Жить

                Ольге Лапшиной

Случится – проживёшь не самым худшим.
А ёкнет – и отводятся глаза.
Перебираешь в памяти баклуши...
А ночь не в силах память зализать.

Истерика обуздана годами
(Иуда полупьяненький не в счёт).
Не совесть – подсознанье чем-то давит...
Забытое забытым не уснёт.

Что помню, объясню – не оправдаю.
Легко повиснуть – трудно объяснить...
Пусть над моей семьёй крыла летают.
Не победить крыла. Останусь жить.

2020

Дорогая Ольга Георгиевна. Я должен объясниться.
Уже поздно менять стих. И не получится. В нём то, что выплеснулось. Надеюсь, со временем, мне удастся написать достойное.
...
   В моём порывистом стихотворении нет прямой отсылки к Ольге Лапшиной.
   Но посвящение не случайно.
   Я изменил название с "Пусть" на "Жить" для указки на фильм, но этого недостаточно. А чтобы объяснить, нужно долго.
...
   Много лет назад у нас отмечался День освобождения города. После фейерверка случилась давка на площади. За шаг до Сада Шевченко, у входа в метро, на брусчатке споткнулись первые о бордюр, а стихию толпы не остановить. Ходынкой вспоминаю...
   У меня на закорках дочка, рядом жена с сыном за руку. Маленькие совсем. 3-5 лет. У них разница год и пять. Сын старший. Начало 90-х (интернет молчит, а сходу не вспомню год, потом уточню).
   Нас растаскивает, но я их вижу иногда в нескольких метрах. Меня сбивают. Я удерживаюсь, стоя на коленях. Подо мной 2-3 слоя лежащих. Мои икры придавлены одним из упавших и на нём уже кто-то. Не встать. Подо мной ворочаются люди. Что с ними сталось, не знаю. Тогда не думал. Не встать ни им ни нам. Я стою коленями на ком-то и ухватываюсь одной рукой за шиворот впереди стоящей тоже на коленях или сидящей женщины. Другой рукой я вклинился в дочку. Она сидит на моей шее, и я прижимаю её рукой к шее и голове, схватив за одежду. Женщина впереди спасает меня от падения. А я её. Мы балансируем, но не падаем.
   Боковым зрением вижу, как жена подняла сына над головой и бросила его в сторону милиции, перекрывающей спуск в метро. Они были метрах в трёх-пяти от неё. Люди там не упали – стояли и качались. Но ребёнка подхватили и передавали дальше. Жена кричала, и её поняли. Хотя другие тоже кричали.
   Милиция приняла ребёнка, спрятав за собой. Жена повернулась к нам и кричала без остановки, чтобы я отдал дочку. Так же – людям, чтобы передали ей или милиции. Я орал, чтобы уходила с сыном. Нам она помочь не могла. Я не мог встать и боялся отдавать ребёнка. Боялся уронить.
   Всё это, возможно, быстро, но казалось вечным. Мы с дочкой качались несколько минут, пока натиск сзади не утих. Не знаю как его сдержали или перенаправили. Под ногами стало рассасываться. Икры вдруг освободились, и я вскочил. Тащил женщину – она уже тоже вцепилась за меня, но всё не могла встать. Потом удалось, и мы в охапку втроём как-то выбрались на твёрдое.
   Я тут же сунул девочку в сторону жены. Её, как и сына, передавали над головами до заграждения. Потом так же, протащили жену. Оказалось, что милиция сама затребовала пропустить мать. Потому что дети маленькие. Могут потеряться, когда метро откроют.
   Оказавшись за ограждением с детьми, жена вдруг простонала над рёвом толпы: "Андрей, я туфлю потеряла". И они ушли вниз. Милиция пустила. Наверное, её нельзя было не пустить.
   Всех в метро пустили далеко не сразу. Толпа уходила. Мы – два "поручня" – выбрались в безопасное место к ёлкам и долго там дышали. Я закурил, она конфетку достала, трясётся. Потом точь-в-точь, как Волк с Зайцем в "Ну погоди!" на корабле: я ей пачку – она крутит головой, она мне конфетку - я мычу отрицательно. Даже имён не спросили. Больше не виделись. И не узнал бы.
   Скоро возле наших ёлок и дальше организовалась выставка обуви. Ряды на газоне. В основном женские туфли. Люди сносили найденные чужие и выискивали свои. Внушительно смотрелось.
   Я не сразу заметил, курил долго. До другой станции идти уже не моглось. Ждал, пока откроют выходы здесь.
   В какой-то я момент я услышал сказанное кем-то "туфля" (это слово слышалось часто от множества людей), и очнулся. В голове звенело это беспомощное: "Андрей, я туфлю потеряла". Я приходил в себя помаленьку... Начало 90-х – бедное время. Туфли не солили. Кто-то и одной парой жил.
   Темно, но фонари где-то рядом. Я пошёл в ряды. Их много до одури. А "своих" я и не помню толком. Ну видел, ну туфли. У неё и запасные были. Мобильники ещё не водились. Рылся, отбирал, сомневался долго. Остановился на одной. Похожа, но не уверен. Не моя же.
   Решился и взял. Понимал, что кого-то без пары могу оставить, но взял. И угадал. Вернулся домой - опознала. Туфлю.
   Зато нелепая обида на туфлю переклинила жену, удержав от истерики. Довезла детей в полупустом вагоне. И дальше, до дома. Босая. Там уже...
   Я не знаю в моей жизни кошмара страшнее, чем это качание в ожидании того, что моя дочь соскользнёт вниз.
   Были пострадавшие, конечно. Потом "замолчали", наверное. Я не рылся. Может, поищу позже.
   А туфельный парад продолжался несколько дней. То ли администрация Сада, то ли работники – отнеслись с пониманием. Я тогда работал в НИИ на углу площади, совсем рядом, и в обеденный перерыв невольно приходил к ёлочкам.
...
   Ольга Георгиевна, извините за длинный текст. Думаю, Вы поймёте меня.
   И вот я пересмотрел на днях "Жить". Первый раз смотрел лет пять назад не один – отвлекали. Не погрузился. Остался только осадок горя и профессионализма. В этот раз ничто не мешало.
   Спорный фильм, даже для меня, закалённого арт-хаусом, нормальным неизбежным возрастным цинизмом и непростой армией. И тяжелее то, что он снят профессионально, качественно, крепко, а Ваша работа в нём безупречна и пронзительно талантлива.
   И Ходынка, что я так долго сейчас описывал, моментально пронеслась в голове. А дальше и другие моменты из своей жизни полезли.
   Не знаю, фильм на грани, за гранью? Нужно ли всё показывать так больно? Я не истеричка. Я люблю Сигарева, я люблю Тебя, люблю Яну, но мне было страшно. Катарсис сработал, но повторения не хочу.
   Моё посвящение – не панегирик. Это строки, вычитанные в глазах Твоей героини, которая смотрела в меня мимо камеры.

10.03.2020