Электра на Тропе Азалий. Из Сильвии Плат

Электра* на Тропе Азалий.**

В день твоей смерти я зарылась в землю, ***
Там впала в  беспросветный сон,
Где пчёлы  в черно-золотых полосках
Пережидают зимние метели
Подобно культовым камням,
И  где земля тверда.
Хорошая была зимовка — аж на  двадцать лет,
Как если б и не жил ты никогда, а я 
На свет из  чрева матери явилась  дочкой Бога:
Её широкая постель  божественности пятна сохранила.
Ни в чем-то  не была я виновата,
Когда  червём вползла под сердце материнское опять.
 
Малюткой-куколкой, одетою в невинность,
Лежала я, и кадр за кадром твоя эпичная мне снилась жизнь.   
Пока ещё никто не мертв и  не в параличе.
И в чистоте всё происходит  безупречной.
Проснулась я,  на  Churchyard  Hill  проснулась.
Твоё нашла там  имя и нашла твой прах, 
Причисленный  к  по швам трещащему кладбищу,
Пятнистый камень твой  к ограде металлической приник.

В богоугодном этом заведеньи, где мертвецы
Сошлися в рукопашной, отсутствуют цветы,
Взрыхляющие  грунт.  Тропа Азалий тут.
А к югу от неё — заросший лопухами луг.
Шесть футов жёлтого песка тебя прикрыли.
Искусственные красные цветы дубравного шалфея
В пластмассовой корзинке у соседнего надгробья 
Недвижимы, не вянут,  не гниют,
Хотя дожди кровавую окраску с них смывают,
И  алая капель течёт с фальшивых лепестков.

Не этот красный цвет меня тревожит -
Мне досаждает краснота иного рода:
В тот день, когда твой вялый парус  пил
Дыхание моей сестры, морская стала гладь багровой,
Как жуткая та ткань, что матерью  развернута была
В день твоего в отчизну возвращенья.      
(Античная трагедия свои на время одолжила мне котурны).****
А правда жизни — вот:  раз,  поздним октябрем,
Раздался первый мой после рожденья крик,
И злополучный скорпион ужалил сам себя в головку;*****
Приснилось матери твоё лицо в морской глуби.   
(Актеры сохраняют  равновесье, замерев, и держат паузу, чтоб отдышаться). 
Я  в ход пустила всю свою любовь — но тут ты умер.
Твои гангрена кости сожрала, так мне сказала мать;
И как же, представляя это, могла бы  я взрослеть?
 
Я тень бесславного самоубийства,******
И бритвенное лезвие  тоски   в моем ржавеет горле.
Прости же ту, кто в дверь твою стучит, чтобы просить прощенья -
Твою, отец, собачку, дочeньку, подружку.
Ведь то моя любовь убила нас двоих.

1959

* Электра - в древнегреческой мифологии дочь Агамемнона и Клитемнестры, сестра Ифигении и Ореста, олицетворение неутолимой  жажды мщения за отца.  Излюбленная героиня греческих трагедий. В юности стала свидетельницей убийства  вернувшегося с Троянской войны отца  матерью и её любовником Эгисфом. Устроила бегство маленького брата Ореста из Микен.  Последующие семь лет своей жизни провела в трауре, не скрывая ненависти и презрения к виновникам смерти Агамемнона. После возвращения Ореста вдохновила его на месть - убийство  матери и Эгисфа. По Фрейду   «комплекс Электры» у женщин  соответствует мужскому «Эдипову комплексу».

** «Тропой Азалий» называлась дорожка Уинтропского кладбища, возле которой   похоронен отец  СП. Запись в её дневнике от 9 марта 1959 г.: «Ясный синий день в Винтропе. Ходила на могилу отца, очень тягостный вид. Три участка кладбища  разделены улицами,  всё сделано в  минувшие 50 лет или около того, уродливые грубые черные камни, надгробья рядом, как будто мертвецы спят голова к голове в богадельне. На третьем участке,  на плоской травяной площадке, выходящей на желтоватую пустошь, за которой тянутся ряды деревянных жилых домов, я нашла плоский камень: «Отто Е. Плат, 1885-1940». Совсем рядом с дорожкой, где он прямо под ногами. Ощутила себя обманутой. Велико искушение  выкопать его. Чтобы удостовериться, что он существовал и действительно умер. Как далеко он ушел? Ни деревьев, ни покоя, его надгробье притиснуто к чужому.  Ушла быстро. Хорошо, что я запомнила это место».
20 марта она записала: «Закончила... "Электру на  Тропе Азалий". Совершенными они никогда не бывают, но, думается,  хороши». И 23 апреля: «Должна отдать справедливость могиле моего отца. «Электра» выброшена из моей книжки. Слишком натянуто и риторично».

*** В 1950 году СП выиграла грант на обучение в Смит Колледже, где написала множество стихотворений и несколько  рассказов, за один из которых получила первое место в конкурсе журнала "Мадмуазель", и выиграла поездку в Нью-Йорк. По возвращении СП  впала в жесточайшую депрессию.  В августе того же года ей удалось взломать сейф, где мать прятала от нее снотворное. Оставив записку «"Я на прогулке, не теряйте меня, буду дома завтра", она  наглоталась таблеток, спустилась в погреб, забилась в угол под лестницей, где её в бессознательном состоянии нашли спустя  несколько дней.

**** В строках «В тот день, когда твой вялый парус...-  ...в отчизну возвращенья» (в оригинале 'The day your slack sail... - ... homecoming')   СП цитирует свой перевод из трагедии Эсхила «Хоэфоры».

***** СП, родившаяся 27 октября 1932 года, Скорпион по гороскопу.

****** СП полагала, что смерть её отца, Отто Плата, от гангрены (которую он мог, но не захотел предотвратить) была скрытым самоубийством.

Подробнее на livelib.ru:
https://www.livelib.ru/author/228694-silviya-plat

* * * * * * * *

  Electra  on Azalea   Path

The   day you   died   I went   into  the   dirt,
Into  the lightless   hibernaculum
Where  bees, striped   black   and   gold,  sleep out  the blizzard
Like hieratic  stones, and   the  ground   is  hard.
It   was good   for   twenty   years, that   wintering—
As if you   had   never   existed,  as if  I   came
God-fathered   into the  world   from   my   mother's   belly:
Her   wide  bed   wore the stain of  divinity.
I   had   nothing  to  do with   guilt or   anything
When   I   wormed   back under   my mother's   heart.

Small  as a doll  in my   dress of  innocence
I   lay dreaming   your   epic, image by   image.
Nobody   died  or   withered   on  that   stage.
Everything took place in a durable whiteness.
The day I woke, I woke on Churchyard  Hill.
I found  your name, I found  your bones and all
Enlisted in a cramped necropolis,
Your speckled stone askew by an iron fence.

In this charity ward, this poorhouse, where the dead
Crowd foot to foot, head to head, no  flower
Breaks the soil. This is Azalea Path.
A field of burdock opens to the south.
Six feet of yellow gravel cover you.
The artificial  red sage does not stir
In the basket of plastic evergreens they put
At the headstone next to yours, nor does it rot,
Although the rains dissolve a bloody dye:
The ersatz petals drip, and they drip red.

Another kind of redness bothers me:
 The day your slack sail drank my sister's breath
 The flat sea purpled like that evil cloth
My   mother unrolled at your last homecoming.
I borrow the stilts of an old tragedy.
The truth is, one late October, at my birth-cry
A scorpion stung its head, an ill-starred thing;
My mother dreamed you face down in the sea.

The stony actors poise and pause for breath.
I brought my love to bear, and then you died.
It was the gangrene ate you to the bone
My mother said; you died like any man.
How shall I age into that state of mind ?
I am the ghost of an infamous suicide,
My own blue razor rusting in my throat.
O pardon the one who knocks for pardon at
Your gate, father—your   hound-bitch, daughter,   friend.
It was my love that did us both to death.

1959