Культурная жизнь кипит 42. 2020

Привет всем авторам площадки. С вами Злобный Мышалет.

В этой рубрике «Культурная жизнь кипит» мы рассказываем о достижениях наших авторов. О выпущенных книгах, публикациях, участии в творческих вечерах, встречах с читателями. Иногда выпускаем интервью с авторами.
******************************

Сегодня мы расскажем о публикации МАРИ ПОЛЯКОВОЙ и  ИРИНЫ СОЛЯНОЙ
в сборнике "Лучшие произведения"
III  Международной литературной премии "Перископ 2019".


В ней приняли участие 85 авторов из России, Украины, Беларуси, Германии и Израиля.
Наши Единомыши не победили, но их произведения отобраны редколлегией для публикации.


Книга издана издательством "Перископ-Волга".

В книге есть стихи и проза таких замечательных авторов, как Никита Брагин, Александр Копп, Тата Яныч, Вероника Боршан, Елена Овсянникова,  Полина Шерстобитова и др.


О каждом авторе есть биографическая справка.

ЧИТАЕМ НАШИХ АВТОРОВ В СБОРНИКЕ!
**************

Утреннее
Мари Полякова


я еще где-то за гранью, почти невидимка.
утро едва обозначено призрачной дымкой,
лёгким дыханием ветра и полунамёком
о близком... далёком...

дрогнет ресницами солнце, потянется к небу,
пригоршню зайцев по окнам запустит с разбегу,
веткой цветущей подразнит, по-зимнему снежной…
весна неизбежна.

снова случилось! апрель изменять не умеет –
тёплые губы и гжелью прожилка на шее,
кофе дымящийся, ломтик лимона на блюдце,
и счастье проснуться…


и в любви бывает поздняя осень...
Мари Полякова


                Свежее жниво,
                По полю цапля идет,
                Поздняя осень.
                /Мацуо Басё/


***
до сих пор ещё по ночам летаю
"белокрылой лошадью" Юнны Мориц…
иногда вдвоём, иногда со стаей,
и люблю тебя, ни о чём не споря.

теплый вечер августа, может, помнишь?
альбатроса крик, с моря – зов дельфиний,
у скалы прибрежной крутые волны,
и разлит закат полосой на синем…

торопилась в радость, чтоб всё – до капли!
не делила время на «до» и «после»,
но теперь брожу  одинокой цаплей,
а любовь твою отпускаю вовсе…




Совпали
Мари Полякова 

         Капучино – это влюбленность. Сначала терпко, потом сладко и легко,
         а на поверку – все та же жизнь. Но моменты, когда сладко и терпко –
         самые лучшие.   
                Макс Фрай «Кофейная книга»
 

 
просто русский мужик,
и никак не испанский мачо…
просто мой, просто ,
что ни на есть, мужчина.
да и я не из «Декамерона» Бокаччо –
я лишь слабая женщина,
со слабостью к капучино,

к пышной пенности облаков
в перехлёстах с индиго,
к поцелуям со вкусом
сладко-жгучей «терновки»,
к пальцам дерзким,
сулящим опять интригу,
в бельевых веригах снующих ловко…


за окном жара или снег –
это всё детали…
делим поровну
терпкость бессонной ночи.
просто, к счастью,
мы в этой жизни с тобой совпали,
безусловно и навсегда, бессрочно.



Нам бы встретиться...
Мари Полякова


Нам бы в маленьком городе как-нибудь встретиться,
где целы голубятни и шаткие лестницы,
мостовые, дворы за белёным штакетником,
и бабульки на лавочках с местными сплетнями,
где всплывает из озера солнце умытое,
и качается лодка в реке под ракитою.
И привычно-знакомо, уже как положено –
Ленин, церковь и парк, где кафешка с мороженым.
 
Нам бы просто когда-нибудь встретиться взглядами,
И коснуться друг друга, наверное, надо бы.
Ведь любовь почему-то разлукой не лечится!
Нам бы встретиться…

*********************
У ИРИНЫ СОЛЯНОЙ  опубликован рассказ "Окрошка и чай", весь его выложить не получится, только кусочек)))


Андрей приехал в Задонск навестить двоюродного брата уже под вечер. Как и раньше, он остановился в самой дешевой паломнической гостинице  на подворье, принадлежавшем местному священнику, так как  в разгар паломнического сезона найти что-то более приличное было трудно. Ожидание Прощенного воскресенья, начало Великого поста привлекало множество верующих и фарисействующих.  Андрей вошел  на подворье, мигом сосчитал количество машин возле него на стоянке, заметил увешанные бельем веревки за глухой стеной. Пройдя за неспешной старушкой в монашеском одеянии, заметил, как много обуви стоит у каждой двери, разной – женской, детской, мужской. 
 – На завтрак яичница с хлебом и брусничный морс, на обед щи с килькой и каша тыквенная, ужин – мойва соленая и картофель в мундирах, – монахиня перечисляла меню гостиницы, не оборачиваясь.
 – Спасибо, я согласен, – сказал Андрей, нагибаясь и проходя под сплетенными сонными  лозами винограда. Монахиня отвела его в дальний угол с курятником и отперла дверь отдельно стоящего домика.
 – Куры будут мешать спать, – с неудовольствием сказал Балыков. Но монашка спокойно разложила принесенное белье на диване, полотенце и бросила на стол половинку криво отрезанного бруска мыла. Показала пальцем на электрический обогреватель в углу.
 – Попусту электричество не палите. Двери затворяем в двадцать два часа, стучать  и мешать покою паломников не надо. Опоздаете – ищите другой ночлег.
 – Милая, – повышая голос, сказал Андрей,  – а другого номера нет? Тут курятник, куры мешать будут.
 – Птицы божии мешать не могут, – отрезала монашка и спокойно удалилась.
Андрей сел на старый диван, похлопал по сиденью. Пружины вроде нигде не торчали. В номере было прохладно.  Он включил обогреватель, от которого сразу запахло паленой пылью.
 Принял душ, поливая себя тонкой струйкой еле теплой воды, съел пару завядших магазинных огурцов с хлебом и лег спать.   Ночью загорланил петух, но уставший с дороги  Балыков только ругнулся, не  просыпаясь. В половине пятого утра методично заквохтали куры, потом около восьми бряцнул пару раз  медный колокольчик, окончательно разбудивший Андрея.  За стеной взывали:
 – На завтрак! На завтрак!
Балыков вышел из номера и нашел столовую, где стояли накрытые клеенкой столы, за которыми сидели просветленные, сходившие к утренней службе паломники. Две шустрые молодые послушницы ласково  метали на длинную столешницу белые фаянсовые тарелки с рисовой кашей, а паломники передавали их по кругу. Балыков сел с краю и тут же был потеснен грузной дамой в фетровой шляпе. От дамы пахло потом и резкими духами. Балыков поморщился, но решил потерпеть.
Когда каша была роздана, монашки стали весело наливать морс.
 – Обещали же яичницу, – недовольно сказал Андрей, и окружающие его паломники посмотрели на него осуждающие.
 – Бог яиц не послал, – отрывисто сказала одна послушница с веснушками на носу. У нее было удивительно милое и открытое лицо, только платок она завязывала по-дурацки, за ушами.
 За столом зашумели, весело отшучиваясь, застучали ложками. Андрей молча ел и смотрел на девушку, вряд ли ей было больше двадцати  лет.
 – Скажите, давно вы в монастыре? Такая красивая и здесь?  – спросил он, зная, что нарушает правила приличия.
Послушница строго посмотрела на него и сказала без тени улыбки.
 –  Я в послушании два года. А с чего вы решили, что богу должны служить только уроды и немощные?
Этим ответом она поставила Балыкова в тупик, он хмыкнул одобрительно и вернулся к каше. Послушницы разлили морс и убрали тарелки.
Балыков вышел из-за стола и вернулся в комнату. Настроение было неважнецким, до встречи с Павлом ему надо было как-то убить время. Они договорились встретиться в пятнадцать часов, когда в канцелярии закончится приемные часы. Павел служил при ней, занимался просветительской деятельностью в лектории, издавал брошюры. Балыков раза три в год приезжал к нему, скучая по брату и наставнику. Бескорыстная любовь Павла и его способность слушать были незаменимы. Павел, в монашестве Илларион, был веселым и добродушным, как само греческое имя, носимое им. Он и внешне очень был похож на своего небесного покровителя Архиепископа Верейского Иллариона,  соловецкого узника,  похороненного на Новодевичьем кладбище у Московской заставы.
Считавший себя неудачником и бестолочью Андрей нуждался в брате как в щите, уповая на то, что тот направит его с перепутья в нужную сторону, и бессмысленная жизнь покатится по новой, ровной дороге. С тем и приехал, томился  в ожидании разговора, не зная, как и с чего он начнет.
После завтрака Балыков решил пройтись по Задонску. Его любимым место был спуск к Тешевке.   В Задонске мирно уживались трехметровый Ленин  с указующим перстом и многочисленные купола монастырей.  Он обошел обитель   справа, увязая в суглинке, направился к берегу вдоль высокого кирпичного забора, нарядного и беленого. Привычно подивился снизу на центральный Владимирский собор, напоминавший миниатюрную копию Храма Христа Спасителя. На Тешевке, которую местные  упорно  называли Иорданом, лед еще не двинулся, но везде появились промоины, между кусками посеревшей ваты проступала чернота воды. На берегу снег почти не стаял, утоптанный тысячами ног в толстую кору. Особенно он был плотным под плакучими  ивами и березами. Ни мартовский берег, ни дорога к нему не радовали глаза. Серая и унылая картина умирания зимы. Сонмища ворон и галок, не покидавших этих мест на зиму, окутывали прибрежную рощу. Тишина нарушалась их наглыми криками и хлопаньем крыльев, так как эти «божии птицы» беспокойно перелетали с место на место. Тут Андрей хотел подумать о том, что скажет брату, и о том, что тот ему ответит, а о чем догадается, если умолчать. И стоит ли умалчивать, и как говорить вообще…
Дойдя до кромки воды, он увидел ее мутную зыбь, осколки грязного льда, похожего на колотый сахар,  обсиженный мухами. Постоял с полчаса, зябко ежась. Ни одна мысль в голову не приходила, и он досадливо повернул назад. Обернувшись, неожиданно для себя увидел силуэт пожилой женщины в коричневом стеганом пальто и рыжем платке, которая брела от берега в город.
«Странно, – подумал Балыков,  – мы должны были обязательно встретиться, тропинка тут одна. Почему же я ее не заметил, когда шел сюда?» Он решил ее догнать и пошел, оскальзываясь по растаявшей тропинке, вмешивая остатки снега и глину, огибая ветки ив и берез, стволы которых обступали берег. Не могла же эта паломница выйти из кустов? Там и схода -то к реке не было.
 – Эй! Извините! – крикнул Балыков негромко, но женщина не обернулась. Ему стало тревожно и даже страшно, и он крикнул громче. Вспугнутая стайка ворон взметнулась вверх и загалдела. Женщина не оборачиваясь, шагала впереди, метрах в двухстах от  Балыкова, не медленно и не быстро, словно она не слышала ни птичьего гвалта, ни окрика незнакомца позади нее. Андрей спешил за ней, но расстояние не сокращалось. Это было похоже на дурной сон, когда бежишь и не можешь догнать, и хуже того  - убегаешь на ватных ногах от преследования.
 – Да стойте же! – раздраженно крикнул Балыков, – я вам  говорю!
И, не заметив, нахально выползший из глины корень старой березы, Андрей споткнулся и упал навзничь, чертыхаясь и неправославно матерясь. Куртка была безнадежно измазана,  джинсы моментально впитали в себя весеннюю слякоть. Отряхиваться  смысла не было, Балыков поднялся, и не заметил никакой старухи впереди. Он оглянулся вокруг - никого, только слева где-то маячила красная курточка молодого мужчины, выгуливавшего громадного черного пса, да сам пес, гонявшийся за птицами на пустыре.
– Сбрендил я что ли? – злобно и громко спросил себя Андрей, плюнул вбок и побрел в гостиницу. Там он счистил палочкой грязь с подошвы и вымыл под колонкой ледяной водой обувь. В номере переоделся в сухие спортивные штаны, а куртку замыл. Синтепон стал  влажным. Андрей покрутил куртку в руках и со вздохом пристроил ее на  горячий обогреватель.  До встречи с братом оставалось еще четыре часа.


(продолжение читайте в сборнике или пишите автору, я пришлю рассказ на почту)