Ведьмин час и новая встреча

Суетна ночь,
отдохновенья
мне  от чего-то
никак не сыскать,
мерцают зелёные
звёзды на небе.
Кружатся ведьмы
пробил их час,
кружатся странные
сны и видения,
круче мороз –
злей ворожба.
Кто-то получит
отдохновение,
кому-то под утро
выпадет шанс…
Третий  час ночи –
око за око
что-то опять
не поделят коты…
Увидел поодаль
бредёт одиноко
грустная ведьма
чуть слышны шаги:
Что ж ты без дела,
сама, без подруг,
ночь пролетела
вот уж петух,
заявит о новом
пришествии дня
сил колдовских
лишит вас заря…
Она обернулась
и омут зелёной,
холодной
её неизбывной
тоски
хлынул из глаз
и она обречённо
мне прошептала:
Хозяин, молчи,
я не виновна
в безделье своём, –
мы уж давно
так с тобою живём.
Только вот всё
не решалась
предстать:
смешно, но боялась
тебя напугать…
Насмешки подруг,
безделья тоску
я уже больше
терпеть не могу,
может быть
сжалишься,
и колдовством
мы разногласия
наши сотрём.
«Наворожу и
исполню желания
только скажи,
не отдай
на заклание,
в жертву
никчемности
не принеси –
может не во время –
так ты уж прости!»
Я незаметно
себя ущипнул,
украдкой
в глаз омут
её заглянул,
и, чтобы хоть как-то
загладить вину,
решил заказать я ей
ворожбу...

Морозное утро,
послевкусие сна –
незавершённость…
В реалиях дня – 
попытка понять:
В чём тревога моя?!
Я вдруг содрогнулся:
надежду дал зря,
зелёная грусть,
неземные глаза
лишили рассудка
и я заказал,
какую-то там
для себя ворожбу,
какую не знаю
и знать не хочу…


Летели дни,
скрывая в суете:
виденья, сны,
и я уже забыл:
тоску
незавершённости
событий,
прозренье
жуткое,
неясность ворожбы,
лишь иногда
во сне,
порою, чутком,
из пропасти
иного бытия
лучился свет
и изумрудно-чудный
он попросту
вгонял
в безумие
меня.
Душа ждала
весны
и солнечного неба,
капели звонкой,
пения ручья –
не довелось:
февраль
теплом и негой
лишил весну
обычного тепла.
Март.
Полная, вновь,
ворожит Луна – 
холодные ужи
её лучей,
скользнувшие
в постель,
прогнав остатки
сна
отправили
меня
за грани бытия…
Всё показалось мне
давно знакомым:
мерцанье звёзд
зелёных,
круженье
в лунном свете
увлечённых
очередной
какой-то ворожбой –
обычных ведьм…
И вдруг кольнуло
сердце
знакомою тоской:
поодаль
одинокая брела,
она, которой
я неосторожно
согласье дал
участвовать,
чтоб поддержать,
и чтобы ей
не чувствовать
ничтожность.
Но вот забыл я смысл
колдовства…
«Не спрашивай зачем
я здесь одна
и отчего свет
изумрудно-чудный
моих очей
тебе
светивший тщетно
слабей теперь
день ото дня –
ты обещал – зачем?» –
ко мне
направившись
сказала мне она.
«Ты в шутку попросил
приворожить,
влюбить
тебя в меня,
и тут же всё забыл,
пытался
вспомнить,
тут же и остыл,
ночное
изумрудное свеченье,
как путь к безумию
воспринимал, –
а это я пыталась
ворожить».
«Скажи, могу ли
искупить
вину свою, как всё
исправить?» –
склоняясь руку
протянул
она сказала мне
печалясь: «Увы,
пустая эта ворожба
чар колдовских
меня лишила –
прогнали сёстры,
а тебя я так в себя
и не влюбила.
И вдруг,
на пике объяснений
зеленоглазой
без сомненья
сказал: «Ты будь мне
верною женой,
мне твои ведьмины
уловки,
пожалуй будут
ни к чему,
иной потребует
сноровки – но обещаю
обучу».
Она же вдруг
развеселилась
и отвечала хохоча:
«Плохой женой я буду,
милый,
коли лишилась
колдовства?!
Ты удивлён, но вам
мужчинам
известно мало
что про нас,
а в рейтинге
нечистой силы:
жена – колдунья
высший класс!
Хотя же почему
нечистой – у жён всех
помыслы чисты,
хотя, бывают неказисты
и помыслы,
и к ним пути»…
Хотел сказать ей:
«Объясни!», – но где-то
рядом в частном
доме, вдруг
раскричались петухи:
исчезли ведьмы
за горою,
а у проснувшейся реки
чьей-то странною
рукою
раскрашен берег
в цвет разгулявшейся
тоски…
Очнулся ото сна –
почти горячечного
бреда,
горячий кофе отогнал
тоску из сна
и до обеда,
ничуть
о сне не вспоминал,
а к вечеру
друзьям поведал,
кто
в этом мире
правит бал.
Над этим дружно
посмеялись,
по кружке пива,
разошлись.
Но в полнолунья
часто маюсь:
вдруг ведьмы той
слова верны?!