Путевые заметки

 Ночь над Стамбулом.


И вот я на Босфоре.Черный деготь
Ночной воды качает фонари;
За столиком в кафе фигуры три,
Опершись подбородками о локоть.

Зеленая луна над головою
На улицы выкладывает свет,
Вычерчивая тонкий минарет,
Удвоенный подсвеченной водою.

Рассеянно разглядывая ночь
Я думаю - Ну чем не Айвазовский? -
Блестящий город как кристалл Сваровски
В крупу ежели оный истолочь.

Горят дома, рекламные портреты
И тонкие гирлянды фонарей;
Напоминающие статью лук порей
Серебряные пальцы минаретов.

Горят, горят и черная вода
Глотает огнедышащие пятна,
И мне как день становится понятно
Чем хороши ночные города.

От этой ночи много ли осталось -
Лишь крики птиц над фосфорической водой;
Чешуйки волн, блестящие слюдой -
Вот, собственно, и все - такая малость.

Но до сих пор я в памяти храню
Как тихо плыли над Стамбулом звезды
Похожие на огненные гроздья...
Луна меняла позы в стиле ню.




В Гайд-парке.

Вот что увидел я в прославленном Гайд-парке-
Бульдожики гуляли на траве.
Им было жарко, нестерпимо жарко,
Они дышали очень тяжко. Две

На вид весьма породистые дамы
Кричали громко - Тоry, Тоry, соm!-
И те трусили семо и овамо,
Похожи на четырехлапый ком.

И я подумал: "Вот же они, тори.
Ну наконец-то я вживую вижу их."
А вот и виги - в межпарламентском задоре
Повизгивали виги среди них.

Как говорится - видишь фигу, глядя в книгу -
Мне показалось или то было всерьез? -
С улыбкой глядя и на тори и на вигов
Стоял под дубом одинокий Холмс.



Сила лингвистики.

Со мной произошел курьезный случай-
В самом Париже, около шести -
Мы в ресторан( конечно, самый лучший!)
Решили алчущие чрева занести.

За столиком уютно разместившись
Мы заказали стейк и фуагра;
Доев обед, еще не расплатившись,
Я вышел, ибо не курил с утра.

И вот, цигарку докурив беспечно,
Я двинулся к столу передохнуть,
Однако местный кельнер бессердечно
Широкой грудью заслонил мне путь.

Ему плевать, что столик мой оплачен-
Он не признал- его смутил мой вид-
Я был весенним  ветерком взлохмачен
И, верно, недостаточно побрит.

Как быть? Я по-французски ни бельмеса
А он по-русски, ясно, ни шиша-
Такого злополучного замеса
Не ожидала нежная душа.

Простого sorry было бы довольно,
Но я икаю - мон амур, тужур -
Вдруг вырвалось( о, черт!) непроизвольно
Месье, же не манж па сис жур...

Вы видели бы кельнерские очи -
В них отразился ужас всех веков!
Он задрожал как сорванный листочек-
Такая сила в знаньи языков.


В горах Адыгеи.

Белесые прозрачные туманы
Проколотые иглами вершин,
Альпийские широкие поляны
И травы высотой почти в аршин.

Так вот они, неведомые горы!
Я быстро свыкся с этой высотой -
Зеленые, цветущие просторы
Привычны глазу в дымке золотой.

Я здесь как дома. Все меня приветит-
Такой пейзаж, что нет его родней-
И белые березы на рассвете
И зубчатые выходы камней.

Когда в такие земли попадаю
Один вопрос волнует вновь и вновь,
Однако до сих пор не угадаю-
Что выше - горы или к ним моя любовь.

В лесу дубовом, сумрачном и мглистом,
Тревожный гомон вычурных листов;
На валуне величественно-мшистом
Воссяду в обрамлении кустов

И думаю возвышенные думы:
О том как хорошо среди вершин,
О туче, нависающей угрюмо
Над лысиной окружностью в аршин.