Между миром и войной. Повесть

         Прадеду Трофиму посвящается.

Все как-то с мыслью не собраться,
Да и в душе какой-то сбой,
Как жить и как не потеряться,
Когда и мир убит войной?
Почили многие в те годы:
Кто ни за что, кто за дела,
Двоякой в памяти народа
Осталась та крестьян война.
И с каждой новой нашей властью
Всплывает нужный эпизод,
Кричащий о былом несчастье,
Все повернув наоборот,
Где чья-то роль со знака минус
Перетекает в жирный плюс,
Где истина проходит мимо -
Герой вчера, а завтра трус.

                - 1 -               

Тамбовщина, - где был и не был,
Те дни в младенчестве не в счет,
Когда был сослан летом к деду,
Но долг пред предками зовет
Раскрыть их душу, мысли, действа,
Какими славны земляки,
Вразрез бездушным лицедействам,
Дешевым фильмам вопреки.
Быть может есть места и краше,
Где больше солнца и тепла,
Но все ж негоже память нашу
Сводить до полного нуля.
 
Седой туман послушно тает
С горластым криком петухов,
Когда с востока солнце встанет
И новый день вот-вот готов
Своих минут отсчет небыстрый
Начать с крестьянского двора,
Что здесь стоит лет двести-триста,
Где плещет мелкая Ира.
Не широка, не величава,
Но вдруг с заснеженной зимой
Явит с кончиной ледостава
И норов непокорный свой:
Зальет луга, но то во благо -
Наполнит соками траву,
А для скота того и надо,
Заждался, стоя во хлеву.

Весна природу пробуждает,
А та крестьянина будить, 
Апрель с погодой намекает:
Пора и в поле выходить.
Уж все готово: упряжь, плуги
И конь, хоть стал за зиму худ,
Но все же рад и не подпруге,
Что просто со двора ведут. 
Мужик мозолистой рукою
Лоб троекратно осенит,
С поклоном неизменным к полю,
И бога истово молит:
Чтоб и не гневался всевышний,
Не слал ни град, ни суховей,
Не скажет слов в молитве лишних
И гонит в поле сыновей.
Хоть ртов немало, но и рук
В семье крестьянской боле вдвое,
Лениться, право, недосуг
Весной и страдною порою,
Чему с младенчества приучен
И каждый член большой семьи,
Не обходилось и без взбучек
Кнутом пониже чуть спины.
 
Тяжел их труд, труд хлебороба,
Но то ж во благо, для себя
И рады донельзя, ей богу,
Когда колосья теребя
Своею гордою походкой
По краю поле обойдут,
Завидев милую молодку
Рукой махнуть не преминут.
Пора за косы, время гонит,
Не упустить бы должный срок,
И вот уже пшеница клонит
Под визг косы свой стебелек.
Еще немало потрудиться
Придется, прежде чем за стол
С хлебами новыми садиться,
Бывает, что и снег пошел.
Но это праздник непременно,
В любой семье, в любом дому,
Глава семейства неизменно
Прочтет и господу хвалу,
Хлеб свой насущный преломляя,
Чему способствовал и бог,
Людей по жизни направляя,
Неважно, милостив иль строг.
Вот так и жили по старинке,
Как сотни лет тому назад,
Хлебали квас иль воду с крынки,
Всему бывал крестьянин рад.

Все изменилось в одночасье,
Когда от западных границ
Пришло нежданное несчастье:
Какой-то там австрийский принц
Убит с супругою и царь
Ввязался в бойню – надо было?
Но наш российский государь
Решил прибрать еще проливы,
Как будто мало и земли;
И вот с российских деревень
Забрили всех, кого смогли,
Не в добрый уж для многих день.
Призыв: за бога, за царя
Вначале всех воодушевил,
Но вскоре поняли, что зря,
Когда пришел черед могил,
Когда десятками подвод
Везли увечных и больных,
Войной пресыщенный народ
Был зол на недругов своих;
На ту зажравшуюся знать,
Что вопреки крестьян желаниям
В чужбину слали умирать,
Смертей добавив ко страданиям.

Тут череда двух революций,
Затем гражданская война
И чтоб сказал старик Конфуций
Вдруг пробудившись ото сна?
Но все проходит: мир не мир,
Не так уж много и стреляют,
Но все ж достаточно задир,
Что на безвластье уповают.
В деревнях ждут своих родных,
Земля и бабы заскучали,
Не все здоровых и живых
Мужей и братьев получали:
Кто на своих двоих приходит,
Кто ковыляет на одной,
Кого слепым и друг приводит,
Но, слава богу, что живой.
Зимы конец, весны начало,
Еще снега лежат в полях,
Но как-то легче будто стало -
Войны проходит прежний страх.
Вот и герой повествования
Лет пять как дома не бывал,
С весною радость утром ранним
Явил Семен для тех, кто ждал.
А ждали мать, отец с сестрою, -
Два брата сгинули в войне
Еще при старом, царском строе,
Но жили вроде не в нужде: 
Имелась лошадь, коровенка,
Да птиц с десяток на дворе,
Ждала кобыла жеребенка,
Но то к осенней лишь поре.
Таких дворов в деревне двадцать,
Не всяк ухожен и богат,   
Уж кто как смог, а если вкратце:
Не знаешь кто и виноват.

Все как обычно: обнимания
И слез безудержный поток
Убитых братьев в поминанье,
И к жизни горестный упрек.
Но вот в светлице стол накрыт,
И радость лица обуяет,
Когда уже и пьян, и сыт
И к разговору подвигает:
«Пока, Семен, с отрядом красных
Ты кровь на фронте проливал,
От тех речей Советов страстных
И пшик один для нас настал.
А уж кричали на собраниях:
Уря, уря, - долой царя,
Погрязли в лживых обещаниях
И что теперь для нас земля?
Пахать и сеять им в угоду -
Отбросим комиссаров блажь,
Какая выгода народу? -
По продразверстке все отдашь». -
- «Война, отец, теперь иначе
Все будет, только подожди,
Коня прикупим вместо клячи
И сих речей здесь не веди.
За что боролись, погибали,
За что и кровь я проливал,
Земли вам вдоволь нарезали -
Такого от тебя не ждал», -

Семен сказал довольно строго, -
Впервые ссорился с отцом,
Но солнце светит за порогом,
А он не так дурен лицом.
Сменить стремится обстановку,
К тому же холост, баб не знал
За все те годы, что с винтовкой
В обнимку после боя спал.
Своею легкою походкой
На край деревни держит путь,
Свидания с прежнею молодкой,
Чью в снах частенько видел грудь,
Он жаждал снова, как в те годы,
Когда и сам еще юнец
На посиделках недотрогу
Все ж уломать сумел стервец.
Клялась дождаться, но боялась
Что не придет Семен с войны,
Разубедить себя пыталась,
Но сколь быстры девичьи дни.
Все ж вышла замуж, – овдовела,
Недолог счастья был удел,
И мужа, к слову, не хотела
Пускать в пучину ратных дел.
Но не судьба – чрез год известие,
Что муж за бога, за царя
Пал на чужбине, - много чести,
Чтоб спать с женой ее любя.

Любила мужа – не любила,
Теперь уж Насте невдомек,
Коль все в душе похоронила -
Не снился боле муженек.
А тут Семен пред ней здоровый
И прежних чувств идет волна,
Смирила стыд, а с ним и норов,
В своих деяниях вольна:
«А возмужал, но прежний Сенька
Нет-нет, а взглядом проявит,
Седой чуть-чуть, совсем маленько», -
Настасья нежно говорит.
Рукой коснулась посребренных,
Но прежде смоляных волос,
В ее глазах, глазах влюбленных,
Прочел Семен немой вопрос:
«А любишь ли, как было ране,
Простил ли, что не дождалась,
Иль все жива на сердце рана?
Ответь же, вся уж извелась».
И на немой вопрос такой же,
Немой по сущности ответ,
Который сердце растревожит,
Но, право, лучше его нет.
Завидным, долгим поцелуем
Семен себе за все воздал,
Дивясь тем думам прежде всуе,
Что сам себе порой внушал.
Он любит, нежно и любим
И только смерть теперь разлучит,
Не даром богом он храним,
Чего лишен был - все получит.

Хоть и не венчаны, но жили –
Ушел к Настасье на постой,
С отцом о том поговорили
И тот явил им норов свой:
«Грешно невенчанными знаться,
А как дите, что будет с ним?
Ублюдком будет прозываться
И жить с прозваньем будет сим».
Но нет церквей, давно закрыты
И вместо церкви Сельсовет
(Воистину Христом забытый)
Бумагу дарит, кому в свет
По божьей воле появиться,
Или печать на новый брак,
И как в народе говорится:
Печать поставит и дурак.

Вот и Семен семьи начало
Решил оформить, пусть хоть так,
А то и впрямь уж стыдно стало,
Что незаконный с Настей брак.
Главою сельского Совета -
Знакомец прежних юных дней,
Бывало, прежде до рассвета
Они в компании парней
Гуляли лихо и задорно,
О чем и вспомнил в этот час
Авдей, с льняной повязкой черной,
Скрывавшей прежде карий глаз:
«А помнишь Грушу, дьяка дочь,
С которой ты перед войной
Уединяться был не прочь,
Теперь с двумя детьми вдовой
Живет у мельника в батрачках.
А ведь красавицей была,
Но все ушло и на подачках
Одних лишь кормится – дела…», -

Авдей сверкнул здоровым глазом, -
«Тут продотряд на днях у нас
И вот что, Сеня, нам бы сразу
Покончить с мельником на раз.
Но вот беда - людей и нет
И ты, как красный наш боец,
Помочь бы должен, - мой совет
Уж соглашайся. - Твой отец
И так в Губкоме на примете,
За речи, скажем, не совсем
Приятные, за что ответит,
Но ты способен между тем
Спасти отца, семью, себя,
Да что там, нужные знакомства
Враз заимеешь не зазря,
Что отразится на потомстве», -
Авдей напомнил, что на днях
В уезде многих расстреляли,
Припомнил и Гордеев шлях,
Где убиенных оставляли, -
«Так что на завтра будь готов
И к мельнику пойдем на хутор.
Будь у него поменьше ртов
Не пережить ему и утро».

                - 2 -

Семен курил в ночи, и думы
Сон разогнали в одночас:
«Что дальше в жизни моей будет,
За что так бог не любит нас?
За что нам все эти невзгоды
С войною, кровью он послал?
Устал за эти долги годы,
Что не хотел, но воевал.
А лучше ль стало как Николку
В столице свергли? - может зря,
Покуда, вижу, мало толку
С того, что скинули царя».
Бумага с должною печатью
Семену выправил Авдей,
Лежит на полке над кроватью
И с ней все ж как никак теплей.
Сейчас, в обнимку с новобрачной,
Смотрел безмолвно в потолок,
Страшась картин и боле мрачных,
Но что поделать тут он мог?
А сон на смену тихой дремы
Под утро все-таки пришел,
Хоть без видений сладких, томных,
Но и без мрачных, страшных зол.

Чуть свет и стук негромкий в дверь:
«Вставай, Семен, пора в дорогу,
И ждут хоть нас, но и поверь,
Возьмем зерна довольно много», -
Авдей и восемь городских
В кожанках, с легким перегаром,
Чужие и среди своих,
Готовы шарить по амбарам.
Средь них и женщина одна -
Жена ли, баба комиссара,
С короткой стрижкой и худа, -
Такую не захочешь даром:
Глаза косые, даже очень,
Очки не скроют сей изъян,
С которым неразлучны очи,
Но видно богом он ей дан.
И если бы не лихолетье,
Сидеть бы век ей все в дому,
Кому нужна с пороком этим,
Ну, право слово, - никому.
 
На мельницу неблизкий путь,
Да и дороги не просохли,
Засели все ж таки чуть-чуть
С возничим, с полусонным рохлей.
Подворье мельника стоит
Особняком и за забором
Авдей неистово кричит,
Придя сюда с мандатом вора:
«Эгей, Лукьяныч, отворяй,
Пришел черед твой, мироед», -
В ответ собаки только лай,
Да глуховат немного дед.
«Ломайте!», - баба приказала, -
И под напором дюжих плеч
Задвижка, скрипнув, затрещала,
Мирян не в силах уберечь.
Лукьян, седой уже, но крепкий,
Крестьянский сын из крепостных,
На удивление к жизни цепкий,
Сумел себя, своих родных
Не только должно содержать,
Но и к другим являл заботу,
Как мог старался помогать,
Платил исправно за работу.
Кулак, и прозвище пристало
К таким как он, а все за что,
За то, что спал порою мало,
Борясь с нуждой и нищетой.
На склоне лет построил мельню,
Вот тут бы только жить и жить,
Но не успев сходить к обедне,
Как тут пристало и тужить:
Царя убрали, ну и ладно,
Но что за власть теперь у нас
С политикой довольно странной,
Где все с амбаров чистят враз.

«Ну что, Лукьян, по доброй воле
Зерно отдашь какое есть?
Поверь, противиться на горе,
Могил таких как ты не счесть».
Старик хотел было и вилы
Схватить, чтоб хлеб свой отстоять,
Но вдруг осел, возможно, силы
Ушли и вилы не поднять.
Но тут вдруг Груша – бой-девица,
На пришлых с бабьим кулаком,
И больно бьет, и сильно злится
На тех, что вкруг над стариком:
«Да как земля вас только носит,
Не могут сеять и пахать,
А только просят, просят, просят
Скорей зерно свое отдать.
Да как не дед, куда податься
С детьми мне малыми тот год,
В канаве сдохнуть и валяться,
Да ты спроси вокруг народ,
Никто худого и не скажет,
Лукьян помочь всегда готов,
Себе скорей в куске откажет
И предоставит людям кров».

Семен стоял, глаза потупив:
Все правда, что ни говори,
И с ним бывал подобный случай,
А может два, а может три.
Лукьян с добрейшею душою
Всегда приветлив и учтив,
И в долг помелит, а порою
Простит все, денег одолжив.
А Груша, видя, что напрасны
Слова ее, - что в стенку лбом,
С лицом в слезах, но все ж прекрасным
С Лукьяном удалилась в дом. 
Не так и много - на телегу
Мешков хватило в этот раз,
Уже по талому, по снегу
Пошли в обрат не торопясь.
«Довольно мало, надо боле.
Я вот что думаю, Авдей,
Поедем прямо через поле,
А ты дружка отправь скорей
С тем что набрали прямо в город,
Глядишь и засветло домчат,
Да дай винтовку, будет повод,
В лесу полно лихих ребят», -
Приказ от бабы с укоризной
Всему отряду прозвучал,
Еще ни разу в своей жизни
Семен от баб того не знал.
Но делать нечего, с возницей
Проезжим трактом через лес
Везет неправую пшеницу,
Кляня себя, что в это влез.

                - 3 -

Лес на Тамбовщине всегда
Являл все прелести природы,
Где волки правда иногда
Страх вызывали у народа.
Тамбовский волк – ну кто же спорит,
Но тут сокрыт глубокий смысл,
Не только волк тебя подловит,
А и с двуногим зверем риск
Столкнуться случай предоставит
Лицом к лицу – бывает так,
По вам и тризну тут же справит
Заезжий малый и вахлак.
Важна здесь воля и сноровка,
Чтоб побороть внезапный страх,
Ну и обычная винтовка
Не будет лишней в тех местах.
Семен с возничим неспеша
Вояж чрез лес свой продолжают,
Чистейшим воздухом дыша,
Но не они одни вдыхают,
А также двое молодцов,
Обрезы вскинув, сдвинув брови,
И все понятно аж без слов:
Не обойдется тут без крови.
«А вот и мерзкие иуды
Наш хлеб ворованный везут.
Степан, излечим от простуды
И закопаем сразу тут», -
Степан подходит, взгляд суровый,
Но и Семен отнюдь не трус,
Винтовка рядом, выпад скорый,
И парню выправлен прикус.
Тут и возничий шанс им дарит -
Коня ударил побольней,
По кочкам, лужам лесом шпарит,
Оставив с носом тех людей.

Молчун-возничий наконец-то
И глас свой хриплый показал:
«Уж думал все, пришел капец нам,
Но бог в обиду все ж не дал.
Антонов, скоро как с полгода,
В лесах собрал большой отряд,
И бают много там народа,
Кому пути уж нет назад».
На том умолк, за всю дорогу
Не произнес и пары слов,
Лишь бормоча про непогоду
И что не слишком то здоров.
Семен впервой услышал имя:
«Антонов – кто же он такой?
Какую сторону он принял -
Эсэров, партии иной?», -
Сам он не очень разбирался
В перипетии смутных дней,
Довольно то, что жив остался,
А завтра к Настеньке своей.
Его удел - земля и воля,
А там уж, как и повезет,
Смирился с богом данной долей,
Даст бог и дале проживет.

В уездный город уж под вечер
Вкатили, - конь не чуял ног,
Добро хоть склад был недалече,
Едва-едва добраться смог.
Семен здесь был перед войной,
Все изменилось – хуже стало:
Нет кабака, где на постой
Могли прийти с отцом устало,
Продав пшеницы целый воз,
А то и два – как уродит,
И хоть Семену не до слез,
Но что-то в душеньке свербит:
Повсюду грязь и запустенье,
И нет той шумной толчеи,
Что здесь бывала в воскресенье,
Да и в простые тоже дни.
Складской работник во хмелю
Велел мешки снести к амбару,
Платили раньше по рублю,
Теперь таскать пришлось им даром.
Но что предстало им внутри
Задело парня за живое,
Уж, как и что не говори,
Впервые видел он такое:
Зерно разбросано, в грязи
И мыши скачут под ногами,
«Какой же пьяный паразит
Здесь управляет всеми вами?», -
Семен с досады лишь вздохнул,
Но надо думать о ночевке,
Припомнить тут не преминул
С кем бился вместе под Каховкой.

Иван жил рядом, дом большой,
Где и детей в семье порядком,
Но друг был принят как родной,
Хотя и им жилось несладко.
Накрыли стол, тем что нашлось,
Бутыль с крепчайшим самогоном,
Неважно елось и пилось
Тогда в стране с большим уроном.
Когда ночной по небу странник
Зенит свой нехотя прошел,
Тогда Семен, тех дней посланник,
В глазах Ивана все прочел.
Напрасно тот все горячился,
Ссылаясь только на войну,
Но выпив, вмиг разговорился,
С оглядкой, правда, на жену:
«Ты прав, Семен, за что боролись?
Чтоб нами лодырь понукал?
Да этой ненасытной своре…
Эх, кабы знал не воевал».
От тех речей в душе Семена
Еще больнее во сто раз,
Но вспомнил Настю, батю дома
И гнев по-тихому угас.

                - 4 -

Не столь и важно, как обратно
Свой путь проделали с утра,
Не очень может и приятно,
Но вид знакомого двора
В душе Семена как заноза
Бедой вечерней прозвучал,
Иль затаившейся угрозой,
О коей не подозревал.
В нее он нехотя поверил,
Лишь дверь Настасьи на замке,
И звук приглушенных истерик
В тот час услышал вдалеке.
Чем ближе к дому, тем слышнее,
Отцовский двор на диво пуст,
И словно с пустотой темнее,
Но двор и сам наводит грусть.
Слышны из дома причитания
Сестры и матери своей,
И тут приходят в осознание
Тревоги предыдущих дней.
 
В светлице, - будто почивает,
Отец недвижим на столе,
В углу сестренка причитает
И мать как будто не в себе.
Смерть все морщины расправляет -
Отец лежит и странно тих,
Свеча в руках, а с плачем тает 
Прощальный поминальный стих.
Впервой, пожалуй, за все время
Семен отца тут разглядел:
Чуть лысоватое уж темя
И волос сильно поседел.
С пятном кровавым на рубахе,
Еще в посмертное белье
Не облачен, а поп - тот в страхе
Забыл про божье ремесло.
Настасья подошла неслышно,
Безмолвно за руку взяла,
Сквозь всхлипы еле-еле дышит
И на крылечко увела:

«На счастье или на беду
Вчера уехал ты, Семен.
Какую б бог послал судьбу
Останься хоть на пару дён?
Пришли под вечер, уже пьяны
И комиссарша тут как тут
С кривым в очах своим изъяном,
И все к амбару враз идут.
Отец топор схватил – за ними,
Поранил двух, но лишь слегка,
Стреляет баба, но все мимо,
А вот Авдей наверняка
Заряд свой выпустил не глядя,
Как будто в пса его всадил,
Мать в волоса вцепилась бабе -
Все тот Авдей и оттащил.
Забрали все, все под чистую,
Но не о том теперь тужить,
Забрали жизнь и жизнь родную,
И как без бати будем жить?».
 
Нет никого средь нас, пожалуй,
Кто б боль утрат не испытал,
И в час, как близкого не стало,
Ты с опозданием осознал,
Что не услышишь, не увидишь,
Того, кто прежде был с тобой,
Невольно словом не обидишь,
Не встретишь позднею порой.   
И часто толком и не знали,
Кого теперь уже и нет,
Поняв лишь с привкусом печали,
Себя кляня и белый свет.
Как поздно все же понимаем,
Кого навеки мы теряем.

«А ведь не знал тебя я, батя,
Бывал и крут, но лишь в семье,
С чужим обычно слов не тратя,
Средь мужиков все в тишине.
Не в час урочный разбудила
Несправедливость правый гнев,
Что прежде все душа хранила,
Попутно разум не успев», -
Строгая доски гробовые
Все размышлял Семен над тем,
Как дальше жить в года лихие,
Когда житья и нет совсем.
Погост, где предки почивали,
Был в тихом месте на холме,
И часто местные не знали
Кого зарыли при луне.
Хватали по доносам разным,
Всего лишь день и скорый суд,
Могилам счета безымянным
Уж нет давно, а все несут.
И приговор исполнят рядом -
Не нужно далеко ходить,
А про церковные обряды
Не стоит даже говорить.

Вот и отца без покаяния
Зарыли утренней порой,
Утихли слезы и стенания,
Что накануне день-деньской
По всей округе раздавались, -
Пришла и дальняя родня,
Похоже искренне печалясь,
Убийцу матерно браня.
И вот печальное застолье, -
За ним усопший не сидит,
Лишь хлеб слегка посыпан солью
На стопке с водкой возлежит.
Прошли поминки и забудут -
Кого чрез день, кого чрез год,
Кого простит, кого осудит
В миру оставшийся народ.
Недолговечна наша память
О тех, кто прежде с нами жил,
Рутина быта всех затянет
И тут уж впрямь не до могил.
Бывает так, но не повсюду,
И бог нам только лишь судья,
Одной гребенкой всех не будем
Чесать, в беспамятстве виня.

В ночи луна стальным багрянцем
Холодный свет на землю льет,
Зима с последним в лужах глянцем
Весне бразды передает.
Пора на пашню, заскучали
И руки по родной земле,
Но не уйти никак печали
От горькой думы об отце.
Семен к Авдею ночью темной
Свершить благую месть идет,
И мысль о том не будет долгой,
Коль смерть отца и душу рвет.
Авдей, по счастью, без семьи -
Ни нравом, ни лицом не вышел,
Дом на отшибе у реки
И вряд ли кто и что услышит.
В сенях задвижка не помеха -
Удар ногой и дверь с петель,
Авдею, право, не до смеха,
Глазам не верит, но поверь,
Что зло к тебе всегда вернется,
Засов и стены не спасут,
И должной карой обернется
Ни где-нибудь, а прямо тут.

Авдей ногами все сучил,
Хрипел, узнав в кромешной тьме, 
Когда Семен его душил,
Поняв, что это не во сне.
Хоть убивал Семен немало
За эти годы на войне,
Но чтобы так, как здесь предстало,
Ужасней может и вдвойне:
Глаза в глаза и взгляд Авдея
С мольбой и страхом пополам
С минутой каждой все мутнее,
Душа и вовсе где-то там.
Уже мертвее мертвеца
Приятель бывший – ныне враг,
Но рук с презренного лица
И не убрать ему никак.

Пришел домой и всем понятно,
Где был, что сделал их Семен,
Глаза отводит, неприятно
Узнать, что думают о нем.
Но слов совсем не прозвучало,
Как будто так должно и быть,
И это сил ему придало,
Чтоб продолжать хоть как-то жить.
Сестра пришла, неся обрез:
«Отцов, хранил все на базу.
Бери, Семен, и лучше в лес
Уйти и переждать грозу».
Недолги сборы: хлеб, картошка,
К Настасье только заглянуть,
Где свет горит с утра в окошке
И на разбойный править путь.

                - 5 -

Беда ли, горе наступает -
Куда не знаешь повернуть,
Лес приютит и помогает
Забыть о горестях чуть-чуть.
Укроет лес еловой лапой
От сплетен и от лжи людской,
Но и бывает тихой сапой
Ведет проторенной тропой
Опять к войне, что забываться
Немного стала в эти дни,
Хоть недосуг и улыбаться,
Но вроде мирные они.
Ведет, не спросит: а кому-то
Нужна опять тревоги дрожь?
И как нигде здесь почему-то,
Что и забыто обретешь.
Затвора лязг и грубый голос
Прервет лесных раздумий ход,
И по спине невольно холод
От звуков памятных пройдет.

Неспешно ветви раздвигая,
С кривой улыбкой на лице,
К Семену четверо шагают
Путь преграждая, - он в кольце:
«И кто такой с утра пораньше
Покой надумал наш прервать?
А ну-ка, обыщи-ка, Ваньша,
А ты не вздумай и бежать.
Постой, не тот ли это малый,
Что Степке выправил прикус?
Пожалуй он. Что, мало-мало
Струхнул, а вроде и не трус?
Сведем, однако, ко старшому,
Пусть сам решает, как с ним быть:
В расход иль отпустить до дома,
Не нам о том уже судить».
Обрез отцов, а вслед картошка
К лесным собратьям перешла,
И по проторенной дорожке
Судьба Семена повела.

В лесной натопленной избушке
С утра и каша на столе
Трудами худенькой старушки,
С платком цветастым на челе.
Но едаков не так и много:
Степан, Порфирий да Матвей,
Едва за ложки – взгляд к порогу
На появившихся гостей.
«Вот, принимайте, задержали.
Не твой знакомец ли, Степан?
Поймали, словно и прознали,
Что делать с ним, скажи, братан?», -
Но прежде, чем Степан поднялся,
Матвей его опередил,
К Семену бросился, обнялся
И вновь прибывших устыдил:
«Да что вы, братцы, это ж Семка,
Я с ним три года воевал,
Да ка б не он и головенку
Срубил казак мне наповал.
Да, брат, такое вот бывает,
За власть Советов свою кровь
Все здесь на фронте проливали,
А ныне прошлая любовь
К Советской власти испарилась,
Их благодарность видим к нам,
Вся в продотрядах проявилась
И мужики все по лесам.
Вот и тебя, видать, прижало.
Ну что ж, прошу, садись к столу,
Серчать на Степку не пристало,
Он мстит за дом и за семью».

                - 6 -
 
Много в дни те мужиков,
Власти впредь не доверяя, 
Ищут правду средь лесов,
На обрез лишь уповая.
Есть терпению предел,
Хоть веками на Руси
Мирный пахарь все терпел,
Власть браня лишь на печи.
Но уж коль расправит плечи,
Коль взыграет злобой кровь,
Тут уже напрасны речи
Про любовь и нелюбовь.
Тут на бога и на случай
Уповай не уповай,
Норов грозный и могучий
В нем проснется невзначай.
Если смерть как надоели
Все, кто грабит мужика,
То Степанов и Емелей
Русь явит еще сполна.

Но не все ж в лесу скрываться,
Хоть здесь сытно и тепло,
Надо делом заниматься,
Коли время подошло.
И не грех бы с комиссаршей
Поквитаться бы за все,
Вот и шли походным маршем
В близлежащее село.
Невелик отряд Матвея -
Семь винтовок да обрез,
Больше б молодцев имея,
Так давно б покинул лес. 
Но с утра прибег мальчонка:
«Тятя, тятя, к нам в село
Продотряд пришел с бабенкой,
С той, что глаз в раскос свело.
Ходят, рыщут по амбарам,
Все как есть зерно метут,
Не гнушаясь даже старым,
Где и кур с собой берут».

Продотряд с обозом малым
Шел проселочным путем,
С ним конвой солдат усталых
Восседает кто на чем:
Кто на бричке с комиссаршей,
Кто в телегах матерясь;
«Нет уж врешь, пшеницей нашей
Уж насытитесь вы всласть», -
Вслед Матвей со злобой шепчет,
Выстрел глухо прозвучал,
И пошло – никто не вечен,
Не убит, но и упал.
Правы те или неправы,
Кто на малый тот обоз
Тут напал, но и управы
Здесь на них и не найдешь.
Двое ранены в конвое,
Остальные все в бега,
Комиссарша дико воет,
Но в мгновение глаза
С болью милость получили,
И теперь не косит взгляд,
Впрочем, кровью все заплыли:
«Не жилица, свят, свят, свят», -
Молвил кто-то, стоя рядом,
И из жалости добил,
Вслед своим недобрым взглядом
Душу в небо проводил.

Все удачно получилось, -
Весь обоз назад в село,
Где с утра все и случилось,
Ночью с радостью пришло.
На дворах и не веселье, -
Уж не чаяли вернуть,
Впору в праздное безделье
Жизни ход свой окунуть:
Без зерна не будет хлеба,
А без хлеба и не жизнь,
Сколько не смотри на небо,
Сколько богу не молись.
От села и благодарность –
Всех с отряда на постой
Пригласили – это малость,
Все, что мог народ простой.

Солнца луч едва заглянет
В щелку ставен по утру,
Как петух уже затянет
Свою песню по двору,
Потревожив кур беспечных,
Покидающих насест,
Да и пар от дел сердечных
Отрывает с теплых мест.
Недосуг в младые лета
За часами им следить,
Так и ходят до рассвета,
А когда же и любить,
Как не в те чудесны годы,
Когда девок и парней
По велению природы
Тянет к любушке своей.
И война им не война -
С поцелуем все забудешь,
За ночь все придет сполна,
Что и было не осудишь.

Вот и в доме, где Семена
Отрядили на постой,
Еще до света уж гомон:
Видно, парень холостой
Возвращается с гулянки,
Хоть не спал, но лаской сыт
Ладной девушки смуглянки,
Но об этом промолчит.
Знает, может раз последний
Миловаться с ней пришлось,
Как услышал, что намедни
С продотрядом тут стряслось.
И обрез уж наготове,
Что успел и ей сказать,
И теперь уже на слове
Парня деве не поймать.
Будет день и будет пища,
Свет пребудет или тьма,
Смерть костлявая ли сыщет -
Бог лишь ведает – война.

Да, война опять стучится
На простой крестьянский двор
С недовольством на столицы,
Что неново с давних пор.
Нрав крестьянина суровый
Не один познал наш царь,
А в Москве, по слухам хворый,
Знал ли новый государь,
Или как там при Советах
Называют - Пред. ЦК,
Что и прям-таки со света
Выживают мужика?
Знать то знал, но как-то надо
И республику кормить,
Громким лозунгом в награду
Постарались все решить.
Не прошло, как ни пытались,
И мужик по горло сыт –
Поздно, впрочем, догадались,
Что добра и не сулит.
Полыхнуло по уездам,
По губернии пошло,
Тут конец благим надеждам –
За топор взялось село.

                - 7 -

Не успел Семен умыться
По утру водой с ключа,
Как с околицы уж мчится
Тройка резвая, бренча
Колокольцем с медным звоном, -
Вот уж что и тешит слух,
С важным с виду коногоном,
Разодетым как петух.
Впрочем, тройка непростая,
Пулемета черный ствол
Все глядит округ пытая:
Может случай подошел
Проглотить из длинной ленты
Сотню медных удальцов
И скосить в сии моменты
Забубенных наглецов.
Но, похоже, не тот случай
В это утро наступил,
Возчик встал в свой рост могучий
И селянам объявил:

«Сам Антонов, как прослышал
Ваших подвигов рассказ,
Пожелал под эти крыши
Нынче прибыть и зараз
Собирайтесь добры люди
В этот час на общий сход,
Командир наш речи будет
Говорить для вас народ.
Против мерзостных Советов
Поднялся и стар и млад,
И не слушайте наветов
Комиссаров и их баб», -
Тут из брички невысокий
Вылезает человек,
Бледный с виду, черноокий,
Не подумаешь вовек,
Что пред ними сам Антонов,
А уж слухов про него,
Как про витязей про оных,
Что несет невесть чего
По уезду и округе
Слухом жившая молва,
Впрочем, больше, как о друге,
Вот и к ним дошла сюда.

В ладной форменной кожанке,
С блеском чищенных сапог,
Поднимаясь на тачанку 
Оглядел народный сход:
«Здравы будьте, мужики!
Наступило ваше время.
Быть при бабах не с руки
И пора бы встать на стремя,
Чтоб за волю постоять,
За свободу от Советов,
Комиссаров всех прогнать;
Бог поможет, так до лета
На Тамбовщине и духа
Этих прихвостней Москвы
И не будет, а до слуха,
Что отряды, мол, малы,
Так не верьте. – Нас уж тыщи,
Поднимается мужик,
И за все, поверьте, взыщем,
Гнев воистину велик».

Слов ли этих в подтверждение,
Иль и по случаю, но тут
На краю села движение
И чрез несколько минут
Все село волной людскою
Колыхает тут и там,
С одиночною стрельбою,
Слышной где-то по задам.
Сотни три, четыре, пять
Конных едут неспеша,
Да, такое может вспять
Повернуть всю власть круша.
Здесь не только пулеметы,
Но и пушек пару штук,
Ну а следом и пехота
Замыкает дальний круг.

                - 8 -

Безмерной радости народа,
Пожалуй, не было конца,
И к вящей воли сумасброда
Толпа собралась у крыльца,
Где бородатый мужичонка
Писклявым голосом вопил,
В руках держа свою шапчонку,
О чем Антонов попросил:
«Свести, кто прежде был замечен
В своей активности к властям
Для разговора ближе к речке
И дожидаться его там».
Довольно много накипело
Обид к властям за этот год,
Кого лишь краешком задело,
Кому и горя полный рот.
Чрез час к условленному месту
Под крик и ругань мужиков
Вели актив, связав их вместе -
Кого сыскали меж дворов.
Седой, угрюмый секретарь
И комсомолец-паренек,
Таких что разве только встарь
Вдвоем и встретишь средь дорог,
Где старость с юностью бродили
По весям матушки Руси,
Где их молитвы доходили
До всякой, кажется, души.
Но тут не тот, пожалуй, случай,
Да и молитвы не спасут,
Куда ни глянь – мрачнее тучи,
Кто их ведет на скорый суд.   

Какой хулы на них не вылил
Кричащий прежде мужичок,
Что пожилой всю брагу выпил
И что подох его бычок,
Во всех своих, чужих несчастьях
Готов его был обвинить,
И изъявил свое согласие
В том, чтобы тут их и убить.
Старик-партиец равнодушно
Глядел и только желваки
На скулах бегали послушно,
Его желаниям вопреки:
«Да, Никодим, я и не чаял
На что способен – ты ж мне сват,
Ведь первый сам бандитов хаял,
А тут и кум ты им, и брат».
Но глас его услышан не был,
Удар прикладом и лежит,
Струится кровь и взгляд на небо
С предсмертным вздохом устремит.
А над парнишкой издеваться
Решил собравшийся народ,
Он было в стороны кидаться,
Но не пускает, скалясь, сброд.
Растерян – только начал жить,
Еще и женщины не знал,
А тут и что уж говорить,
Печальным видится финал.

Бойцы Антонова по кругу
Пихают саблей наголо
И неизвестно сколько будут,
Коль уж теперь на них нашло.   
Парнишка верит и не верит,
Что это вовсе и не сон,
Но сабли взмах иной отмерит
И совершить земной поклон.
Упал, но жив еще пока,
Слеза в глазах его блестит,
Поднялся, - смачная слюна
В лицо ближайшего летит.
Тут люди вовсе озверели:
«На крюк, на дерево его!», -
Стремглав к бедняге подлетели
В тисках безумья своего.
Тут уж и крюк к веревке ладят,
И тащат к дереву мальца,
Вот-вот на крюк его насадят
Напротив отчего крыльца.

Из дома мать и причитанья
По всей округе раздались,
И не дай бог таких страданий
Нам пережить за нашу жизнь.
Тут выстрел, - стихли стоны, крики
И парень, дернувшись, притих,
И словно Янус многоликий
Прочел над убиенным стих:
«Да кто вы звери или люди?
Побойтесь бога, он ведь там,
От милосердия не убудет,
И не всегда ведь «аз воздам», -
Семен с дымящимся стволом
Идет сквозь строй на них не глядя:
«Ну вот, какой-то дуболом
И всю обедню спортил, дядя».
Не осознав в порыве гнева
Своих деяний страшный ход,
Зачем же требуем от неба
И жизни сладостный исход?

                - 9 -

И вот, наверное, с полгода
Семен скитался по лесам,
Пришло достаточно народа,
Но и вернулось по домам
Примерно столько же – удача
То улыбнется во весь рот,
Явив коня заместо клячи,
То ровно все наоборот
И то, что было потеряешь,
От новых ран болит спина
И чаще ночью размышляешь:
И что же это за война?
Куда девалось благородство
И правда пламенных речей?
Кругом сплошное сумасбродство,
Разврат и пьянство средь ночей.
Советов мелкие отряды
Побили – честь невелика,
А из Москвы на это глядя
Послали красные войска.
И вот уж нет походных маршей -
Мужик все больше по лесам,
Сухарь гнилой заместо каши
С тоской и страхом пополам.

Уж больно люто командиры
Пресечь решили этот бунт,
И красноармейские мундиры
Снуют по селам там и тут,
В заложники, не разбирая,
Берут и баб, и стариков,
Кого-то, правда, отпуская,
Кому и приговор готов.
Куда ни глянь: то тот, то этот
Ушел к Антонову в леса,
И за мужей своих в ответе
В деревне целая семья.
Короткий суд, а с ним расправа,
Под монотонный бабий плач
Поставят влево или вправо,
Уж как решит властей палач.
Но большей частью стариков
Другим стреляли в назидание,
Кто помогал со лживых слов
Хоть чем неправому восстанию.

Серпом средь звезд явился месяц,
Дорожку в речке проложив,
Закончив путь по дальним весям
Семен домой, покуда жив.
Отряд их начисто разбили
И против кадровых частей
Не устоять и все как были
Ушли, - на милость ли властей,
Или родные земли бросив,
Подальше счастья поискать,
Теперь уж никого не спросишь
И одному в ночи шагать.
Нашлись и те, кто в покаянье
Готов предать былых друзей
И от властей им в оправдание
Бумага с кучей подписей.
Так и Антонова убили
И этой буйной головой
Свою, возможно, сохранили,
Кто предал летнею порой.

Огонь неяркий в доме отчем,
Горит лампада у икон,
Не спят в нем этой темной ночью,
Проходят тени вдоль окон.
Семен стучит в стекло чуть слышно,
Соседский пес сквозь сон ворчит,
И хорошо, что стук не слышен,
Пес лаем ночь не огласит.
Коня во двор и не решился
Ввести – оставил у реки,
За лето так с ним подружился,
Что без него как без руки.
Не раз в бою спасал Семена,
И только его быстрый ход
В конце концов довел до дома,
Но кто вот в доме его ждет?
К Настасье сунуться – опасно,
Приметна любушки изба,
Хоть брак их с Настей и негласный,
Но на селе вся жизнь видна.
По этой, по другой причине,
Но первый к матери визит,
Такой не видел мать доныне,
Добро что в голос не кричит:

«Ой, Сема, горькая судьбина
На нашу выпала семью;
Беда одна не ходит мимо:
Настасью и сестру твою
Забрали ироды с уезда, -
Алену сразу на возок
И в город, - Настя у разъезда,
Сидит в амбаре долгий срок.
Ее вначале и не брали,
Но тут бумагу на ваш брак
В избе Настасьи отыскали,
Нашел какой-то там дурак.
За что?», - и слезы полились,
Морщины сгладив на лице,
В потемках молча обнялись,
Прощаясь на родном крыльце.

                - 10 -

Прилечь бы, баньку истопить,
Забыть о страхе на крови,
Кваску холодного испить,
Но мысли праздные в ночи
Уходят – близится рассвет,
Луны осколок все бледнее,
Не за горами солнца свет
И что задумано труднее
При дне грядущем совершить, -
Одна лишь ночь ему подруга,
И не хотел так дальше жить,
Но все вращается по кругу:
«Опять в леса – добро б один,
Но с Настей будет трудновато,
А как родятся дочь иль сын?
Пойти и сдаться – поздновато.
Да и припомнят все грешки,
А разговор у них короткий,
Не доведут и до реки,
А шлепнут тут за изгородкой».

Амбар – узилище плененных,
Других строений в стороне,
Где сон конвойных утомленных
Ему напомнил о войне,
Когда к германцам на разведку
Он полз в ночи за языком,
Не раз, не два и очень редко
Назад к своим порожняком.
Щекочет нервы неизвестность,
Холодный пот по лбу струит,
Но скрытый лаз, знакомый с детства,
Успех как прежде посулит.
Стоит беспечный часовой -
Ничто беды не предвещает,
Хоть и не мертв, но и живой
Свой пост у двери покидает,
Когда и связан – кляп во рту
И не слышны его мычанья,
Ужо получит поутру
И не простое замечание.
С трудом Настасью отыскал
Семен в амбарной черноте,
Все встали, здесь никто не спал,
Что в непривычной тесноте
И было бы довольно трудно,
А все вели, вели, вели,
Браня заложников прилюдно,
Своей заложников земли.

Открыты двери – кто куда,
Кому какое выйдет счастье,
Кому злосчастная судьба,
А кто и избежит напасти;
Что ждет, лишь ступишь за порог,
Что день грядущий уготовит?
Не будет милостив и бог,
Когда по новой всех их словят.
Но жизнь других сейчас не в счет,
Спасти Настасью нужно прежде,
Лишенной чувств ее несет
К реке, где конь его надежда.
Буланый ждет, главой кивает
И мордой трется о плечо,
Неужто вправду понимает,
Что и нести ему еще
Вдобавок квелую девицу,
Хоть ноша и невелика,
Но все же начинает злиться,
И глаз косит на седока.

Проезжий шлях не в этот раз
И безопасней бездорожье,
Где любопытных меньше глаз
И правишь лишь под взором божьим.
Обильно выпавшей росой
Встречает утро и туманом,
Еще день-два и под косой
Трава, пьянящая дурманом,
Послушно ляжет – жиг-жиг-жиг
Затянет песнь коса по кругу,
И с давних пор любой мужик
Ее лелеет как подругу.
На смену утру полдень знойный
С соленой жаждой на губах,
И конь в испарине зловонной
С двойною ношей на верхах.
Вода – чудесный дар природы
Своей прохладою манит,
И тень листвы, подобно своду,
Прохладу эту сохранит.
А вкус сей влаги первозданной
Уводит от былых тревог
Хотя б на время, что и странно,
И взгляд Семена не так строг
Едва лишь жажду утолил,
Припав к прозрачному потоку,
Поодаль и буланый пил,
Подмяв зеленую осоку,
Все фыркая, главой мотая,
И глаз на женщину кося,
И до конца не понимая:
«Зачем она им тут нужна?».   

Настасья все еще не может
Свободой надышаться всласть,
В душе сомнения все гложут:
Не спустит сей побег им власть.
Куда податься, что им делать? –
Армейских всюду много рож,
Неужто так и будешь бегать
Покуда где-то не помрешь?
Но умирать похоже рано,
Есть выход, шанс хоть невелик,
Но на сей шаг довольно странный
Наводит тут цыган-старик,
Что появился перед ними,
Ведя коней на водопой,
Властями прежними гонимый
За непокорный норов свой.
«Привет, Зобар, забыл меня?
Я Настя, - дочка кузнеца.
В деревне нашей ты три дня
Скрывался в доме у отца.
Тогда девчонкой я была,
Но не забыть твоих мне фраз
О том, чтобы судьба свела,
Теперь прошу, укрой и нас», -
Она с надеждой посмотрела –
Суров и хмур Зобара вид,
Но получила, что хотела -
Улыбка по лицу бежит
У престарелого цыгана,
Вглядевшись, женщину обнял,
Из памяти былую рану
Слезой скатившейся прогнал.
 
«Ай, Настя, - сроду б не признал,
Красавицей какою стала.
Кто ж с дома отчего погнал?
А, впрочем, и таких немало.
Добро и зло идут по кругу,
Сплелись и крови нет конца,
Я помогу тебе и другу
Во имя памяти отца».
Дитя дорог и внук стихии -
Повсюду дом ему родной,
Всю жизнь кочует по России
С веселой шумною толпой
Своих сородичей, и табор
Здесь у реки его стоял,
И как не случай, не узнал бы
И Настю, если б повстречал.
А на Семена все ж с опаской
Глядел задумчиво старик,
Но углядев с какою лаской
Настасьин озарился лик,
Лишь та на зов его ответить
Спешила, к мужу подходя,
Никто не будет так на свете
Бросаться, вовсе не любя.
 
Цыганский табор возле речки
Разбил свой скромный бивуак,
И звон гитар, подруг их вечных,
Весь вечер душу услаждал.
Нашлась и старая одежда
Для вновь прибывших – ну а как,
Ведь надо вид сменить им прежний
И стать похожим на бродяг.
Не скоро край войной объятый
Покинул с табором Семен,
Кибиткой правя, как завзятый
Сын вольной вольности и Дон
Уже остался позади,
Да и других земель немало
Пришлось с Настасьей им пройти,
Но и повсюду счастья мало.
Кому и где на землях Руси
Живется вольно? – кабы знать,
Повсюду смех с оттенком грусти,
Другого и ни дать, ни взять.
И не одни они тогда
Места родные покидали,
Война была то, не война,
Но люди все же пострадали,
Кто от Антонова бойцов,
Кто от частей их усмирявших,
И земли дедов и отцов
Политы кровью, может зряшной…

                - « » -

И что осталось от тех лет
К печали родственников вящей,
Так это прадеда портрет,
Да образ Спас животворящий.
На снимке хоть не молодой,
Но все ж имеет бравый вид:
Усы вразлет и с бородой,
Сидит и взглядом нас сверлит,
Пытаясь словно бы сквозь годы
Потомкам что-то передать,
Но все молчит, такой был сроду,
А нам в наш век и не понять…

                КОНЕЦ.