Еминем

Что сахар озябшей?  Век уставшей?
Длинный путь в конце которого
наши не наши?
Снег под ногами долго хрустел,
свет заката мало грел,
ветер гудел, мозг шумел, пах, конечно, зудел,
и мир неписанных новелл скорбел.
Упала, сломан копчик.
Руками машет, варежками, скользко очень.
Что осталось из этой странной книги вычесть,
когда глобус, как компас, хаотичен?
Меня прочти.  Мою симпатию.
Найди маленькую шубу в стратосфере.
Слева от меня Нубия,
справа рифы, залив, все близко.  Им.
Присыпанный порошей несбыточности регион,
и опустевший наполовину газа баллон...
Исаянц искрится сверху пятипалыми:
Мне нужна нежность,
иди ко мне Еминем.

Вода ледяная,
Надя ледяная, 
озеро в бирюзе,
снотворного мне налей.

Он накладывает грим.  Спецназовский ременной балдахин,
он прошел карантин еще там, в теми низин.
Скоро выходить пора, падать в парашюте с вертолета пора.
Ремни, щитки, ременной топор,
плащ-палатка.  Как летают?
Как падают, когда не умеют летать
и не умирают?
Когда нервы до упора и много миль
вниз обещают.
Укорочен автомат в пальцах твердых
приклад.
Лететь вниз или падать?  Небо в алом маке.
И в полумраке ума нет мест отваге.
Страх кличет.  И в сердце раки кусают кус превыся.
Конечно слаб, но если встал над бездной мира,
это по ступенькам полз туда как изверг, ирод,
портупея спину жгет, ремень сминает.
Он ее называет?  Нет, он немой.  Нет.
Он будет разбиваться, как я, до тех пор,
пока не увидит в снегу солнца апельсинки.