***

Столы были одинаковые: круглые матово-прозрачные столешницы на тонких ногах с изящным изгибом стоп. Стены ровные, с картинами в узких  рамах, до краев полные снега, ослепительно белого, собирающегося в крупные пучки сахарной ваты. Казалось, достаточно легкого движения воздуха для того, чтобы снег перевалил    через ненадежные картинные рамы и засыпал пол с отблесками света от вытянутых потолочных ламп. Представив это, я повела плечами и плотнее закуталась в тёплое кружево палантина. Мы ждали. Ты держал кисточку и сосредоточенно проводил линии на листе тонкой рисовой бумаги. Линии от глубокого черного до светло-серого цвета  скрещивались, переплетались, шелестели сочной зеленью древесных листьев, вздыхали радужными крыльями бабочек, отражались в струящемся потоке горных рек. Я завороженно следила за движением твоей руки, боялась прикоснуться к чашке с остывающим чаем и неловким движением нарушить Чудо сотворения мира. Ты опустил кисточку в блюдце с растекающейся тушью - и лиловая  капля упала на широкое крыло стрекозы, грациозно изогнулась её стройное тело, готовое к полёту в неподвижной вечности. Облака белыми перьями прорезали яркую голубизну неба, огромного, бесконечного, всеобъемлющего. Если долго смотреть в такое небо, можно окончательно потерять голову, и, кажется, я сделала именно так. Взглянув на тебя, я вдруг поняла, что пора - ты   отложил кисточку в сторону и устало облокотился на  поблескивающую металлом спинку стула. Не в силах ждать дольше, я встала. Ты тоже поднялся, снял с плечей соседнего стула пальто и подал мне. Твой шарф, по-змеиному свернувшийся  в клубок, остался неподвижен, и я не посмела предложить тебе взять его с собой.

              Мы направились в сторону выхода, двигались медленно, плавно, стараясь не задеть столы, обступившие  нас плотным кольцом. У дверей на секунду задержались, на одну только секунду, но за эту секунду успела натянуться и лопнуть тонкая кожа первой  каштановой почки:
Мы шагнули навстречу рассеянным снам,
У которых бледнеют к рассвету края.
Раздвигая тугие стволы камышей,
Потревожили воды Великой реки.
В спелом яблоке нет даже страха вины:
Мир лежит на ладони пшеничным зерном.