тётя Маня,
Надвигается цунами.
Смоет Драйтон и Конфеттэн,
Судя по газетам, летом.

Без компьютерной программы
Вывел «феню» Нострадамус,
Кучу всяких предсказаний,
И всё ниш гит у тёти Мани.

Наш народ не сер, не рыжий,
Полпредместья под Парижем
Скупит так, на всякий случай,
На гешефты и получки.

Колет бок и в сердце трепет,
Не юрист ли папа Лебедь,
Или у него заминка
С мамой Пейсей Украинкой?

С корабля в землетрясенье
Разбегаются не тени,
Не шлимазлы ж евреи,
Что бегут с Фар Ракавея…

Расширяет нам познания
Ностра Дамус тетя Маня
В переулках Нью-Одессы.
Thank you местной жёлтой прессе.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #136)