Венец подлунных странствий

(ночные сонеты к вечному другу)

1
Войди в мой сон: в мой жар, в мою остуду,
в прибежище мое, в мой дом и сад,
в мое пространство, полное засад
во времени, что их всегда и всюду
развенчивает... Ночи водоем
безмежен и наполнен без отказа
возможностями внутреннего глаза,
который мы, проснувшись, предаем;
и слышится роптанье океана
сновидческого и, нетерпелив,
он за отливом новый шлет прилив.
А так как этот мир не без изъяна –
из дыр его струится, из щелей...
Упейся им, проникнись, заболей!

2
Упейся им, проникнись, заболей –
водоворотом вычурных фантазий.
Увы, в скоропалительном экстазе
соития ты действуешь смелей...
Немудрено, когда одна ложбина,
один привычный вересковый ров,
две полусферы – да и всех миров...
А сновиденье, что ни глянь, чужбина,
доселе неизвестная земля –
гористая, лесистая, любая,
где эльфы избирают короля,
и мы несемся с ним, не огибая
разорванных холмов, лесов, полей,
пока соединяет нежный клей.

3
Пока соединяет нежный клей
те образы, что мы с тобой разделим,
лети за мной, как я за Ариэлем
и своего дыханья не жалей...
Стесненное объятьями Морфея,
оно снаружи тягостно, но в нем
таится многокрылия заем
у духов, птиц, стрекоз! Ничуть не фея –
жена чужая, девочка ничья,
совсем непримечательная с виду, –
в том мире обращается в Сильфиду,
в Ундину бесконечного ручья,
о коих, исчерпали чуть запруду
виденья ночи – миг – и я забуду!

4
Виденья ночи... Миг, и я забуду,
кем я была, в какой стремилась край...
Сновидец, еженощно умирай
и сбрасывай беспамятно по пуду
соленому, восхищенный ко мне.
К сияющему ауры покрою
влекись неосязаемой игрою,
как тянется сомнамбула к луне,
как к солнцу – цвет. Такое не потрогать,
и опадет, и упадет... Двуок, –
внезапный пробуждения рывок.
Мрак по стене размазывает деготь,
назавтра светы вышние черня,
задернутые занавесом дня.

5
Задернутые занавесом дня,
мы вместе с ним становимся серее.
Глотнувшему свободы с Эмпирея
что цвет мышиный, мышья западня?
Мы тени здесь. Элизиуму ночи
мы заложили, обойдя жреца,
прозрачно-многоцветные сердца, –
но к алтарю пробраться нету мочи;
и черепашьи делая шаги
в сем будничном лесу, мы спим как совы,
а попадая в дебри двойниковы,
кричим «ау!» и молим «помоги!»
Но, нас не замечая, льнут друг к дружке
древес гигантских корни и макушки.

6
Древес гигантских корни и макушки,
цветов великолепных образа,
озер священных нимбы и глаза –
Природа их своей сестре-дурнушке
вскрывается безумно, как Таро,
как зеркало – настойчивости мага.
И отступает бледная бумага,
слабеют руки, падает перо;
пред вспышкой красок, запахов и звуков
взор слеп, язык бессилен, в мыслях блажь –
рехнешься, отморгав и отаукав.
Сны прочие – так, частности, коллаж...
Тебе ж я предлагаю не игрушки!
А ты глубоко утонул в подушке.

7
А ты глубоко утонул в подушке,
а ты в ней, как в песке, зарылся, сник.
А твой неиссякаемый родник –
одно спасение моей речушке.
Я чувствую твой сон. Царевна Дрема,
Принцесса Греза и ночных основ
владычица – да! Королева Снов –
присели в ожидании парома
воздушного, чтоб все твое, – украв,
мой сон дразня возможностями встречи,
иль вообще лишая этих прав, –
сквозь облака нести, нести далече,
что растеряв, что спрятав от огня,
что в небе сокровенном схороня.

8
Что в небе сокровенном схороня
частичку сна, нам не расстаться с даром
и противостояния кошмарам,
и тем сетям, где просто чертовня –
я знаю хорошо. Но ловят губы
раскрытые во сне кого невесть.
А выпуклости? Могут так провесть
за них, случись поблизости, суккубы!
Я все же замечаю их возню.
Неровен час: и не прельстив, бесовка
на ниточку нанижет очень ловко,
ведь как-никак ты ото дня ко дню
влачишь их – целой ризы очевидец –
лохмотья собственных ночей-провидиц.

9
Лохмотья собственных ночей-провидиц
опутывают каждый шаг, как сеть –
останки, осужденные истлеть:
шифон, парча, шелк, бархат, бедный ситец...
Не береги их, сбрасывай, топчи,
царица мрака ими отвладела.
А мы – одно растерзанное тело
в пеленах под мерцание свечи!
Ты нынче неприветлив, сдвинул брови.
О, что оставил там, нагой малыш,
какие думы от меня таишь,
в меня вошедший капелькою крови
Адонис возрожденный, горицвет, –
пред собственной звездой держа ответ?


10
Пред собственной Звездой держа ответ,
сумеешь ли – здесь любящий другую,
меж ними пролагающий благую
дистанцию – сдержать двойной обет?
Здесь волен. Там одна тебе опека...
Не ошибись – дрожит моя рука,
не чувствуя пожатия – пока
идешь тропой Адама-человека!
Опять змеей с обилием колец
вползает ночь в мерцающем убранстве.
Ты – яруса высокого жилец –
меня в непостигаемом пространстве
целуешь, отводя любой навет,
но... в одиночку шествуя на свет.

11
Но в одиночку шествуя на Свет
по грустному отечеству – пророком,
воздевшим лик, рискуешь ненароком
в бездонность оступиться, как в кювет.
То сон без сновидений. Полынья
без месяца, без розы крестовина,
зима без елки, снежная равнина
без масленицы (хоть и без вранья...)
Чу, паводок предчувствует весенний
под снегом замерзающий мотив...
В мигание смертей и воскресений
Негаснущий Светильник обратив, –
спеши при вспышке лишний раз увидеть
(смотри не прозевай!) меня, сновидец!

12
Смотри не прозевай меня, Сновидец,
пока я здесь, пока меня обнять
еще возможно, сохраняя пять
способностей к таланту ясновидетъ,
и по рукам не разошлась другим
моих подлунных странствований повесть,
пока еще дневную нашу совесть
лучами не пронзает Элогим...
Пока бессильна власть Адрамелеха
над видевшим в гробу его закон,
покуда огнедышащий дракон
для дышащих любовью не помеха,
пока согласны сердце с головой, –
возьми мое дыханье, жизнь присвой!



13
Возьми мое дыханье-жизнь, присвой
начало завершающее, правь им.
Очистим, от превратностей избавим
инстинкт неистребимый шаровой.
Жемчужина, слезинка, анемона...
Кто каплю Океана углядит? –
из пены восстает Гермафродит,
Адама созидающий Кадмона.
Приснившуюся чепуху забудь,
Близнец, разъединенный с Водолеем, –
мы самую существенную суть,
собрав осколки, сопоставим, склеим,
и обратим в союз неродовой...
Войди в мой сон иль дай проникнуть в свой!

14
Войди в мой сон, иль дай проникнуть в свой –
в тот, исключенный из последних правил,
отколь ни Иоанн, ни Петр, ни Павел
не увлекут, не выведет конвой,
не выманит сомнительная сватья,
не заберет безжалостная твердь...
Рискуй, сновидствуй, репетируй смерть! –
и простирай крылатые объятья
в тот Сад, где спит садовница-жнея,
не ведая трудов и насыщенья
под Солнцем солнц... Виток развоплощенья
твоей Звезды – и я уже не я...
Исполни здесь сейчас мою причуду:
войди в мой сон – в мой жар, в мою остуду!

15  (ключ)
Войди в мой сон: в мой жар, в мою остуду, –
упейся им, проникнись, заболей,
пока соединяет нежный клей
виденья ночи... Миг, и я забуду
задернутые занавесом дня
древес гигантских корни и макушки.
А ты глубоко утонул в подушке,
что в небе сокровенном, схороня
лохмотья собственных ночей-провидиц,
пред собственной Звездой держа ответ...
Но в одиночку шествуя на Свет,
смотри не прозевай меня, Сновидец!
Возьми мое дыханье. Жизнь присвой.
Войди в мой сон... Иль дай проникнуть в свой.
                12октября-7ноября 2001