Засек 13 проза рассказы отца по истории села ива
РАССКАЗ ОТЦА ОБ ИВЕ.
Землю распахали, Я уж говорил, что в земельные наделы включили кроме общинной земли и графскую в Голицкой, ещё и казённую пашню. Отсеялись. Хлопотали на огородах.
Здесь в глухомани жизнь продолжалась, хоть и власти не чувствовалось – только страшные слухи людей смущали: что опять хлеб будут покупать, как в войну, по жёстким ценам, что война в самой Рассеи идёт…
Власть – это пастух, который плетью судов и законов гонит своё стадо -нас по Истории. Они, господа-то, под себя напишут эти законы и гнобят нас так, как им надо – порой готовы шкуру дудкой с народа слупить.
Я расскажу, как судили на Иве, когда власть у нас еле-еле жиблилась*? Съезжая? Но она в основном по хозяйству распоряжалась. Все на совести народной держалось… На том, что внутри каждого! Сергун, представляешь, я к старости стал думать, что суды и разные там законы – это надумка* людей, как дышло, куда повернул – туда и вышло…
- Только Бог имеет право людей судить! - встряла из кухни мать.
- И я о том же, - поддакнул отец и продолжил, - вот как было на Иве, пока власть сюда из Питера шла. Комбед ещё за силу не взялся и не правил селом, одна съезжая… Но и она, я уже сказал, больше по хозяйству дела решала. А жизнь шла: бабы рожали, земля давала всходы, люди в сердце теснили радость с надеждой на счастье.
Случались в селе всякие оказии* не только по хозяйственной части, но и преступления были. Виноватых ловили и судили! А как судить, когда и законов-то не было? Народом судили! И наказывали! Был самосуд, общиной называли. Вот, слушай…
Уставилась летняя жара. Накануне Троицы мы, ребятишки Тюлькины вечером пошли на Бутскую* гору в лес за берёзками, чтобы поставить их в избе, во дворе и на улице у ворот – такой обычай. Там встретили дядю Петьку Карпухина со своими братьями, они искали пропавшую тёлку. Нас сметил дядя Петька, охлемтнул синим взглядом и спрашивает устало хриплым голосом:
- Вы в лесу тёлку беловесовую случаем не видели?
Мы ответили все сразу:
- Нет! Не попадалась…С обеда тут берёзки рубим…
- Позавчера пропала, - жаловался дядя Петька, будто мы чем могли помочь, - вечером из стада весёлая пришла, обычно она после стадов в кустах на лугах до ночи паслась, а потом сама домой к воротам приходила. А тут не пришла. Вот, второй день, как ищем. Нигде нет, будто под язык кто упрятал… Хоть бы мукнула, ведь маним изо всей силы.
Дядя Петя отлячил* губу и заорал: « Зорь, Зорь, тпрфоль* – тпрфоль!»
И побежало эхо, царапаясь о ветви и сучки, в лес.
Мы забрали свои берёзки. Старший брательник Павел приторочил топор к ремню, и все пошли домой. Когда ставили у дома берёзки, то увидели у Корпухина двора народ, и отец наш там мелькал в толпе. Чувствовалось, произошло что-то серьёзное: все громко калякали и не расходились. Уже, когда светлая ночь оросила траву, и комары тучей зазвенели над толпой, мужики стали рассеиваться по домам.
Как всегда к нам зашёл дядя Яшка Филюнин, теперь друг отцов, и дядя Петька Карпухин. Отец пригласил всех к столу.
- Мариша у нас гости. Найди-ка шпиртачку…
- Вот картошка на закуску, лук и ржаные холодные блины, - сказала мамка и поставила бутыль спирту. Разбавлять шпирт подала воду в медной кружке, а для питья бережно поставила три белые чашечки – ба, те, которые я видел на кордоне в узле у Харки; знать, она матери и продала, ах, пьянушка…
Я ненароком подумал:
« Вот они и орали на богатеньких: сплотаторы! Чтоб потом добро награбленное продавать за вино... Слава Богу, тятька отстоял тогда дядю Яшку, а то б щас не сидел он в сатиновой рубахе, а ходил, как келенник, в рыззе*...»
Мужики выпили немного, разговорились. Из разговоров я понял, что завтра с утра собирается народ идти по дворам с обыском – искать мясо пропавшей тёлки-лотошницы. Тятька говорил гостям:
- Не думайте, комитетчики на все дороги выставили дозоры, чтоб ночью никто не прошёл и не проехал из села с мясом. С оружием ребята – всё сурьёзно! Ещё давеча мы решили так сделать.
Утром я посмотрел на Карпухин дом – там, у палисадника уже толкался народ. Был ясный солнечный день. Роса сходила. Голубая дымка заливала улицы села, крыши и дальние гребни лесов. Пахло стираным бельем и огурцами. Я съел подсушенную в сковороде на огне картовь с молоком, босиком вместе с братом Максимом побежали к Карпухиным. Друг Максим Солдатов со своими братцами был уже там.
- Ванёк, - закричал Максим, - щас начнут! Вас проверять не станут и у нас делать нечего, чай, мы даже зарезать свою скотинку и то не можем – малолетки слабосильные. Никишкиных и Гарасиных посмотрят так чуть-чуть для порядка. Потом начнут проверку с главных - Федонькиных, Ваньки Кресткова, Бугреевых и дальше двор под двор пойдут.
Народ разделился на две команды – сыщики. Одна нахлынула на Федонькиных. Другая - к Никишкиным зашла, к Иван Евграфовичу наведалась.
К Федонькиным долго бунели в ворота. Вышел старик Федоня, усадистый, борода шире рогожки, морда скуластая с решето. Долго отвинчивал болт – у них ворота закрывались на болт. Двор был забран крепкими досками. И было в загородке двора семей восемь – целый колхоз. Некоторые семьи жили в отдельных избах, но все держались совместным хозяйством: земля общая, и пахали сообща, и хлеб ссыпали сообща. Всем командовал Федоня: знал чего кому купить, как что обустроить. Все были здоровые, и никого не боялись. Они, как выйдут человек двенадцать один другого могутней, так супротив никто и не вякал. И смотрят они все искоса, глаза по ложке оловянной навылупе – как будто чем-то недовольны, как будто ты им должен чего то. Угрюмые, если и засмеются, то не с проста, а с подковыркой какой-нибудь. Из себя много мнили – кто они! Сила! На селе не очень с ними дружили – потому что знали, они могут и украсть, если что плохо лежит, могут и побить, если поперёк сильно встанешь. А если скажешь о них плохо про какую-нибудь их воровскую проделку, то сожгут тебя на хрен: либо сенцо где-нибудь на поле, либо ригу, а то и дом в порядке запалят. Рысковые! Жёсткие мужики были!
Не любили их в селе.
Отец стоял в центре народа и слушал, чего доносили выбранные исковики.
Скоро прибежали от Никишкиных, сказали, что были и на чердаке, и в погреб лазали, и вокруг огорода пошукали – нет, чисто. Отец довольный поматывал головой – Михаил Семёныч Никишкин ему друг, племянник двоюродный. Евграфович, он родня Карпухиным, да и стар он ватлаться* с мясом, у него тоже ничего не оказалось.
Отец первых наладил к Крестку и сказал им:
- Здесь тоже тёлки не будет. Он, Кресток-то, трусишка, такие люди по крупному не воруют, кишка тонка, чтоб взять много, страшно! Скорее всего, сейчас придёт вторая команда, вот они найдут мясо – чует моё сердце, что суровые молчуны у Карпухиных тёлку увели, чай, у этих не дрогнет рука, не ковыльнётся сердце испугом.
Пришли мужики из второй группы. Иван Павелев первый доложил:
- Смотрели и в погребе, на всех чердаках были, и в мазанки заходили. Были во всех амбарах, подвалах, даже под пол заглянули. Под сени лазали. А молодой Мослов Афонька под печку смотрел: и там нет.
- В сусеки смотрели и под понёвы*, и под торпища*? В огороде глянуть надо, у речки, - распоряжался отец.
Тут подошёл Федоня со своим Афонькой – парень ещё не женатый был. Взглянул на отца как-то косо и недобро, у меня даже в сердце испуг зашевелился. И говорит:
- Иван Сергеич, ты почто нас игнаирваишь, смотришь на нас с озолом*. Гляди, мужик, тебе жить-то! Не скоро твои сосунки вырастут…
Вот, сучок мохнорылый, сосунки – это по его разумению мы, ребятки Тюькины. О, после таких слов я всей душой возненавидел бородатого деда Федоню и стал его бояться ещё больше.
Морду скуластую в сторону загнул и отошёл, выпялив грудь впрямую – кто я.
Мужики-исковики подходили и друг перед дружкой сообщали:
- Все оглядели, даже в мякине рылись… Нет у них ни чего!
- Идём дальше проверять! – согласился отец.
- Всё хорошо, дядя Федор. Ты давай - помогай искать вора! Воровать, тёлку – такой гадости на Иве не было отродясь.
-Вас и так лишков, щас всю Иву верьх торма* подымите, – съязвил суровый старик. Подумал и добавил шёпотом, чтоб только отец слышал:
- Сергеич, вы не мешкайте*, а сразу к Федкиным дуйте*. Андрей у них озорник, ухарь и на руку не чист. У него хватит духу на всё! Так я думаю…
Не послушал отец совета. Проверяли, как положено, всех подряд. Прошли Маркеевых, Трушкиных, Бугреевых.
Помню, от Бугреевых вышел Дядя Матвей, молодой, рыжий до красноты. Он, как и наш отец, вернулся с войны, жив здоров. Его жена Лушка так рада была живому мужу, что ходила за ним и угодливо говорила:
- Мотя, Мотя, иди, отдохни трошки*иль кваску испей с блинком….
Дядя Мотя подошёл к отцу, и они братски, как фронтовики, разговаривали, смеялись. Они даже и внимания не обращали на сыщиков: подумаешь, воровство – эка невидаль, вот атака штыковая…это да, век помнить будешь, если жив останешься. Отец махнул рукой своим ребятам, дескать, тут делать нечего, идите дальше.
Первые сыщики уже окружили Федкин дом. Слышалась галда, нетерпеливые возгласы:
- Открывай, эдак твою мать, а то дверь вынесу! – Орал кто-то из фронтовиков.
Дверь в избу была заперта. Народ разбрёлся по двору.
- Иван Сергеич, в избу не пущают!
- Тута на замок мазанка заперта! – Орали через дорогу. - Чего делать?
Отец подошёл к мазанке.
- Хрен с ними, что закрылись, щас мы через потолок зайдём, - сказал он и из крытого пристроя залез на чердак, - вот и полозки мои! – Заорал он и скинул на земь гнутые заготовки для саней все в пыли и паутине. Надо же ещё до войны пропали…спёрли, гады! Ах, чем займаются…воровством!
С огорода закричали:
- Вот кровь на меже! И по всему леху* трава истоптана!
Народ повалил туда. И отец спрыгнул с мазанки, тоже поспешил на межу. Я с Максимом за ним.
- Ребята, через речку перейдите, там, в кустах проверьте. Не унывай, Петро, твоя летошница здеся, - облегчённо вздохнув, в шутку успокоил он соседа.
От речки кричал Иван Павелев:
- Скорей сюда идите – нашли!
Мы с народом кинулись к речке. В густой осоке лежала требуха с дерьмом и кишки. Остальное всё взяли, даже мотолыг* не было. Трава в крови, мухота роем вилась над кровянищем.
Понятно – резали здесь, вон лужа запекшейся крови из горла хлыстала. И копыта обозначились в мокрой речной земле. Пригляделись – людские кровяные следы вели к мазанке.
- Понятно! – Сказал отец. – Мясо там!
Мы сиганули за народом. Люди окружили мазанку и стояли в нерешительности. Подошёл отец. Кто-то заорал:
- Иван Сергеич, тута замок! Чужое…
Все боялись быть первыми и открыть мазанку. Тогда отец, как щас помню, засмеялся и укорил трусов:
- Какого вы хрена забздели*! Ванька, дай-ка топор!
Дядя Иван Павелев протянул ему топор. Отец взял. Размахнулся и обухом два раза саданул по замку. Замок отлетел в пыль. Отец оторвал скобу и распахнул дверь. Человек пять влетело в мазанку. Кряхтя, они вытащили катма корчагу солёного мяса. Ещё почти свежего.
- Ну вот и вора нашли, - сказал отец, - народ покупайте у Петьки мясцо: кто за хлеб, кто в долг, кто за деньги. И нам хорошо, и ему все вернётся – дружеская выручка, как на фронте.
Народ окружил Дядю Петра и стали сходчиво торговаться. Скоро корчага стала пуста. Пустили в торг ливер*, башку и мотолыги. Этим временем самые заядлые сельчане рвались в избу, крича:
- Воры, выходите, всех перебьём на хрен! Всё село замордовали своими кражами! Надоело!
Но в избе притаились, и дверь не поддавалась. Тогда налегли, и крючки железные разогнулись. Все увидали, как в раскрытое окно махнул ухарь Андрей. Выпрыгнул в сторону дяди Степки, через его двор, по верхнему огороду пустился в бега. Мелькнул на Бутской горе и скрылся в лесу.
- Мы не виноваты!- кричали жалобно парни Федкины – Захар и Ефрем. Народ – мужики собрались их бить. Поглядели на их жён с маленькими детками на руках, грудными ещё, и не тронули. Толпа решила:
- Эти ребяты не виноваты.
За то раздосадованный народ вывел самого Федочку, отца парней всех Федкиных. Нашли шкуру белую, накинули её на несчастного старика и водили по селу, показывая всем, чтоб никому неповадно было впредь воровать, дескать, смотрите: всех, кто чужое возьмёт, ждёт такой же позор.
Все орали:
- Ты, старая харя, знал и не остановил свово разбойника, чай, отца-то он послушал бы! Что не остановил? Получай!
И кидали в старика кишки. Он дряблым* голосом, как козёл, вопил, глотая слёзы вместе с пылью:
- Мыжики, я не виноват, и Захарка с Ефремкой не виновати… всё кобель непослушный устроил и нас всех осрамил…
А под конец принесли требуху. Дерьмо вытряхнули и одели вместе с кишками вонючими на Федочку. Он плачет и стонет:
- Не виноват я, всё кобель удумал… Пожалейте нас со старухой.
Показали народу Федочку и оставили его с требухой на башке. Пришли снохи, увели старика, отмыли и стали жалеть. Петька Карпухин был доволен – продал мясо и остался не в накладе. Отец нашёл свои полозья.
А народ: каждый лишний раз зарубил себе на носу, что воровать, тем более у своих – есть грех и самое последнее дело.
Так проходил самосуд в селе. Если бы поймали Андрея, наверное, поучили бы… Изувечили, народ злой был!
Потом его бы выгнали из села, из общины – это самое страшное наказание. Кому он нужен на чужбине без своей доли?.. Никому! Таких, отверженных, ждёт бессмысленное прозябание в чужой стороне или город, где всякий ухарь в раба превращался или в бандита.
В июле созрела рожь на полях. И Бутская вся золотистая была от вызревшей нивы, и за Деревней, и над Кутузовкой тучнели золотом поля. А у Голицкой рожь стеной стояла – дождалась землица мужичка с войны.
Народ боялся, что заявится Андрей Федкин, и в отместку всему селу запалит рожь по ветру. Тогда считай, что опять всему селу голодать. День и ночь люди дежурили по очереди на дорогах, поджидали Андрея. Но он так и не появился.
И до сих пор о нём ни слуху, ни духу.
И слава Богу!
*- Передел – мероприятие раздела общинной пахотной земли между членами общины;
* - Тпрфоль ( местное ) – кличь коровы или тёлки;
*- Оказия – случай, сподручная посылка, нежданность, нечаянность, внезапный случай, приключение, беда, притка, неудача;
*- Бутская гора – от слова «бут» - камень, название горы в селе Иве, Пензенской губернии;
* - Осикнуть – обрызгать, омочить;
* - Отлячить ( местное) – оттянуть, оттопырить;
* - Рыззя(местное) – рваньё, бедная одежда, ветхий шобол;
* - Ватлаться – пачкаться, мараться, грязниться, возится в грязи или мокром;
* - Озол – зло;
*- Понёва – полотнище, покрывало, исподние ризы, широкая длинная рубаха;
* - Торпище – веретье, ватола, полог из грубой пряжи для сушки зерна;
* - Мешкать – зря ждать, тянуть время, мечтать, бавиться, мотчать;
* - Бздеть – бояться, трусить, доносить, наговаривать на кого либо, портить воздух, медленно делать;
* - Леха – межа, порядок, полоса, гряда, грива от двух отвалов навстречу друг другу на пашне;
* - Мотолыга – мосол с мясом, передняя лопатка, ноги до коленного сустава;
* - Ливер – внутренности кого либо;
* _ Дуть (местное) – быстро бежать;
* - Трошки, трохи – немного, немножко.
Переход к ЗАСЕКУ 14: http://www.stihi.ru/2020/03/21/9380
Свидетельство о публикации №120032005857
Елена Которова 23.03.2020 21:33 Заявить о нарушении