как жизнь несправедлива, мама-сборник

                ***
и это милосердье, мама?..
нет,  не дают тебе уйти
и держат  силою упрямо
на самом финише пути...
они не боги, просто люди,
в предназначенье  верят свято:
спасти, а дальше  будь что будет –
исполнись клятва Гиппократа!..
а где же милосердье, мама?..
ты боль и тень себя былой...
врачами птичьи килограммы
к земле привязаны иглой...
зверька ты раненного тише,
а в уголках закрытых глаз
ко мне слеза дорогу ищет –
души твоей безмолвный глас...
ты хочешь милосердья, мама?..
увы, узнать нам не дано...
ты ни письма, ни телеграммы
не шлёшь из сумрака давно...
на кресле сброшенной одеждой
лежишь, а кажется - паришь...
моя последняя надежда,
куда ты от меня летишь?..

                ***
лодка отплыла, лишь скрип уключин
из тумана – здесь, на берегу...
и озноб пронзительно колючий
по спине... кричу, но не могу...
вопль мой скорей похож на шёпот,
уплываешь, мама, ты куда?..
детских ножек безрассудный топот
в коридорах Страшного суда...
голоса живущих и ушедших
что-то тебе шепчут и кричат,
ты в ответ невнятно что-то шепчешь,
но о чём?.. устала отвечать...
лодку сносит в сторону теченьем,
мы лишь тени где-то там, вдали,
в белом облаке разлуки и забвенья
на последнем краешке земли...
твой отец ли, брат ли там на вёслах –
нам на берегу не разобрать...
остаёмся без тебя за взрослых,
ты ж плыви, чтоб вновь ребёнком стать...

                ***
отмучилась... застывший крик,
сошедший из полотен Босха...
глаза зажмурены... что в них?..
сталь заострившегося носа...
за этой маской вижу я
тебя, такую молодую,
когда по комнате кружа
ты пела песню мне другую...
была та песня про любовь,
про смерть там не было ни слова...
ту песню детскую готов
я бесконечно слушать снова...

                ***
                памяти мамы

как жизнь несправедлива, мама,
настолько милосердна смерть –
на посошок нальёт сто граммов
и всю дорогу будет петь...
всё время с мёртвыми общаться -
сопьёшься иль сойдёшь с ума,
но смерть не кажется несчастной,
хотя полно вокруг дерьма...
а жизнь подкармливает кошек
и ненавидит всех вокруг,
ей одиноко, пусто, тошно
и ни друзей и ни подруг...
ирония какая в этом,
что только повстречавши смерть,
жизнь с удивлением заметит,
как начал круг врагов редеть...
пусть жизнь несправедлива, мама,
но к людям милосердна смерть –
нет человека – только память
о том, как он пытался петь...

                ***
привыкаю к жизни без тебя
и смиряюсь с долею сиротской...
с грустью примеряю на себя
черные одежды первородства...
больше некому на линии огня
заслонить мой абрис на мишени,
мама, не возьмёшь теперь меня,
ты к себе, как прежде, на колени,
не обнимешь, песню не споёшь,
не сорвёшь мне веточку сирени
и в её соцветьях не найдёшь
пятилистник счастия весенний...
в окна льётся предрассветный свет,
только вот тебя на свете нет...

                ***
ангел смерти в армейских ботинках
меч несёт на правом плече...
в воздухе душном кружатся пылинки
как миллионы горящих свечей...
смерть-санитарка тела собирает,
грузит вповалку в телегу свою,
скальпелем ржавым без слов отделяет
души от плоти, погибшей в бою...
бой нескончаем и жертвы несметны,
мирные жертвы обильны как снег:
ангел по миру бредёт неприметно,
вслед за ним смерть с вереницей телег...

                ***
                памяти папы

мой грузный ангел, за каким плечом
в моей тени ты замер полутенью?
земному не подвластный тяготенью,
ты никогда не спросишь ни о чём,
ты лёгкий блик на тёмном отраженье,
на чёрном отражении моём...
ты вместе с мыслями и временем течёшь,
струишься в воздухе столбом мелчайшей пыли,
ты помнишь, мы отцом и сыном были?..
и это не отнимешь, ни вернёшь...
года плывут, как тучи, низко... мимо...
какая упоительная ложь
надеяться, что там,  за далью синей,
меня ты, как тебя я в детстве, ждёшь!..

                ***

тучные тучи над городом скучились...
тьма загустела, повеяло холодом...
небо по яркому солнцу соскучилось,
плачет беззвучно без всякого повода...
скучные тучи, а были вы молоды?..
вы доверялись ли ветру и случаю?..
зря вы сердито сверкаете молнией:
память хранит только самое лучшее...
каждый рождается крохотным облаком,
белым, невинным, прозрачным и чистым:
такими бываем на свете недолго мы –
грозы меняют нас всех очень быстро...
плачьте, не плачьте, всё скоро закончится,
вы в землю уйдёте живительной влагой...
анютины глазки на старом балкончике
глядят с фиолетово-жёлтой отвагой
на грозные тучи... когда всё закончится,
вновь выглянет солнце... бояться не надо...

                ***
                памяти мамы

я знал: отмерено немного
для нас с тобою общих дней
и смерть-старуха за порогом
войти желает поскорей...
она крала тебя частями
как опытный домушник-вор:
сперва забрала ум и память,
чтоб ты несла полнейший вздор,
потом взяла язык и ноги,
чтоб, неподвижна и нема,
в свою последнюю дорогу
молила смерть забрать сама...
но ты вцепилась в жизнь зубами,
полубезумна и слаба,
и непослушными руками
пыталась удержать себя...
оставил кто-то дверь окрытой
или отмычка подошла,
но смерть пришла с бейсбольной битой
и с ней ушла твоя душа...

                ***
не бойся смерти, каждый день
мы, засыпая, умираем,
вчерашний ты исчез как тень
тобой сегодняшним стираем...
того, былого, не вернуть –
поверх него другая фреска,
заметны контуры чуть-чуть
средь новоявленного блеска...
кора растёт за слоем слой,
уходим в годовые кольца
и расставание с собой
обыденней заката солнца...
не бойся смерти, каждый день
мы, засыпая, умираем,
вчерашний ты исчез как тень
тобой сегодняшним стираем...

                крик
                памяти мамы

остался высушенный крик –
крик Мунка в исполненьи смерти -
отточен ею каждый штрих,
ведь смерть творит не за мольбертом...
лицо твоё – автопортрет
старухи – антипода жизни,
тебя же на картине нет –
есть только ужас неподвижный...
ты цвета цинковых белил
с оттенком зелени и охры –
всё то, что я в тебе любил,
вмиг стало безнадёжно мёртвым...
глаза закрыты навсегда,
а рот распахнут как ворота –
как будто смерть зовёт туда
и хочет показать мне что-то...

                ***
я слышу время - в зал его
изгнал за тиканье из спальни -
будильник там стоит дневальным
и бдит секунды мне назло...
я слышу время и оно
шажками мелкими уходит,
минуты, дни, недели, годы
пропали где-то за спиной...
я слышу время за стеной -
бухтенье, шарканье и кашель -
мне приговор уже не страшен -
я всё своё ношу с собой...

                ***
куда теперь мне позвонить,
чтобы спросить: ну как ты, мама?..
твой номер навсегда закрыт,
хотя был в списке первым самым...
наш ежедневный разговор
был скучен и немногословен,
его могу я до сих пор
в мозгу своём прослушать снова:
что делаешь ты?.. – ничего...
что нового?.. – пока всё то же...
здоровье как?.. – нормально, но...
как вспомню, так мороз по коже...
мне больше некуда звонить,
чтобы спросить: ну как ты, мама?..
твой номер навсегда закрыт,
хотя был в списке первым самым...

                ***
в первый день рожденья без тебя
разбираю старые конверты...
тонкий сборник писем от меня
ты хранила бережно до смерти...
мама, мама, что я ни скажу
выйдет или пафосно, иль пошло...
я в воспоминаниях брожу,
в нашем общем недалёком прошлом...
на помин души цежу вино,
красный – цвет рождения и смерти,
бывшее недавно и давно
прячу в пожелтевшие конверты...
пялюсь безысходно на свечу,
шелестя исписанной страницей...
верить я в бессмертие хочу,
можешь этой ночью мне присниться?..

                ***
                памяти мамы

почему не снишься, мама, мне?..
что я сделал или что не сделал?..
стали серым пеплом на огне
все слова, что уж отшелестели...
горький дым мне выедает глаз,
застревая в опустевшем горле...
время общее закончилось у нас
и уже не воротится боле...