Рассказы отца от первого лица Часть I

Посвящается моему отцу - Френклаху Борису Григорьевичу (1919 -1985)
 
*****
Полторы недели идёт война. Немцы уже на окраине городка , где я работаю учителем в школе после педагогического техникума.
Некоторые соседи говорят, что немцы - культурные люди, и что не надо верить тому, что говорят по радио, но я верю. Оставаться нельзя.
Беру бутылку воды, полбуханки хлеба, выхожу  из дома и иду в сторону железнодорожной станции. Нужно успеть на, возможно, последний поезд.
На улице солдаты. Они бегут пригнувшись и прячутся за стенами домов.
Слышу какой-то свист и вижу фонтанчики земли рядом…
С недоумением спрашиваю у одного из прижавшихся к стене дома солдат:
- Что это такое?
- Пригнись дурак! Это пули! Беги скорей отсюда... твою мать!
Так пригнувшись добежал до железнодорожной станции и успел на последний поезд. Он идёт в сторону Москвы.
...
В Москву поезда не пускают - отанавливают на кольцевой дороге и через несколько дней отправляют дальше на восток.
Встретился со старшим братом, Он работает в Москве на военном заводе - собирает самолёты. Удалось ему сообщить,что я рядом, и он приехал. Привёз еды на дорогу...
Брат тоже не знает, что с мамой и нашими младшими сестрой и братом.
Надеюсь, они успели эвакуироваться.
...
Встретил своего ученика - закончил школу в этом году. Он совсем один и тоже не знает, что с его родными.
Иногда плачет - совсем ещё мальчик. Дальше поедет вместе со мной…
Наконец тронулись! Поезд идёт в тёлые края - в Узбекистан.

*****
Небольшой городок около Бухары.
Живём вместе с моим бывшим учеником, которого я взял с собой в каком-то бараке для эвкуированных. Комната большая, но и народа много…
Надо найти работу и, потом, снять комнату…
Городок просто набит эвакуированными. Много детей. Вот-вот начнётся учебный год. Наверняка нужны учителя в школы.
...
Прихожу в школу и встречаюсь с директором. Ему нужны учителя. Он вынужден брать на работу девчонок без опыта, окончивших несколько курсов. Я для него - подарок судьбы, и он хочет взять меня "за штаны" завучем.
- Пишите заявление, но подпишите у начальника эвакопункта - он должен написать, что не возражает.
...
Прихожу в эвакопункт. Там полно народа. Начальник эвакопункта - царь и Бог. Он казнит и милует…
Через несколько часов подходит моя очередь. Захожу в кабинет. Начальник не обращает на меня никакого внимания и что-то пишет.
Стою, злюсь, молчу и смотрю…
- Чего смотришь?! - поднимает глаза начальник.
- Красивый - вот и смотрю! - злюсь я.
- Что надо?!
- Я написал заявление о приёме на работу в школу - напишите, что не возражаете и подпишите…
- А я возражаю!
- Тогда напишите, что возражаете…
Начальник пишет "возражаю" через весь лист, ставит число и дату. Затем достаёт печать и, подышав на неё и гляде мне прямо в глаза ставит её на свою подпись.
Беру заявление… Чернила почему-то зелёные. Вдруг замечаю, что "возражаю" написано с маленькой буквы! Безграмотный...
...
Возвращаюсь в "свой" барак и спрашиваю у соседей по комнате, можно ли подобрать такой же цвет чернил и добавить "Не" с большой буквы.
Через час моё заявление о приёме на работу с надписью "Не возражаю" с подписью и печатью у директора школы.
Завтра начинаю работать…
...
Снимаю комнату. Мой бывший ученик по-прежнему живёт со мной. Ему некуда идти…
Коллеги в школе считают меня "юродивым" - кормлю в такое время "чужого" человека…
...
Парню плохо. Он тоскует по родителям и хочет поехать в Бухару. Надется там что-то разузнать об их судьбе… Отпускаю...
...
Мой ученик отсутствует уже целую неделю. Я беспокоюсь… Вдруг ко мне приезжают мама и младшие сестра с братом.
Живы!!!
Оказывается мой бывший ученик случайно в Бухаре встретил своих родителей и... моих родных. Он и дал маме мой адрес.

*****
Городок около Бухары. Зима.
Я завуч школы. В классах очень много эвакуированных детей. Школа трещит по швам.
Голодно… На работающего по карточкам шестьсот грамм хлеба в день. На иждевенца - двести.
Нас четверо - я, мама и младшие брат и сестра. Работаю пока я один. Сестра учится в пед.вузе и только в следующем учебном году, после окончания второго курса сможет начать работать учителем.
...
Устраиваю мать в нашу школу… техничкой. Теперь у нас "целых" четыреста граммов хлеба в день на человека.
Мама - дочь и жена "лишенцев" (лишённых прав) боится, что меня посадят за то, что я взял на работу именно её.
"Успокаиваю" её - шучу, что в тюрьме буду получать те же четыреста грамм хлеба плюс баланду.
...
Вокруг народ умирает, но не от недоедания, о потому, что от голода, ест всякую дрянь вроде жмыхов.
Сооружаю самодельные рычажные весы.
Делим дневную порцию хлеба на три части - звтрак, обед и ужин. Устанавливаю железный режим. Едим по часам.
Зная маму поручаю сестре и брату следить за тем, чтобы она съедала свою порцию хлеба полностью…
...
Мама в больнице. Крайнее истощение. Оказывается она отдавала часть своего хлеба младшему брату  Он "маленький"  - всего шестнадцать лет….
Спрашиваю у брата:
- Как ты мог брать у мамы хлеб!?
- Очень хотелось есть… Прости...
…
Наконец наступает весна. Поспевает урюк. В этом году его больше, чем обычно. Он падает с деревьев и покрывает землю, как ковром.
Сестра собирает упавший с деревьев урюк в тазик и приносит домой. Отъедаемся… Сестра больше не кожа да кости. Покруглела, похорошела - просто красавица!
...
Приближается осень. Сестра начинает в этом учебном году  работать учителем в школе.
Самое страшное позади, и все живы!
...
Иду в военкомат записываться добровольцем на фронт. Меня не хотят брать из-за сильнейшей близорукости, но я настаиваю...
Мама плачет. Она как-то сразу постарела:
- Ты же плохо видишь. Тебя убьют!
- Мама, я хоть наемся досыта перед смертью - шучу я, но маме не до шуток...
...
Позади тяжёлое расставание с родными. Я в поезде, Еду на фронт.

*****
Запасной полк. Кормят хреново. Это ещё один стимул скорее попасть на фронт и, наконец, поесть досыта…
Возвращаемся в в расположение части. Дорога, поле с редкими деревьями.
Рядом со строем шагает командир. Он уже  "бывалый" - успел нюхнуть пороху.
- Воздух!
Строй рассыпается. Разбегаемся в разные стораны и падаем на землю лицом вниз.
Та-та-та-та-та-та - это пулемёт. Пули  царапают землю вокруг нас.
Вдруг откуда со стороны спокойный и слегка презрительный голос нашего "бывалого" командира:
- Что вы жопы, как пушкив в небо выставили? Перевернуться на спину! Смотреть вверх! Огонь! Да не цельтесь - всё равно хрен попадёте. Просто стреляйте!
"Бывалый", который присел на корточки около дерева продолжил "лекцию":
- Когда стреляют, фриц опасается опускаться ниже и мажет.
...
- Прекратить огонь! Мать-перемать! Он уже улетел! Построиться! Все живы? Напра-во! Шагом марш!

*****
У меня сильная близорукость, а я потерял очки. Утонули во время переправы через какую-то речушку.
Без них я полуслепой - всё плывёт.
Завтра нас из запасного полка отправляют на фронт. Как же я воевать буду…
- Строиться!
Построение перед отправкой на фронт.
Майор (две шпалы) прозносит речь. Мотивирует. Он говорит несклько минут и затем обращается к строю:
- Вопросы, пожелания…
Я выхожу из строя;
- Товарищ майор, я свои очки потерял во время последнего марш-броска. У меня сильная близорукость. Без очков я очень плохо вижу - мне бы перед отправкой на фронт очки получить.
Майор подходит ко мне поближе, смотрит на меня с лёгким презрением и подносит указательный палец к моему носу:
- Видишь палец?
- Вижу.
- А фриц больше пальца - увидишь!
Строй гогочет.
Я отправился на фронт без очков и до самого конца войны искал очки в каждом полуразрушенном или пустующем доме. Иногда находил. Менее подходящие заменял теми, что лучше подходили. Очки с подходящими линзами у меня появились только, когда мы вошли в Германию

*****
Первые дни на фронте. Я необстрелянный.
Вдруг начинается бомбёжка. Всё вокруг грохочет. Сердце как будто кто-то сжал в кулак и не отпускает...
Бегу и даже не вижу куда - ноги сами несут.
- Солдатик, тебе котелок пробило - выводит меня из состояния смертельного ужаса насмешливый голос.
Заставляю себя остановиться.
Около блиндажа сидит "бывалый" фронтовик и намазывает на ломоть хлеба тушёнку из банки. Собирается есть и его, кажется, мало волнует весь этот грохот вокруг.
Поворачиваюсь и иду назад. Проходя мимо "бывалого" спрашиваю:
- Ничего не течёт?
- Вроде нет - ухмыляется "бывалый", глядя мне чуть пониже живота.
- Вот и хорошо…
Сердце из пяток постепенно возвращается на своё место.

*****
Зима сорок второго...
Я второй номер противотанкового ружья.
Дерьмо редкое - большое тяжёлое и почти бесполезное.
Мой первый номер - двухметровый сибиряк. Во мне метр шестьдесят.
Наверное, забавно смотреть как мы идём друг за другом с ружьём на плечах - ходячая зенитка.
Мой первый номер мужик жадный. Никогда не делится едой, которую ему иногда удаётся раздобыть, обшаривая погреба покинутых домов, даже если попросить.
Ответ всегда один: - Самому мало - и продолжает, не обращая внимания на мой голодный взгляд, единолично уплетать всё, что нашёл. .
Я больше и не прошу. Решаю сам найти что-нибудь и с ним не делиться. Пусть у него слюнки текут...
...
Нахожу в погребе какого-то полуразрушенного дома кувшинчик деревенской сметаны и, в отместку жадине, сам всё съедаю. У него на глазах!
...
Как меня несёт!
Сметана отличная, но мой желудок, не успевший отвыкнуть от скудной пищи, не выдерживает встречи с таким количеством и качеством…

*****
Зима сорок третьего. Холод собачий!
Стою на посту в ушанке с опущенными ушами, рукавицах, овчинном тулупе и валенках.
Охраняю какой-то сарай.
Линия фронта в нескольких сотнях метров. Оттуда периодически доносятся автоматные очереди…
Рядом с моим постом в тридцати метрах протоптанная в снегу тропинка.
Холодно даже в тулупе...
...
По тропинке, слегка пошатываясь, в хромовых сапожках, в дублёном полушубке и кубанке, сдвинутой на затылок проходит какой-то щёголь. Скорее всего разведчик.
Он останавливается, смотрит на меня и с презрением произносит:
- Что, Абрам, холодно тебе? Это тебе не Ташкент!
Мне кровь ударила в голову, я передёргиваю затвор автомата и кричу щёголю:
- Ложись!
Он смеётся - не верит, что я буду стрелять…
Очередь из автомата над головой заставляет его  упасть в снег.
- Да я тебя сейчас пристрелю, мать-перемать!
Он, лёжа, достаёт из кобуры пистолет и приподнимается…
Ещё одна очередь из автомата заставляет его снова вжаться в снег.
- Лежи или пристрелю. Я на посту, а ты мне оружием угрожаешь?!
...
Лежать в снегу холодно, и щёголь начинает пьяно извиняться:
- Ну извини, Абрам, я не хотел тебя обидеть. Холодно ведь…
Я неумолим. Щёголь замолкает.
...
Через полчаса приходит смена. Щёголь молча лежит в снегу. Сдаю пост и ухожу...

*****
Тишина…
Вдруг начинается артобстрел.
Прыгаю в окоп, прижимаюсь к стенке. В окоп летят комья вспоротой взрывами земли.
Страшно. Как будто кто-то сжал сердце в кулак.
И вдруг:
- Мать Пресвятая Богородица, пронеси! Мать Пресвятая Богородица, помилуй!
Я не один. Молоденький лейтенант в другом конце окопа стоит на коленях, истово крестится:
- Мать Пресвятая Богородица, пронеси! Мать Пресвятая Богородица, помилуй!
Мне уже почти не страшно. Я добираюсь до него, дотрагиваюсь до плеча:
- Ты же комсомолец, офицер - как тебе не стыдно!
- Отойди! Отойди от мменя, нехристь!  Мать Пресвятая Богородица, пронеси! Мать Пресвятая Богородица, помилуй!...
Снова тихо - так, что звенит в ушах. Лейтенант подходит ко мне:
- Только никому не рассказывай.
- Не расскажу...

*****
"За Родину! За Сталина! Мать-перемать! Вперёд!"
Атакуем немецкие позиции у какой-то высоты.
И тут боль в ноге и сразу же резкая боль в животе.
Неужели это всё? Ранение в живот - это верная смерть!
И на ногу не наступить.
Остановился.
Хочется лечь и закрыть глаза, но мороз.  Санинструкторы найдут только мой замёрзший труп.
Опёрся на автомат и еле передвигая ноги поковылял назад.
Еле добрался до наших окопов.
Подскочила девушка-сан.инструктор:
- Куда ранили?
- В живот… и, кажется, ногу…
Осмотрела…
- Ну на животе царапина. Сто лет жить будешь, а на ногу ещё недели две не наступишь. Как же ты обратно дошёл-то, миленький?

*****
После ранения лежу в госпитале…
- Тут до тебя на этой же койке лежал в ногу раненный - помер - подбадривает меня сосед по палате.
- Почему?
- Не хотел возвращаться на фронт. Сыпал на рану всякий мусор. Надеялся на гангрену. Думал ногу отрежут - домой вернётся. Без ноги, но живой. Отрезали, но он всё равно помер. Теперь без ноги, но в могиле - смеётся сосед.
...
Заканчивается вторая неделя. Могу ходить! Через несколько дней пора возвращаться в часть, но кто-то должен сопровождать тяжело раненных в тыл. Это несколько дней - как раз успею до конца выздороветь.
На поезде сопроводил их до места назначения.
"Приёмщик" измеряет всем температуру - ну и мне градусник суёт - так на всякий случай.
У меня тмпература под сорок. Знобит…
Думал, что простыл, но нет - сыпняк (сыпной тиф).
Две недели был былмежду жизнью и смертью, но к концу третьей недели оклемался.
Построение перед отправкой на фронт.
- Все с образованием два класса и выше - два шага вперёд - командует старшина.
Интересно - кому такие "образованные" понадобились и для чего. Может не выходить? Опасно - вдруг проверят… Выхожу из строя.
Старшина по очереди подзывает "грамотеев" даёт прочитать вслух несколько предложений из газеты. Некоторые с читают по слогам - их возвращают в строй.
Доходит очередь и до меня.
- Есть два класса образования?
- Есть
- Кем работал до войны?
- Учителем.
- Значит образованный - старшина разрешает мне  не читать газету.
Оказывается это набор в школу сан.инструкторов. В часть вернусь нескоро...

*****
Весна сорок третьего…
Я, переболевший после ранения сыпняком (сыпным тифом) и выздоровевший, еду в школу саниструкторов.
Поезд идёт медленно, останавливается у каждого столба…
...
Я в наряде по кухне.
Повар - здоровенный мужик за метр девяносто с пренебрежительной ухмылкой смотрит на меня - мол прислали какого-то доходягу…
Я действительно выгляжу не очень.
Повар приказывает мне нарубить дров, чтобы приготовить обед на весь поезд. Беру топор и пытаюсь расколоть полено.
Парвая попытка… второя… третья…
Повар скорбно наблюдает. Наконец ему надоедает, он забирает у меня топор и в течение нескольких минут играючи колет дрова. Потом
посылает меня принести воды.
…
Возвращаюсь. Повар выливает воду в котёл и поворачивается ко мне: - Пользы на кухне от тебя, как с козла молока, но вы евреи умный народ - может поможешь мне в другом… У меня всё время не хватает порций. Я уже делаю с запасом, а бойцы то в одном вагоне, то в другом остаются голодными…
Налаживаю учёт и контроль. Выясняю сколько человек по списку едет в каждом вагоне, кто дежурный и т.д.
Завожу журнал учёта порций…
...
Приходят дежурные по вагонам за едой. Все врут, завышая количество "голодных ртов", но отпускаю им количество порций строго по списку...
Из некоторых вагонов приходят дважды. Заглянув в тетрадку, говорю:
- Ваш вагон уже получил. Вот подпись дежурного.
- Тебе что - больше всех надо?
- Больше! Следующий...
Остаётся несколько десятков лишних порций. Повар приготовил больше на случай нехватки...
...
Повар счастлив - просто сияет!
- Дорогой мой человек! Я договорюсь, чтобы ты постоянно был при кухне пока не доедем. Что я не найду того, кто дров наколет и воды принесёт?!
А сейчас поешь, поешь, еврейчик ты мой дорогой. Тебе сил после госпиталя набираться надо - вона, как исхудал…
...
Поезд едет до места ещё неделю. Я под крылышком у повара, катаюсь, как сыр в масле. - поправился. Я снова похож на человека, хоть всё ещё худой.
...
Доехали до места. Повар не хочет со мной расставаться, а я с ним. Прощаемся, обнимаемся...

*****
Зима сорок четвёртого. Польша.
Сопровождаем полковника. Осматриваем только что отбитый у немцев район города. Ищем место для штаба. С нами идёт связист и тянет телефонный провод.
Сплошные развалины, а нам нужен уцелевший дом.
Фронт где-то в километре…
Вдруг начинается обстрел нашего района. Характерный звук… По нам бьют наши катюши!
Бежим прятаться в подвал ближайшего полуразрушенного дома.
По дороге мне что-то несильно бьёт по голове  через шапку, но не обращаю внимание и продолжаю бежать.
Забегаем в подвал и падаем на спину.
Полковник лежит неподвижно и смотрит в потолок, не мигая. Папаха в полуметре…
Связист звонит и матом объясняет кому-то, что катюши бьют по своим.
...
Артобстрел заканчивается. Поднимаемся, отряхиваемся. Я смотрю на шапку и вижу разрез до подкладки.
- Вот гады! Испортили казённое обмундирование! - шучу  я.
- Свечку поставь Пресвятой Богородице! - серьёзно говорит "старик" лет сорока.
- Так я же нехристь.
- Тьфу!...