Олеся и дед Никанор

Зимой смеркаться начинает рано. И уже к пяти вечера во дворе стало всё тёмно-синим. И небо, и снег. Дома же были почти иссиня-чёрными. Редкое окошко озарялось светом. Видать, люд рабочий не весь вернулся домой.

Олеся бежала к автобусной остановке, она спешила на автобус, уходящий в деревню, из которой они с матерью не так давно перебрались в этот городок. Олесе исполнилось в августе шесть лет.

На автобус она всё же успела. Купила билет у кондукторши. И села у окна на первое сиденье ближе к водителю. Всю дорогу она вспоминала разговор, нечаянно ею услышанный сегодня буквально за полчаса до ухода автобуса.

День сегодняшний почти ничем не отличался от предыдущих дней. Мама уходила искать в город работу. А Олеся оставалась хозяйничать дома. Она мела полы, чистила картофель, топила печки на кухне и в комнате, ходила на колодец за водой. Но она это и не считала за труд. Олеся так жалела мать, которая за годы лихолетья стала почти прозрачной. В девочке неутомимо жил источник тепла и любви, который она с лихвой отдавала матери и окружающим её людям и животным.

Мама вернулась из города ближе к вечеру. Олеся уже вскипятила чайник и нарезала хлеб. Прикрыла всё салфеткой и села у окна поджидать мать.

Мама вернулась домой разгорячённой и румяной. Олеся уже ждала её у входа. Мать обняла дочку. Потом приподняла её и начала целовать всю. Поцелуями покрыла и уши, и глаза, и щёки, и волосы Олеси. Слёзы блестели у неё в глазах. А мама не уставая улыбалась и улыбалась, и целовала дочку. Лишь пройдя в кухню и сев у стола, она торжественно сказала:
- Ну, что, Олесенька, поздравляй маму, я нашла работу. Наконец-то мы заживём по-человечески.

Олеся радовалась за мать, и сама её гладила и целовала. И подавала ей нехитрый ужин, как королеве. Едва они поужинали, как в дверь к ним постучали. Мать встревожилась на минуту, потом тряхнула головой и пошла открывать дверь.

Пришла Прасковья Ильинична, их соседка по дому. Она с порога запричитала, будто горе случилось. А оно и случилось. Мать отправила Олесю в комнату, а сама с соседкой отправилась на кухню. До девочки долетали отдельные фразы. Она улавливала суть разговора. Она поняла, что у Никифоровны, деревенской их тётки, случился удар, её увезли в больницу, а дед Никифоровны остался в доме совсем один. Дед же, инвалид гражданской войны, не вставал с постели давно. Во всяком случае Олеся его видела только прикованным к кровати.

Мама же начала плакать, потому что помочь деду она не могла сейчас. Завтра ей уже надо было на работу идти. Олеся потихоньку вышла из комнаты и объявилась на кухне. Весь её вид, хоть и огорчённый, выдавал в ней стойкость героя. Она подошла к матери и прижалась к ней.

- Мамочка, милая, разреши мне поехать к деду Никанору в деревню. Я поухаживаю за ним до тех пор, пока ты не приедешь или бабушку Никифоровну не выпишут из больницы.
Мать вместе с соседкой всплеснули руками.
- Да куда ж ты, дитятко, отправишься? Темень на дворе глянь какая. Да и мала ты больно уход вести за кем-то. Мы поищем кого повзрослее, да отправим деду на помощь.

Олесе едва хватило терпения объяснить матери и соседке, что холод на дворе лютый стоит. И если к вечеру избу не протопить, то дед к утру превратиться в ледышку. И что если она не отправится сейчас же в деревню, то деда уже будет невозможно спасти.

Мать понимала, что времени на раздумья и вправду нет. Автобусы ходили в деревню всего два раза на дню. Один раз из деревни, и второй раз из города назад.
Перекрестив наспех дитя, она вскинулась и поцеловала крепко дочку.
- Собирайся, спасительница. Приеду в субботу к вам с дедом.
Олеся даже не поняла, как она смогла так быстро одеться и обуться. Мать накинула ей на плечи старый вещевой мешок. Положив туда соли, сахара и крупы.
Пока мать надевала на себя пальтишко да запахивала платок, Олеся уже бежала к остановке автобуса. Мать отстала.

Автобус остановился у магазина в деревне. Окна в магазине давно были погашены. Остановка была промежуточной в их деревне. Потому никто кроме Олеси из автобуса не вышел.
Снег в деревне - спасение от отсутствия света в домах. От снега так светло, что кажется, будто небо вместе со снегом стараются осветить весь мир.

Девочка добралась до избы Никифоровны. Дверь в дом была закрыта неплотно. Видать, врачи, или может кто другой, по недосмотру прикрыли дверь неплотно. Изба выхолодилась. В кухне избы было совсем темно. Олеся громко сказала:
- Дедушка Никанор, это я, Олеся.
- Ох, ты милая моя пигалица, здравствуй, - отозвался дед из темноты.
- Деда, я приехала тебе на помощь, - сказала девочка. - К нам приходила сегодня соседка и сказала, что твою бабушку забрали в больницу. Я еле выпросилась к тебе. Тебе же, деда, нужна помощь. Верно?
- Верно, верно, моя ты хорошая.
- Деда, я пока не буду раздеваться и тебя укрою потеплее. Я сейчас печь затоплю, чайник вскипячу, и мы с тобой почаевничаем. Да?
- Конечно, моя ты хлопотунья, конечно, милый мой человечек. А я вот лежал молился, да не о себе, о бабушке своей, а вот вишь как вышло - и мне помощь подоспела. Эх… Да что ж я грустить-то собрался. У меня в гостях принцесса Олеся, а я тут собрался печалиться. Нет, старому солдату нельзя унывать. Только радость нас подымает на подвиг.

Дед говорил, говорил, говорил. А девочка крутилась по избе юлою. И всё-то у неё выходило правильно и чётко.
Скоро в избе стало тепло. Печка потрескивала полешками. Чайник на плите издавал свистящие звуки. И даже сверчок за печью запел свою колыбельную.

Вечером, закрыв у печи заслонки и потушив в избе свет, Олеся забралась на полати, а дед Никанор ей рассказывал о давней войне и о бойцах. Он говорил о подвигах ратных. И голос его от воспоминаний становился текучим, как мёд. И Олеся уснула.
Утро пришло солнечное, звонкое, морозное. Олеся набрала воды, напоила деда чаем. Затопила печь и плиту, сварила кашу. А потом она долго сидела на краю кровати деда Никанора. Он читал ей стихи и снова рассказывал о героях войны. Олеся сидела рядом не шевелясь. Она представляла себя сестрой милосердия. Она была, как ей казалось, на этой войне.

День проходил за днём. Олеся ждала маму, но минула суббота, за ней следующая, а мамы не было. Никифоровна домой тоже не возвращалась.
И в один из дней дед отправил Олесю в город. На разведку, как он сказал.
Вернулась Олеся в тот же день чернее чёрной тучи и сразу же прильнула к груди Никанора. Дед понял всё без слов.

Потом уже Олеся смогла объяснить деду, что мать скоротечно заболела чахоткой и угасла в три дня. Никифоровна после удара не оправилась. И теперь они с дедом сироты.
Но с Никанором сиротой быть нельзя, как объяснил дед. Он сказал, что раз всё повернулось таким образом, значит Богу так было надобно. Зачем - нам не ведомо, но унывать нельзя.

Как ни странно, но дед встал с кровати. Он начал ходить по комнате тихо и неуверенно, хотя прогнозы всех докторов говорили о безнадёжности лечения. И о том, что дед не встанет до конца своих дней.
Но видать, Богу действительно виднее всё.

Олеся давно уже выросла. Стала доктором и вернулась в ту же деревню. К ней ходят со всей округи. Да и она с оказией выезжает к немощным.
Дед Никанор не просто встал и начал ходить. Он ожил. Олеся своим жизнелюбием дала деду новую силу. И дед по сю пору жив. И он теперь уже топит печь и кипятит чайник, варит кашу и ждёт Олесю с амбулатории.


Картина художника Александра Федотова