Сквозь огромного дерева тень. Поэма1

отвергая навесу хулы и управы,
и принимая огни их затей,
словно солнце - весенние травы!
ты безмерно любила детей.
как лучи его - листья ласкали,
ты их кудряшки ласкала рукой,
и даже девы на небе взалкали -
быть волшебной и доброй такой.
(в самом Элизиуме потеряли -
златые статуи прежний покой).
ну а я обожал твои руки,
как возможно вообще обожать,
я испытывал колкие муки,
когда не мог их ко шее прижать.
ты носила длинющие юбки,
ты любила на юбках цветы,
твои длани столь белы и хрупки -
словно береза белесая ты.
живу я во стане на блуд богатейшем,
и здесь тонут без всяких пробоин,
а я восхищался твоим ликом чистейшим -
хотя я лика того не достоин.
я позабыл что сей мир - омерзенный,
и перестал сию мерзость хулить,
возможно законы  вселенной -
все нужны - чтоб тебя воплотить.
все светила, скопления пыли,
миллионы годов немоты,
потому-что богиню Всея посетили -
твоего лика немые черты.
и возможно, несмотря на земные упадки,
ты всем девицам - клише тиражу?
впрочем это всего-лишь догадки,
и о них я тебе не скажу.
(я твои расписные перчатки -
крепче собственной шеи держу.)
эта быль многи души убила,
я был свидетелем многих смертей,
но в том-же мире, всё в том-же - любила,
ты безмерно любила детей.
сбегались они ко девичьей красе,
и в мгновенья прекрасные эти -
ты им пела, и слушали се -
восхищенные пением дети.
у окошка ты вешняя застывала,
над цветами, не опал ни один лепесток,
и как природа великая - поливала -
во горшке неприметный росток.
он тянулся к тебе лепестками,
лепестки на свету распустя,
мне кажется точно такими руками -
мадонна держит нагое дитя.
я боялся к тебе прикоснутся,
что-бы с пороком не быть в унисон,
и я боялся - внезапно проснутся,
и понять что всё это был сон.
и ты любила меня незабвенно,
дышала томно со мной визави,
в мире всё было просто и тленно -
кроме нашей великой любви.

2

среди пёстрых народных гуляний -
я как на готической фреске вампир,
но при красотах твоих изваяний -
стал прекрасен и радостен мир.
но я помнил каково - ненавидеть,
столь контрастна сего знания сень,
это как - одновременно увидеть,
места там где ночь, и где день.
от приземленности освободится,
уж никого из людей не виня,
при этом помня презренные лица -
что хулили и били меня.
во мне неба как в могиле не стало -
помню от боли и черни поник,
но ты из быта рукою достала -
мой усталый и горестный лик.
и я увидел простые ромашки -
как великолепие архитектуры,
а на свету твои гнедые кудряшки -
как Моисей Ханаанские муры.
я познал и хулу и презрения,
от людей поклонившихся блуду,
я осознал - моего духа творения -
бесполезно показывать люду.
за секунду стать гостем непрошеным -
легко среди изменившихся рож,
очень легко стать забытым и брошенным,
и проданным за маленький грош.
моё сердце почернело, в ночи -
так не чернеют небесные своды,
словно тьма человека со светом свечи -
меня окружили на душу уроды.
я оставил надежды на скопы телес,
всё что я делал - болел, ненавидел,
но словно свет со белесых небес -
я твои очертанья увидел.
и вот стою - во объятии неги,
блики солнца на стены ложатся,
очертанья белоснежной ноги -
рисовать, но никак не касаться.
я, в терракоте пальто, рубахи чёрная ткань,
на груди хризантема пригрета,
стихи о тебе во кармане...и длань,
а не чудится ли мне всё это?
боже душу мою пожалей -
коль сие - воспаление скуки,
(я наблюдал и движенья и звуки),
ты безмерно любила детей -
а я любил твои бледные руки.
что сжимали стихи, и слеза
пала каплей на короткую драму,
и ты на меня поднимала глаза -
словно спасённая дочка на маму.
от стихов моих - не поднимал,
никто свои пустоглазые лица,
этот мир омерзительно мал,
он и с ладонью твоей не сравнится.
люд был глуп и не знал доброты,
люд захватила не-разумности кома,
но того словно не видела ты -
теплым днем восхищенно влекома.
мы гуляли, и упадочный град
преображался во этом брожении,
и о душевном забыв искажении -
я был доволен, спокоен, и рад.

3

в один простой, обычный день,
я покинул неброскую сень,
снаружи было безлюдно и рано,
и как-то обычно - но странно -
ложилась наземь обычная тень.
день был статичен, циничен, обычен,
глаза суженьем отвечали на свет,
я вошел во твой дом что привычен,
я узнал что тебя больше нет.
я покинул твой дом, не чирикали птицы,
небо стало как в минуты дождей,
но не замечали всего этого лица -
во тщете увлеченных людей.
тут скопление галок взлетело,
чужда ты миру, его плутовству,
и он тебя - как инородное тело,
смел как ветер сметает листву.
тебя не стало, это вовсе не повод,
хоть на секунду заткнуть их чертог,
я представляю тебя - словно довод,
иллюзорности этих дорог.
ты была словно серая ночка,
что наступает лишь раз на сто лет,
и я ждал тебя, дурак-одиночка,
под белым небом ничтожная точка -
но не менялся совсем его цвет.
я в отчаянье не пал, только свет
изменился, в сознанье врезалось
размышленье: о господи, нет...
неужель это всё - показалось?
народ вкуса и духа лишенный -
впадал в раболепный кураж,
показалось - твой лик отрешенный,
это быть-может, обычный мираж?
нашептала среда? что на мысли немая,
но тот росток... он показал - она врет,
и я шагал его к себе прижимая,
как мать ребёнка не прижмет.
в парке плебс не толпился несметный,
я шатался, я тяжко вздыхал,
я идя - едва наземь не пал,
и я этот росток неприметный -
на лужайке простой закопал.

4

уходя - обернулся, прощанье -
только это с тобой суждено,
тут закопано - напоминанье,
о поре - коей быть не должно.
о тех часах которых здесь - не бывает,
о тех словах коих тут не молвят,
здесь за простое любя извиняют,
здесь за простое свирепо хулят.
не дарю я презренным презренья,
мне безразличен их серый поток,
мои навек захватил размышленья -
на забытой лужайке цветок.
он важнее всех ваших проблем,
в крыльях трещин, во лодках пробоин,
ибо он связан с возвышенным тем -
чего ваш гадкий мирок недостоин.
что подарком ко вашим сердцам -
сама Венера на землю спустила,
вам не понять всепрезренным слепцам,
чем ваши души судьба одарила.
но я не вы, мне слезы не унять,
я обличье ладонью закрою,
эту боль - никому не понять,
эту боль - никому не открою.
обернутся не смею, се муки,
воспоминания грани резки -
как лелеяли бледные руки -
эти тоненькие лепестки.
звёзды светят - но больше не те,
обернутся хочу, но невмочь,
я растворюсь во ночной пустоте,
я буду сам...аки тёмная ночь.

5

в парке были ночные ветра,
в парке были распевы дневные,
шли одиноко дожди проливные,
из под сени смурного утра.
этот парк меня видовал редко,
чаще видел он осень, зиму,
лишь случайная дева-эстетка
безболезно идет по нему.
(всё смотря как-же лепо виньетка
украшает косынки кайму).
мшиста зелень меж плит тротуарных -
проросла, среди лучей и дождей,
для муравьев и буках - легендарных,
и незаметных для взора людей.
раздавались народные смехи,
касался ветер восторженных плеч,
были радости здесь и потехи,
расставаний моменты - и встреч.
но в один день этот маленький город,
увидал многолетней тропой -
мужчину - показалось - немой,
хризантема, и поднятый ворот.
он стоял во неброском пальто,
людям было всё боле живее,
но дерев не касался никто -
что стояли на этой аллее.
незатронуты врубы коры,
устало вдаль тот мужчина взирает -
а там вдали кутерьма детворы -
на лужайке у древа играет.
размыты листья во солнца подсветке,
они от ветра - волшебно шуршали,
гущи крон тёмно-карие ветки -
над лужайкою той возвышали.
мужчина вдыхал этот ласковый день,
червоный мячик на поляне лежал, *1
через пышного дерева тень -
восхищённый ребёнок бежал.


***

сквозь огромного дерева тень -
восхищённый ребёнок бежал.




57


*1
на поляне - алый мячик лежал,

***

мужчина вдыхал сей возвышенный день -
смотря на ветви чудесные эти,
через вешнего дерева тень -
восхищённые бегали дети.

***

как раздавался под навесами веток,
детский чистый и ласковый смех.


***

Существует значительно улучшенная версия этого произведения, название: "Через вешнего дерева тень".