Вороной. Океан в стакане воды

Дом и двор у бабушки в Байловке и обычные, вроде, и в то же время таинственные. Вот так идёшь в сарай, пристроенный к бане, гнёзда куриные проверить, а находишь старый серп с отполированной временем ручкой и клеймом мастера, который выковал его в 1897 году. Берёшь в руку, тяжёлый. "Мужицкий, -  поясняет бабушка. - там, на стене, поменьше есть. А то руки этим поломаешь". Или огромый глиняный кувшин с округлым дном, почти с Еву ростом. Кувшин подвешен на толстой верёвке к балке. Чтобы качнуть его, Ева наваливается всем телом и лишь сантиметров на пять отталкивает висящую махину от точки равновесия. "Маслобойка это. Масло пахтать" - бабушка доит козу Нарядку. "Вот как. Пахтать... пахтать, пахтать", - ворочает Ева в голове это мягкое, глуховатое, увесистое слово, повторяет шёпотом. А это Ева знает - уздечка. Она пахнет лошадью. Сейчас не крепко. Ева вдыхает этот суровый и родной аромат и вспоминает Вороного.
    У Вороного белая звезда на лбу, большие тёмно-карие глаза с длинными ресницами и мягкие губы. Еве нравилось смотреть, как папа сильными и добрыми движениями чистит чёрные бока Вороного. И это его "фр-р-р", кажется, сейчас и сдует. Ева его уважала. Вороной был верховым, но при необходимости, изредка, исправно шёл в упряжке. Конь был серьёзный, мог и за колено куснуть, если седок ему сегодня не нравился. Получить его признание было нелегко. В семье при случае вспоминали, как Вороной забил волка, пришедшего во двор морозной зимой. Но главное, Вороной был умный и надёжный. Жил он в райценре Пичаево,  служил, как и папа Евы, в милиции. Как-то раз зимой бабушка сильно заболела. Мама быстро собралась, кинула в сани, устланные соломой, большущий тулуп, укутала в него, как в гнездо, Еву и Лану, села и поехала в Байловку.
    "Н-но!" - И цокнула языком. Ух, как Еве нравится этот звук, но повторить его так же жёстко, звонко и громко она не умеет. Сани переваливаливаются по заснеженной дороге, пока не выезжают на накатанную колею. Вороной идёт рысью. От тепла, запаха сена с овчиной и лёгкого покачивания Ева дремлет. Пробуждается от толчка - Вороной всхрапнул и рванул галопом. Ветер свистит над воротом тулупа. Ева неловко приподнимается посмотреть, в чём дело. В сумерках на белом-белом поле видит собак,  молча бегущих за санями. Много. Посчитать не успевает, мама толкает - лежи, и бросает поводья.
- Выноси, Вороной!  Йе-э-э-эй!
    Если бы Ева знала, что значит выражение "душа дрожит", наверное, она тогда так и описала бы свои чувства. Быстро темнеющее небо, дробные удары копыт по укатанной дороге, шуршание и скрип полозьев, повороты, от которых Ева то наваливается на сестру, то упирается в натянутую полу тулупа, тревожно оглядывающаяся мама... И волки.
    Ближе к Байловке стая отстаёт, опасается заходить в село. По улице, точнее, по порядку Вороной сбавляет ход, пофыркивает, отдувается, качает гордой головой. Ну, вот и дома. От коня идёт густой пар. Мама быстро заводит Вороного в ворота. Выпрягает из саней, разнуздывает, накрывает попоной, хлопает по крупу и пускает походить по двору.
    Таким Вороной и остался в памяти Евы - большой, чёрный с белой звездой на лбу, сильный, суровый и верный.