Засек 4 проза рассказы отца по истории села ива

                ЗАСЕК  4.

  Вечером дома все ели яблоки, причмокивали и хвалили меня. Только старший брат Пашка сетовал и учил:

- Ты бы набрал яблоки в кучку и где-нибудь в лесу подальше от людских глаз спрятал, а щас ночью мы с тобой на салазках  за ними съездили. Вот бы поели! Эх, Ванёк… не догадался!

- Чай, замёрзнут!

- Укрыл бы потеплее, разиня…

- Жри, чего принёс, - с обидой сказал я брату, - сам пошёл бы, да набрал….

Отец расспрашивал, что творилось на кордоне,  и кто чего говорил интересного. Я рассказал  о драке Дрючки с Икылкой и, как ломали террасы, выставляли рамы из окон, даже печки стали курочить* в доме у исправника. Рассказал, как растаскивали из конюшен сбруи, плуги, бороны и телеги. Потом вздохнул и посетовал:

- Жаль, тебя там не было, а то бы тоже взял чего-нибудь, вон, как дядя Оська – хомут на шею одел... А дядя Елистарка видит, что все хорошее растащили, скорее хвать ведро с дёгтем и мазилку мочальную, и радуется…

Отец погладил меня по голове и засмеялся:

- Человеческая натура, всё себе хапать! Эх, Ваня, всех жадность погубит… Крушит всех нас мамоне, как уверяют попы. А ведь и правду они говорят –  ой, Ваня, бойся в себе жадности и алчбы… Грех – не грех от неё, но до добра не доведёт: это точно.

 - Тятя, а чевой-то это – мамоне?  - Спросил я  в захлёбе любопытства.

- Не знаю, - добродушно протянул отец, - наверное, это желание такое в тебе, чтобы набивать и набивать свою  утробу. Да послаще! А чтобы для людей поступиться своим, так,  шиш в зубы – только себе, только под себя. Как-то так… Понял что ль?

- Такие, кто этого мамона любит, наверное, нищим не подают? – уточнил я.

- Правильно уразумел – не подают!

Два дня прошло после кордонского грабежа.  Один раз вечером  мамка, раздувая уголёк на шестке*,  зажигала  лучину для светца* ( лампы керосиновой у нас не было, да и керосин в лавочке у Андрона Фомича давно пропал), тут в избу   зашли  уважаемые мужики – Дядя Яшка Алёхин и дядя Яшка Филюнин. Они были  одеты в богатые полушубки белой дубки с фантами,  в белых папахах овчинной выделки. Богачи!

Как положено, перекрестились на образа и поздоровкались:
 
- Здорово живёте!

- Поди- ка, ответил отец и пригласил их присесть на лавку у стола.
Дядя Яшка Алёхин поглядел на молчаливого друга и начал разговор:

- Иван Сергеич, мы к тебе по делу. Обращаемся  как к человеку из комитета бедноты, председателю. Ты слыхал, чево они удумали, шантрапа-то голозадая. – Отец помотал головой. –  Кордон разорили, вот  и повобычилось* им грабить чужое: больно хорошо  им живиться-то на дармовщину.  Только «ваших высоких благородий» больше на Иве нет, значит, и грабить  не кого! А хочется! Вот, Дрючка ходит по Деревне и орёт: «Богатых  уплотнять пора, ишь мурлы-то понажирали на народной шее…» Свистозвон, простак простаком, а  как складно калякает-то, как кто научил!  Хотят собрать съезжую и на ней  решить: с кого начинать уплотнять.  Тьфу, слово-то какое – «уплотнять», эт, что ж, прижать что ль, выходит?

- Не прижать, а забрать и меж собой поделить – вот и вся  недолгая! – Неожиданно  встрял в разговор другой дядя Яшка, Филюнин.  – Иван Сергеич, когда с беднотой будете решать, кого грабить, то ты иди против них, останови этих полоумных  «дрючек». Скажи, мол, это самосуд, беззаконие. Мол за такие дела будут наказывать , когда власть настоящая вернётся… А мы тебя  не забудем. Отблагодарим!

- Мужики, они же прибьют меня, как предателя, - растерялся отец.

- Иван Сергеич, вот те крест, - дядя Яша Алёхин встал и перекрестился перед образом Спаса, - в обиду не дадим. Мы своих родных приведём на съезжую, нас много. Я наган с патронами возьму на всякий случай.

-  А я с безменной шишкой приду, как врежу по башке, и черепушка вдребезги разлетится. А ещё - попрошу друга Ваньку Игошкина, чтоб вилы у угла избы, где съезжую собирают, поставил втихаря – в случае чего, вилами попыряю буйных халявщиков!

Отец мой скривил белые усы, усмехнулся и  заверил:

- Чай, я и сам за себя постою, вон в чулане винтарь с обоймой спрятан, сам могу обидчика приструнить! Так-то…  Как там будет, я не могу сказать, но знайте, мужики, я за вас. Ишь чего разныхрели*, келенники эти - на дармовщину добро карманить... то есть грабить своих! Иди да работай, и богатей, а то... Я и Марьяточкиным скажу о вас.  Чай, все они родня мне, целая улица Гора, как нагрянут, никакие келенники не устоят!

Гости встали, перекрестились и вышли. Дядя Яша Филюнин уже с порога доложился:

- Идём наших предупреждать, вить, послезавтра сходка собирается…

Я как услыхал про сходку, так сразу кинулся  обуваться, а когда стал  одеваться, мамка спросила, куда это я на ночь-то глядя.

- К деду Акиму, там съезжая намечается – уже с улицы крикнул я и побежал к Игошкиным.

На третий день вечером началась съезжая. Я залез на печку,  притулился поудобнее на старых чапанах* и приготовился слушать.  Порой выглядывал из-за печного чела. Сверху мне было хорошо видно всех в избе.

Первыми на съезжую ввалились бедняки: те «конешенские», что жили в конце улицы Новой Деревни. Я их плохо знаю, но узнал целую шайку «скобелов» во главе с братцем своим Черным, и дядю Оську заметил, эт, который на  Максима Солдатова матерился, ха -  две бабы с ними пришли: Лушка вся в лохмотьях и, укутанная в шаль, чернявая, как ворона, Харка – из бедняков. Мне показалось, что они  выпивши: больно уж пусто и громко болтали с бабским сопливым подвывом и всё в одну сторону помои лили – на богатых. Что богачи и народ-то обирают, наживаются за счет труда бедняков, что пора их уплотнить, это будет честно и справедливо. Келенники оживлённо кивали и прикуривали друг у друга цигарки. Скоро в избе все утонуло в синий вонючий дым.

Обрати внимание: народ на Иве начинал курить.  До этого, то есть до 18 года,  заразы табачной на Иве не знали. Пришли фронтовики и принесли с собой привычку курить, принесли махорку, потом научились выращивать  самосад. Крутили «козьи ноги», цигарки; трубки не курили. Народ, он падок на что-нибудь  грешное, вот,  и  пошла зараза по селу – курить. Мы, дети, тоже, глядя на дядей,  курили мелкий щавель, называется лягушиный купырь. Давились, кашляли, но курили, как дяди.

Вошли двое – богачи: Андрон Фомич и дядя Федя Хамлет. Дядя Андрон открыто, чтобы все  видели, повесил на ремне через плечо наган в кожаном чехле.

- Вот и кулаки пришли! – Провизжала свинкой красная, должно быть  от выпивки, Лушка-келенница. Ей подтянула как-то простужено Харка:

- Мироеды! Сплотаторы кулацкие…

Точно кто-то научил этих кулём* таким заковыристым словам, чтобы народ баламутить. Ну, не было на Иве слов таких: «сплотаторы…», появились только недавно. Уж потом научат народ говорить такие слова.

- Замолчи, вонючка! – Оборвал её сердито дядя Хамлет и проворчал,  – ха, и бабам волю дали, так и лезут в бучу* наравне с мужиками, ноздри козиные…

Я услыхал  старые слова  «кулак»,  «кулаки» в каком-то новом непонятном и враждебном смысле – детское сердце почуяло недобрые тревожные струнки в гарке* давно знакомых  слов. Прислушался: как зловеще отлетают они в табачный туман от бородатых дядей,  по-змеиному с тугим шипом – кулак.

 « Вот и запахло жареным, - подумал я и вспомнил, что отец-то мой будет против этих злых на кулаков мужиков, он усейко* обещал.  Точно драка будет! Эти с наганами пришли!   Тятька про винтарь говорил, а сам с голыми руками пришёл. Вон, стоит у полички с дядей Фёдором Чинчиковым и о чем-то спокойно толкует…»
От тревожных мыслей сердце закатилось под рёбра и беспокойно защемило, мне стало страшно за отца. Предчувствие чего-то страшного  сосало под ложечкой. Я съёжился, улез под, горячий от печных камней, чапан и с волнением стал смотреть на шумную толчею – уж скорее бы закончилась эта сходка.

«Кулак» - надолго, считай на всю жизнь, это слово колом взобьётся в мою башку и будет там возвышаться, как охранная каланча,  над остальными нормальными людскими словами: потом расскажу, как меня в поганые дни  коллективизации власти зачислили в разряд кулаков и сильно гнобили. От какого слова произошло слово «кулак» и почему, я в то время не знал, да и как-то не говорили у нас такое слово, обзывая им наших мужиков – тоже общинников. 

Знали мы это слово и раньше: кулаками называли мелких торгашей, которые заезжали к нам в деревню и скупали разные  товары. Брали продукты - яйца, топлёное масло, мёд, орехи или  всякое мелкое сельское добро -  холсты, шерстяные вязаные чулки, пряжу, овчины на выделку,  даже лапти и многое другое. «Маклаки», - называла их крёстная Алёна Алёхина. Понятно, они, приторговывая,  имели  какой-то свой барыш от этого, тоже работа. Барышничали. Эти были заезжие кулаки. А причём тут Дядя Хамлет, дядя Ефан Платонов, Филюнины мужики. Марьяточкины – они же не торгуют ничем? Все на своих полях упирались.  Вроде жили как все, но вот, поди ж ты, разбогатели.

Но как?

Да, просто –  бедняку или середняку после уборки везти свои несчастные крохи зерна продавать на базар было канительно, и он уговаривал богача купить у него немного хлеба. Тот соглашался, но по цене чуть-чуть ниже, чем на рынке. Обоюдно ладились, и всем было хорошо.

Потом эти местные богатые мужики давали бедняку или середняку и даже крепкому хозяину, вообще, любому хозяину, если того  припирало,  взаймы хлеб. А нужда в хлебе у всех всегда была: то сев, то время подожмёт хлеб по развёрстке сдать,  то кормиться. Вот и просили у имущих взаймы хлебец-то. Те охотно давали, но давали с наростом: например, взял пятьдесят пудов, то вернуть с нового урожая должен будешь уже шестьдесят пудов. И потёк народный хлебец в сусеки к богачам. И их обозвали кулаками. Это уже другие кулаки. А потом коммунисты скажут, что такие крестьяне всё село держали в кулаке, вот, их и прозвали кулаками. Нет - кулаками исстари звали  других людей...
 По нынешним понятиям сказать: спекулянты они  - все эти Хамлеты, Яшки Филюнины и другие барышники, на хлебе наживались. В этом деле не прогадаешь, ведь хлеб – всему голова.  Были и у нас на Иве такие мужики.

Да! Хозяйства у них были крепкие – по две коровы имелось, по три лошади. Они, как и все, пахали упорно свои поля и до усёру  томились  в страду –  были такие же мужики и жили в общине! Но спекулянты!

Народ внутренне считал, не по-божески – хлеб давать брату с наростом. Откуда это? От зависти к богатым? Но и я, маленьким сердцем, радовался, когда их обзывали – кулаки, сплотаторы.

Но жить они умели! Умели:  и работать, и торговать, и, чего их оправдывать,  умели лукавить, и обманывать людей. Их уважали, их боялись: а вдруг возьмут, и не дадут взаймы хлеба, или дадут с завышенным приростом.  Как ни крути, а в селе слушались богачей и лебезили перед ними. Вот тут правы комманисты: получается, что они "в кулак" зажали село.

Пришли с Горы долгожданные Марьяточкины, окружили отца – о чем-то говорили, смеялись,  закуривали. Пришли с Бутырок Тюлькины – Степан и Митя, дядья мои двоюродные, силачи. Гвозди кованые гранёные руками в верёвочку скручивали; не веришь – я собственными глазами видел.  Я повеселел, потому что знал: этих Тюльков на Иве все боятся. Уж теперь-то  отца моего никто не посмеет побить, чай, братья  не дадут его в обиду.  Сверху мне было видно, как Степан продвинулся вплотную к отцу, что-то сказал ему и оттопырил пазуху полушубка, а под полой маслено блестел чёрный ствол ружья; знать, обрез был у братцев.

Галда стояла сильней, чем на свадьбе. Песен только не хватало. Ввалились келенники с Дрючкой – и в избе стало тесно. Появился мужик в шинели, тот из волости, который, как регент в хоре, проводил  съезжую.

Он поговорил о каких-то советах, мол,  надо выбрать совет на селе с председателем, куда бы входили все: и бедные, и богатые и келенники, и бабы, вот он-то и станет новой властью, а то скоро великие дела наступят на Иве – новый передел земли.

- Декрет о земле вышел, вы хоть знаете, - громко и чеканно орал мужик, - теперь земля графская, помещичья, общинная, казённая и монастырская – все сливается в единый надел и делится по едокам – и женские души считаются наравне с мужскими. Все равны – свобода равенство и братство!

Народ загудел от такого известия радостным гулом. Мне показалось, что все забыли, зачем собрались-то. Земля – нет слаще слова для мужика! Хотелось ещё и ещё говорить о земле, о будущей жизни.
Но регент скомандовал:

- А теперь, раз нет совета, будем решать комбедом и сходкой какие хозяйства уплотнять. Я ваших дел на Иве не знаю, потому пусть решает комбед, как решат, так и будет. Вон, как кордонских правильно уплотнили, -  я заметил, как он довольный усмехнулся и даже потёр руки от счастья.

И началось.

Сердитый Оська конешенский  уверенно заорал, чувствовалось – то, о чём он галдит, не раз уже говорено и перетёрто в пыль:

-  На первый случай самых богатых уплотнять будем – Андрона Фомича, Федора Хамлета и Алёхиных, посмотрим, как дело пойдёт. Если пойдёт правильно и нам повобычится*, тогда  и  других уплотнять начнём, вон, Марьяточкиных, например…

Меня как-то кольнули слова «если нам повобычится»… Что ж выходит, что они на селе главные: понравилось, и давай грабить других, даже  дядю Федю Хамлета…

Андрон Фомич аж побелел, когда услыхал такое:

-  Кто это такие мы? И скажи, как это ты  намерен меня уплотнить?

- Просто, отберём лишнее тебе.

- И, конечно,  разделите добро меж собой?


- Ага, разделим, - на полном серьёзе отвечал дядя Оська.

- А отколь ты знаешь: что у меня лишнее, а что не лишнее?– С издёвкой допытывался дядя Андрон.

- Зачем мне знать, чай,  народ скажет и покажет...

Дядя Андрон пошёл в наступление:

-Кто ты такой, чтоб нос совать ко мне, гнида голопузая? Во, видал! – Он показал
наган. – Все запомните: кто сунется ко мне, не погляжу, зараз башку  продырявлю!

- Правильно говоришь, Андрон Фомич! – закричал дядя Гордей из Марьяточкиных. И мы просто так не дадимся!

Родственники поддержали Гордея громким гулом одобрительных голосов и ногами затопали, того гляди половицы переломятся.
Андрей Федкин кричал, повернув веснушную морду в сторону Андрона Фомича:

- Чай, и на тебя найдётся загибулька,  чем дыру в лобешнике  пробить! Правда, Григорий…

Чёрный  в поддержку дружка мотал головой и командовал:

- А ну, ребята, уплотним его игрушку, чтоб не махал ей!

Келенники и конешенские столпились в кучу и стали надвигаться на Андрона Фомича - получилась толпень, половину избы заполонили,  и из сеней  сюда же выныривали, как ягнятки из клети, ещё и ещё их сродники с других улиц.
Марьяточкины своей оравой встали на защиту Андрона Фомича, а дядя Яша Алёхин грозно держал руку в кармане полушубка, дескать, смотрите там наган.  К Андрону Фомичу придвинулись Тюлькины  и встали неприступной скалой на пути келенников.

Дядя Степан крикнул моему отцу:

- Сергеич, иди и  скажи всем нам, что делать, раз тебя выбрали в комбед! Чево молчишь, аль в штаны навалил от их брехни! Не бойся!
Отец встал с лавки у стола и громко сказал, нет - закричал:

- Никого я не боюсь, я много раз смерть видел рядом там, на фронте… А тут, какие-то келенники… В общем так, своих сельских уплотнять не будем, они же не «ваши высокие благородия»!

- Это кто так надумал? – Допытывался Андрей Феткин. -  Ты что ль? Пусть, вон,

Оська Деревенский скажет.
Дядя Оська выпрыгнул на средину избы и завизжал:

- Это Сергеич всех смутил в комбеде и всех   испугал! Он уговорил комбед идти против уплотнений.

- Оська, ты говори правильно – не уплотнений, а разорений добрых людей! – Перебил Оську мой отец. – И правильно, что испугались! Это  же, это же, как на войне называется, мародёрство, разбой по-нашему - нет таких законов у человеке!  Все радуются, что царя не стало, не стало власти, но это недолго продлится, будет другой царь. Рассеи без царя не бывает,так я думаю. Вот, когда власть узаконится, то с вас спросят, зачем добрых мужиков обижали? Будете отвечать по закону! Тогда вспомните, что я вам правду говорил, пожалеете, что грабили, да, поздно будет… Одумайтесь, мужики! И потом же: а куда вы, в случае бесхлебицы пойдете помощи просить? К Федьке Хамлету, к тому же Андрону Фомичу… И как вы думаете – чего получите от них? Правильно – шиш в зубы. Как аукнется, так и откликнется.

- Он за них! – гаркнул Федкин, - предатель, угодник кулацкий, подкулачник! Таких проучить надо, чтоб  исподтишка против народу не пёрли.

- В гробу я видал учильщиков! Молокосос, – огрызнулся тятя, – наоборот, я за народ стараюсь!  Знайте, я стою  против грабежей на Иве. Не нравлюсь, так и скажите, я выйду из комитета. С разбойниками мне не по пути. Нагляделся на войне смертей, наубивался... Хватит! Пора работать, жисть нашу подымать...

Беднота притихла, как пристыженные мальчишки. А из толпы богатых мужиков слышались одобрительные слова:

- Правильно сказал! Молодец! В совет его сельский… Вот, теперь хрена с два   хлебца дам келенникам, раз они  рот раззявили на чужое… А ты, Андрон Фомич, теперь не отпускай им в долг ничего в своей лавочке, пусть скулят…

Тут с лавки встал дядя Федя Чинчиков, как поднялся выше полички, плечи шире голландки. Это дедушка нашей снохи Анны и свата Виктора Парамонова;  здоров Витька, но дед его был ещё здоровее: усадистый, там кулаки, веришь, по чайнику, как кувалды – такой ломанёт в грудь, так все потроха отлетят. Все притихли. Он очестливо погладил  окладистую  бороду, крякнул и степенно с расстановкой произнёс как-то по - церковному:

- Всё правильно, Иван Сергеич, сказал – негоже заниматься бесчестным делом, беззаконие это, грех – грабить чужое. Бедные, они от зависти наскакивают на богатых – это тоже грех. Не ленитесь, работайте, торгуйте и вы. Кто вам не даёт – пожалуйста! Но сурну* свою немытую в  чужое добро  не суйте…
Народ ивинский! Люди,  вы слыхали, какие дела намечаются у нас? Важные!  По - важнее, чем придуманные каким-то  больным супостатом уплотнения – грядёт  передел земли! И земли-то сколько в общину добавиться: и графская, и казённая, и своя… А вы грабить! Вон земли сколько – только работай, только живи, разживайся…

После таких слов бедняки, келенники и прочие середняки немного поболтались, поскалились и стали расходится. Богачи расходились группами.
Довольные, они подходили к отцу, трясли руку и о чем-то говорили. Я слышал, как они звали тятьку выпить за удачную для них съезжую, но он отказался.

Страх за тятьку камнем отвалился от сердца,  стало легко на душе и радостно. Я про себя даже гордился за папаньку – как его хвалили, а дядя Федор зря говорить не будет, уважаемый на селе человек, вдобавок молящийся. 
Дальше я слушал съезжую рассеянно и скоро уснул.

******************************************************
              Переход  к ЗАСЕКУ  5  :http://www.stihi.ru/2020/03/15/5874