Евдокия

У кого-то воевали деды,
у меня – совсем, наоборот:
от начала до святой Победы
тётя Дуся в бой вела народ.

Собрала бабья по всей округе:
амазонки, - статью хороши!
О передник вытирая руки,
хором зашумели: "Запиши

всех по одному! А хочешь, - скопом!
Мы готовы прямо на Берлин".
- Вот лопаты, бабы,  рыть окопы
будем этой ночью как один.

Суетятся дети у окопов,
мамки роют ямы до зари.
Не видать врага из-за укропа,
Дуська вдруг окрикнула:
- Замри!

Вон, у той окраины, у леса,
вьётся незатейливый дымок.
- Дуська, то – Антон идет - повеса,
полюбовник и к бабью ходок.

Поздно спохватились. По укропу
засвистели пули, и одну
бабу подстрелили, знала чтобы,
как фашисты принесли войну.

Грохнулась на землю. Знамо, больно...
А малец сосёт у мамки грудь,
что твердеет на глазах безвольно,
и не вскрикнуть в поле, не вздохнуть...

До утра - работы. До тумана.
Только видят: танки тучей прут.
- Странно, бабы! Слышьте? Очень странно:
им не страшен замулённый пруд.

А потом пошла в работу АРТА,
Ни покрышки не видать, ни дна.
Жизнь людей поставлена на карту,
Но победа на людей - одна.

По одной, по две уходят бабы.
Кто ползком, кто на коленях, чтоб
не казался бабий выкрик слабым,
Заорали дети, целя в лоб

из рогаток, просто из каменьев
кто по танкам, кто-то по холмам,
только туча в небе, как знаменье,
показала беглый путь «волхвам».

Вот такие испытанья, братцы.
Вот такое, видите, житьё...
Это как же надо расстараться,
чтобы победить судьбы ворьё...

*

О фашизме мы не позабыли,
хоть прошло десятилетий семь.
Сколько сказок, сколько новых былей
рождено историей страстей

о войне, об испытаньях судных,
о побегах, пытках, о смертях...
Трудно было?
Было слишком трудно...
Но скажу сейчас о матерях,

что взрастили сыновей-героев,
и отправив на войну с врагом,
сами встали бабьим хрупким строем,
защищая отчий кров и дом.

Санитарки, снайпера, пехота
немчуру погнали на Берлин,
и за ротой погибает рота -
словно в небе журавлиный клин.

Под знамёна встали и под флаги,
пёхом, на броне или ползком,   
до Рейхстага пробирались фланги,
каждый перекресток стал знаком.

Добрым знаком был широкий Одер,
и Берлин стал значим на века,
Орден славы и Победы орден
принесла бурлящая река.

Над Рейхстагом заалело знамя,
под Рейхстагом кровь горит огнём,
и не знали матери, не знали,
кто теперь сыночков их вернет…

Только Евдокия не рыдает,
провожая журавлиный клин,
Для живущих – вечно молодая -
Памятник Отчизны. Исполин.