Пела канарейка в клетке золотой 2001

Пела канарейка в клетке золотой,
а снились ей прекрасные,
те острова Канарские,
хотелось ей быть птичкой
свободной и простой,
не королевской пленницей,
а бойкой птичкой сплетницей,
порхающей, болтающей,
среди листвы густой,
среди листвы густой, зеленой,
где ей подобных миллионны,
быть птичкой в остров свой влюбленной
и жить свершившейся мечтой,
мечта у невелички та еще,
здесь счастья нет у птички, тающий
снежок надежд, судьбы нрав злой,
туман и дождь, а ей в былой
Канарский зной попасть охота,
ее надежд растаял снег,
в неволе провести весь век,
проникла в пенье боли нота,
имей терпенье, человек,
дослушать пенье, душно что-то
и мне, как птичке, взаперти,
опять не радует работа,
опять гнетет меня забота,
и мне на волю нет пути,
но, Бог, мечтать не запрети,
грехи прости, хоть их без счета.
Я снова думаю о чем-то,
ах, как мне счастье обрести?
В душе ненастье и злодейке -
моей неистовой судьбе
дверь не открыть, как канарейке,
и не сказать: "Лети себе!"
Ах, все бы в мире клетки настежь,
чтоб к черту сгинуло ненастье
и удивительное счастье
и мне досталось и тебе.
Как старая еврейка об Иерусалиме,
а может даже крепче,
а может даже пуще,
мечтала канарейка
об острове любимом
и рвалось вновь сердечко
в Канарские те кущи,
к веселой радости кипучей,
от жизни той скучнотекущей,
что наполняет пустотой
и бесконечной маетой,
от этой клетки золотой,
ее порывы стерегущей,
к листве зеленой и густой.
Нас грусть берет за плечи, лгущий
туман обыденности гуще,
весь мир наполнен суетой,
а край тот райский за чертой,
за горизонтом, где-то в сказке,
вновь дождь идет, беру свой зонт,
а мне б податься в край тот райский,
вдруг улететь за горизонт,
здесь петь в неволе - не резон,
но все мечты мои напрасны
и не попасть мне в край прекрасный,
а здесь пропасть, от боли стон
я издаю, а не пою,
дрожу на ветре я листом,
вопрос наивный: "Что потом?",
уж никому не задаю,
где край тот дивный, что мне в нем,
свои позиции сдаю.
Пела канарейка
в клетке золотой,
ей бы петь на ветке
средь листвы густой.