Стонущее живое существо Аннетта фон Дросте-Хюльсхо

Die аchzende Kreatur
Annette von Droste-H;lshoff






An einem Tag, wo feucht der Wind,
Wo grau verh;ngt der Sonnenstrahl,
Sa; Gottes hart gepr;ftes Kind
Betr;bt am kleinen Gartensaal.

Ihr war die Brust so matt und enge,
Ihr war das Haupt so dumpf und schwer,
Selbst um den Geist zog das Gedr;nge
Des Blutes Nebelflore her.

Gef;hrte Wind und Vogel nur
In selbstgew;hlter Einsamkeit,
Ein gro;er Seufzer die Natur,
Und schier zerflossen Raum und Zeit.

Ihr war, als f;hle sie die Flut
Der Ewigkeit vor;berrauschen
Und m;sse jeden Tropfen Blut
Und jeden Herzschlag doch belauschen.

Sie sann und sa; und sa; und sann,
Im Gras die heis're Grille sang,
Vom fernen Felde scholl heran
Ein schwach vernommner Sensenklang.

Die scheue Mauerwespe flog
Ihr ;ngstlich ums Gesicht, bis fest
Zur Seite das Gewand sie zog,
Und frei nun ward des Tierleins Nest.

Und am Gestein ein K;fer lief,
Angstvoll und rasch wie auf der Flucht,
Barg bald ins Moos sein H;uptlein tief,
Bald wieder in der Ritze Bucht.

Ein H;nfling flatterte vorbei,
Nach Futter sp;hend, das Insekt
Hat zuckend bei des Vogels Schrei
In ihren ;rmel sich versteckt.

Da ward ihr klar, wie nicht allein
Der Gottesfluch im Menschenbild,
Wie er in schwerer, dumpfer Pein
im bangen Wurm, im scheuen Wild,

Im durst'gen Halme auf der Flur,
Der mit vergilbten Bl;ttern lechzt,
In aller, aller Kreatur
Gen Himmel um Erl;sung ;chzt.

Wie mit dem Fluche, den erwarb
Der Erde F;rst im Paradies,
Er sein gesegnet Reich verdarb
Und seine Diener b;;en lie;;

Wie durch die reinen Adern trieb
Er Tod und Moder, Pein und Zorn,
Und wie die Schuld allein ihm blieb
Und des Gewissens scharfer Dorn.

Der schl;ft mit ihm und der erwacht
Mit ihm an jedem jungen Tag,
Ritzt seine Tr;ume in der Nacht
Und blutet ;ber Tage nach.

O schwere Pein, nie unterjocht
Von tollster Lust, von keckstem Stolze,
Wenn leise, leis' es nagt und pocht
Und bohrt in ihm wie Mad' im Holze.

Wer ist so rein, da; nicht bewu;t
Ein Bild ihm in der Seele Grund,
Drob er mu; schlagen an die Brust
Und f;hlen sich verzagt und wund?

So frevelnd wer, da; ihm nicht bleibt
Ein Wort, das er nicht kann vernehmen,
Das ihm das Blut zur Stirne treibt
Im hei;en, bangen, tiefen Sch;men?


Und dennoch gibt es eine Last,
Die keiner f;hlt und jeder tr;gt,
So dunkel wie die S;nde fast
Und auch im gleichen Scho; gehegt;

Er tr;gt sie wie den Druck der Luft,
Vom kranken Leibe nur empfunden,
Bewu;tlos, wie den Fels die Kluft,
Wie schwarze Lad' den Todeswunden.

Das ist die Schuld des Mordes an
Der Erde Lieblichkeit und Huld,
An des Getieres dumpfem Bann
Ist es die tiefe, schwere Schuld,

Und an dem Grimm, der es beseelt,
Und an der List, die es befleckt,
Und an dem Schmerze, der es qu;lt,





Стонущее  создание                Аннетта   фон  Дросте-Хюльсхоф







         В  тот  день  холодный  ветер  дул
         И  солнца  луч  скрывался  втайне,
         Сидела  девушка  печальная  в  саду
         Терзаемая  божьим  испытаньем.

         Ей  грудь  для  вдоха  стала  вдруг  тесна,          
         И  тяжелела  голова,  как от  дурмана,
         Окутывала  душу  пелена
         Кровавого, унылого   тумана.

         Ей  так  хотелось  одиночества  найти,
         Где  только  ветер,  только  птицы   странствуют.
         Природы  вздох сопровождал  почти
         Расплывшееся   время  и  пространство.   

         Казалось  ей,  что   вечности  поток
         Прошелестел  здесь  рядом,  с  нею  вровень,
         Она  старалась  ощутить   его
         Всем  сердцем,  каждой  каплей  крови.

         Сидела,  погружаясь  в свои  мысли…
         В  траве ,  намокшей  от  росы,
         Запел  сверчок,   и  слабо  доносился 
         С  полей  далеких     звон   косы.

         Оса  внезапно  прилетев,  кружилась
         Испуганно  перед  ее  лицом,
         Пока  на край  одежды не  спустилась,
         Ее  избрав   своим  гнездом.

         По  камням  в  страхе  жук  бежал,
         Словно спасаясь  от  погони 
         То  головою в  мох  нырял,
         То снова прячась в  щель  знакомую.               

         Себе  высматривая  пищу,
         Вспорхнула  коноплянка  вдруг,
         И  испугавшись  крика  птичьего,
         Забрался  к  ней  в  рукав  паук.
               
         Ей   стало  ясно,  что  не одни  лишь  люди
         Осуждены  проклятьем  божьим,
         Но  черви,  звери,  все  живое  будет
         Обречено  на  муки  тоже.


         Как в  жаждущей  былинке, что  на  поле
         С листвой  пожухлой  изнывает,
         Во  всех  живущих   голос  боли
         К  спасенью  небо  призывает

         И  проклят  тот,  кто    возжелал
         Рай  превратить  в  свой  княжеский  надел 
         В  святое  царство  он  вонзил  кинжал.
         И своим  слугам  каяться  велел.

         Как через  вены  чистые  он  гнал
         Гниль  смерти,  гнев,  и  мук  коросту,
         Пребудет  вечно   с  ним  его  вина
         И  совести  колючки  острые

         Он с  ними  будет  спать  и  пробуждаться
         Шипы изранят  его  ночи,
         Он  будет  каждый  день бояться,
         Что  сновиденья  кровоточат.

         О,  мука  тяжкая,  ее  не  укротить
         Ни  бешеным  веселием,  ни  гневом,
         Она начнет  его  нутро  сверлить,
         Как  червячок  подтачивает  древо.

         Кто  был  так  чист,  что  не  посмел  взглянуть
         На  дне  души  лежащую  картину,
         Тот  будет,  ударяя  себя  в  грудь,
         В  тоске  глубокой  жить  отныне.

         Кто  преступал  закон,  тот  и  поныне
         Познать  не  сможет  слов  табу,
         И  кровь его  когда-нибудь нахлынет
         Волной  стыда  горячего  ко  лбу.

         И  все-же   существует  ноша,
         Ее  не  чувствуют,  но  в  каждом  есть она,
         На  черный грех  она  похожа
         И  в  том  же  чреве  рождена.


         Несут  ее , как  спертость  воздуха
         Палат  больничных  ощущая   странно,
         Как   трещину  скалы, все  так  же  неосознанно,      
         Как  черный  лик  смертельной  раны
               

         Убийства  грех  не  замолить,
         Как  и  вину за  зверское  изгнанье
         Всей  милости  и  красоты  земли,
         И  тяжкое, другой  вины  признанье.

         За  ярость ,  в  душу  занесенную,
         За  хитрость, душу  запятнавшую,
         За  боль, что  душу  истязает,
         За  плесень, душу  накрывавшую.