Подборка стихов - Паровозъ 9 - 2019
В этом выпуске собраны стихи семидесяти пяти поэтов и переводчиков, живущих в Петербурге или кровно связанных с городом на Неве. Это мастера очень разные по мировоззрению и стилю. У них несхожие родословные. Они вышли из зачастую противоборствующих студий и школ. Эти поэты готовы горячо спорить между собой по поводу предшествующих и сегодняшних ценностей. Битвы случаются не на шутку. Но почти все они — последователи “петербургской” поэзии в широком смысле этого прилагательного (как, впрочем, и многие их коллеги, живущие в Москве, Харькове, Омске, Бостоне…).
ОКУНЬ МИХАИЛ ЕВСЕЕВИЧ родился в 1951 году в Ленинграде. Поэт и прозаик. Окончил Ленинградский электротехнический институт им. В. И. Ульянова (Ленина). Автор сборников стихов «Обращение к дереву»(1988), «Негромкое тепло» (1990), «Интернат» (1993),«Ночной ларёк» (1998), «Слова на ветер» (2002), «Чужеродное тело» (2007), «Средь химер» (2011), «33 трилистника» (2016), «Февральская вода» (2018) и книг прозы «Татуировка. Ананас» (1993), «Ураган Фомич» (2008),«Каждый третий» (2017). Постоянный автор журналов «Звезда», «Волга», «Урал», «Крещатик». Стихи и расска-
зы публиковались в журналах и антологиях России, Германии, США,Финляндии,Бельгии, Украины на русском,английском и немецком языках. Шорт-листы литературных премий «Честь и свобода» Санкт-Петербургского русского Пен-клуба (1999) и Бунинской премии (2007). Лауреат премий журналов «Урал» (2006) в номинации «Поэзия», «Зинзивер» (2014) в номинации «Проза», «Футурум АРТ» (2016) в номинации «Проза». Дипломант V Международного литературного Волошинского конкурса(2007) в номинации «Крымский мемуар». Золотая медаль 2-го Международного конкурса современной литературы «Лучшая книга — 2010» (Берлин, 2011) в номинации «Малая проза». Лонг-лист Русской премии (2016) в номинации «Поэзия».
Михаил ОКУНЬ
* * *
Автобус скрипел и качался,
И к ночи пришёл на вокзал.
А он ничего не боялся,
Не плакал и горя не знал.
Косили незрячие глазки,
Был ликом подобен кроту —
В нелепой сидячей коляске,
Развёрнут лицом в темноту.
И нервничали и спешили,
Плацкартный на стыках дрожал.
А он в перевёрнутом мире,
Как маленький Будда, лежал.
* * *
Вечер на веранде. Над арбузом — осы.
Где-то за оградой — звонкий стук мячей.
Местная, Наташа?.. Тихие расспросы.
Озеро в тумане.
Мельничный Ручей...
Ничего не вспомню. К черту древоточцев! —
Ни интрижек дачных, ни футбола... Но —
Слева, под ключицей, заклеено листочком,
Спрятано от взглядов — родимое пятно.
* * *
Вот откроют наши коммуналки
Нараспашку, и экскурсоводы
Повлекут сквозь быт, родной и жалкий,
Стаи понаехавших народов.
Это — прокопчённой кухни яма.
Кран один, но всем — отдельный столик.
Графики дежурства прут из рамок
(Клал на них Витюля-алкоголик).
Там велосипед торчит из стенки.
Швейная машинка? — тети Насти ж!
Где футбол наш, сбитые коленки?..
Отворяй, Сергей! Иосиф, настежь!
* * *
Никого в «скворечнике» не лечат —
Никому и ничего не надо…
Тихо облака летят на плечи,
Точит дождик оболочку сада.
Обозначено пространство чётко —
Мерою всему проём оконный,
Схваченный ржавеющей решёткой;
Синий лес на заднике посконном.
Спи же в наблюдательной палате
На застиранной простынке серой —
Собственному миру адекватен
От укола до укола серой.
* * *
Жаркое лето десятого года.
В воздухе дребезг и запах бензина.
Два представителя разных народов
Вышли из магазина.
Смуглый таджик, «ЖКХ» на жакете.
Этот жару переносит легко.
А потому и несёт он в пакете
Хлеб, молоко.
Русский багровый. Полночи — в шалмане.
Солнце встречает бесстрашно и яро.
А потому в его брючном кармане
Ноль семь водяры.
Что мне до них, коль оркестрик лабает
В бедном мозгу?.. — я прибит и контужен.
Нищие голуби жадно хлебают
Из шагреневой лужи.
ПЕЧОРЫ, СЕЛЬМАГ, СЕМИДЕСЯТЫЕ...
Преодолевши боль в затылке,
Вхожу — не верится глазам:
Единственный товар — бутылки
С нелживой надписью «Бальзам».
Возьмёшь и спустишься в лощину,
На берегу ручья присесть.
Как вдруг из-за кустов: «Мущина!
У вас, конечно, выпить есть?»
Всё есть. Кругом чабрец и кашка.
Скажи волшебное «Сезам!».
Я молод. Местная алкашка
Вкушает из горла бальзам.
БРАЖНИК
Вот бражник сумерки взрезает,
Вращая мёртвой головой,
И вожделенно запускает —
Куда захочет — хобот свой.
Украшен жемчугами ночи,
Он полосат и мохновит.
Он бабочек ночных не хочет,
Взалкав изысканных сильфид.
Его душа полна соблазнов,
Теней его невинных жертв.
Он изощрён в любовях праздных,
Лишь поманит — и ты уж мертв.
Летит, летит ужасный бражник,
Во тьме запутывая след,
И отощавший свой бумажник
Сжимает, словно пистолет.
* * *
Выйти в утро, где дождик — что тёрка.
Понаслушаться трёп рыбачков,
Чей улов в самодельных ведёрках
Ты едва ль различишь без очков.
В ночь кого-то раздели у парка —
К нашей жизни он не был готов.
И сестёр пережившая парка
Поит-кормит бездомных котов.
* * *
Вся окрестность — точками и пятнами,
Будто постарался Поль Синьяк.
На скамейке с местными ребятами
Пьём палёный краденый коньяк.
В этом нету ничего хорошего,
Но народу скоро стану люб:
В тёмном парке, со шпаной подросшею,
Я стихи читаю для ютьюб.
* * *
У сидящих на скамеечке
Сигаретку не проси...
Как советские копеечки
В цепком счётчике такси
Годы щёлкают и щёлкают,
И на них управы нет.
Глаз прищуришь — а за щёлкою
Тьма заглатывает свет...
* * *
Какой закат висит над Ленинградом!..
На кухне мальчик, замерев без слов,
Стоит и смотрит восхищённым взглядом
На абрис башни у Пяти углов.
Пусть жизнь короткая, — но ведь умрём не сразу!
Ещё отец уходит «по делам»,
Ещё Разъезжая укрыта диабазом,
Ещё не выслан инвалид на Валаам...
* * *
С десяток книжечек за три-четыре года!
Пиит напорист — вровень со страной.
И сублимированная его природа
Признанья требует — и чтоб любой ценой.
Чем больше издано, тем лучше! — по-таковски
Он рассуждает, говоря со мной.
Хотя Эредиа и Комаровский
Вам подтвердят: достаточно одной...
* * *
мастера квадратной скобки
верлибрической строки
притязания не робки
и отнюдь не чудаки
совокупные тусовки
фестивальная возня
разноцветные кроссовки
ну и прочая фигня
бутербродики с фуршета
и слависты разных стран
текстов кластеры с планшета
светит слабенький экран
* * *
В этом городе всё продолжается,
Продолжается всё, как всегда:
Пешеход одинокий пужается,
В подворотнях стоят холода,
На Фонтанке бодаются лошади
С голым Клодтом, и в свете зари
С высоты смотрит Ангел на площади
Да глазеют в окошки цари.
Свидетельство о публикации №120030106051